Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 30



Обогнал, засигналил, остановился. Спешился и Антоша.

– Это ты?! Что тут делаешь?

– Ничего, – пробурчал, плохо видя его, Антоша. И более твердо, зло повторил. – Еду!

– А я тут мотоцикл оставил… как закончили ремонт, выпил маленько… уговорили за руль не садиться…

– Так ты пьешь?

– Нет. Пьяных я презираю. Пусть скорее вымрут – нам больше работы. И воздух чище. Но случилось, уговорили, поднял рюмку… – Он погладил руль "Хонды". – И вот забрал. Хочешь прокатиться?

– Нет.

– Я тебе предлагаю прокатиться! Я – на велике, а ты – на мотоцикле.

– Сказал – не хочу!..

Сашка снова как-то странно, криво смотрел на Антошу.

– Милый ты пацан… ты же ничего не понимаешь… а тоже! У меня украли инструменты… кейс и ящик из гаража… это две тысячи долларов. И мне бы хана, если бы не эти люди.

Антоша, насупясь, молчал.

– Ну и этот, Валька… длинный… привязался к Натке… Знаешь, когда к кусту подойдешь, где гнездо, птица отлетает в сторону, начинает чирикать. Мол, тут я, бери меня. Ты – к ней, а она дальше в сторону… отваживает от гнезда бандита… Вот и я… я же тебе объяснял…

– Какой он бандит! – наконец вырвалось у Антоши. – Он макарон.

Против тебя.

– Он макарон, да вот дружки у него… из ментовки… страшные мужики.

Это походило на правду. Почувствовав, что Антоша поверил, Сашка повеселел, потрепал его по голове. Кепка слетела в пыль.

– Что ты как азербайджанец? Что ты надел? Давай я тебе вот эту отдам, – и напялил на Антошку свой кепарь с прозрачным козырьком. -

Я и мотоцикл могу подарить. Хочешь? Прямо сейчас! Ты садишься на моего коня, я на твоего?

Антоша испугался. Такие невероятные подарки вдруг – ни к чему.

Что-то тут есть страшное. Он потребует что-нибудь не говорить или что-нибудь сказать. Ой, не ладно что-то, не ладно в отношениях Сашки с Наткой…

– Анекдот хочешь? – засиял спутанные зубами Сашка. – Сидят два еврея в камере. Один другому: слышь, зачем тут решетки. Кто сюда полезет?

– Привет Натке передать? – угрюмо спросил Антоша.

Сашка вдруг переменился в лице.

– Нет, я позвоню сам. – И вновь вылупив зубы, скороговоркой. – Не хотел говорить, не хотел, да тебе скажу… Она в сам деле дружит с

Оскаром, сыном Куфтика, в кино ходили, люди видели.

– Этого не может быть! – затрепетал Антоша.

– Что ты понимаешь! – Сашка зло сплюнул. – Всё может быть. Может, решила мне подыграть… да увлеклась. – И что-то еще он говорил, быстро-быстро.

На языке крутилось: а чего ж ты с девчонкой сейчас целовался?! Но, может быть, это как раз игра? По телеку показывают: целуются все подряд с кем ни попадя, да еще секундомером время засекают. Мама права: распустились люди.

Антоша приехал домой омраченный, в тоске.

– Что с тобой? – спросила мать. – Ты хромаешь! Ой, у тебя коленка черная! Подрался?!

– Да ерунда, упал!.. А где Натка?

– Быстро в ванную, промыть и йодом!.. Она пошла звонить Саше.



Натка вернулась, улыбается. Она сегодня очень красивая, только губы лишнего бордовой краской намазала. И скулы – розовой пудрой.

– Наташа, с тобой можно поговорить?

– Говори, – засмеялась Натка. Они сидели в детской комнате. Сестра вытянула из угла любимого тряпичного желтого льва за лапу и положила на колени. – Ну? Чего молчишь? Скажи "мяу".

– Брось со мной, как с маленьким. Я всё знаю. Ты сама-то знаешь, что все это игра… поп… и прочее?

– Конечно. – Она вскинула огромные глаза юной женщины и снисходительно улыбнулась братишке. – Все хорошо. Все о'кей.

– О'кей?

– О'кей.

– А тебе известно, что кей – это ключ. И что за дверью может ничего не оказаться, как в какой-то, не помню, сказке. Дверь нарисована.

– Нет. – Натка вскочила, швырнула в угол льва и, схватив братишку за уши, поцеловала в губы. – Нет!

Антоша смятенно сник.

– А что дальше будет?

– И дальше будет всё хорошо. – Она улыбалась во все зубы. Пошла помогать матери готовить ужин.

Как же так?! И ночью не плакала – Антоша подолгу притворялся спящим, следил. Не плакала. С улыбкой спала.

Только через пару дней он увидел: сестра стоит на чужой улице, в стеклянной будке телефона-автомата, прижала черную трубку к уху… и все лицо у нее блестит, мокрое от слез.

Вот она медленно повесила трубку, обтерла платочком щеки и вышла к прохожим, показывая зубы всему миру.

Все хорошо. Жизнь прекрасна.

ТУЛУП

Новый год мы с женой встретили на даче, средь сизого после морозов сосняка, на краю трехсотметрового обрыва над рекой – такой нам выпал участок, здесь стоит наш деревянный домик на бетонных стенах гаража.

Хорошее место не столь для урожаев (почва – сплошной галечник), сколь для созерцания: даже зимой внизу движется, мерцая, огромное пространство незамерзающей воды (выше нас по реке – ГЭС), по веткам над головами шныряют глазастые белки, днем и ночью великая тишина, а главное – от города недалеко.

Мы думали здесь и ночевать остаться, растопив получше нашу узкую маломощную печку, но, когда в полночь грянули куранты из радиоприемников и телевизоров соседних дач, и в звездное небо взлетели с шипением и треском сотни китайских шутих, и мир озарился неверным светом, мой пес Тихон, мирно лежавший на снегу во дворе, от страха метнулся под крыльцо, а там вдобавок на него с грохотом свалились несколько поленьев березовой поленницы… Заскулив и поджав хвост, обычно смелая лайка белым вихрем взлетела по крутой лестнице на крыльцо и забилась в угол на веранде.

Мы надеялись, пес успокоится, но праздничные гулы и взрывы петард продолжали содрогать вокруг землю и домики, как это делают забиваемые на стройке сваи, и пес завыл. Я обнял его, он дрожал, словно Пятница в книге про Робинзона Крузо, увидевший, как из

"палки" вылетает огонь… Вот что значит держать охотничью собаку в городе, не водить на охоту, не стрелять при ней из ружья, приучая к звуку выстрела и запаху пороха…

– Сколько же они покупают этих патронов! – удивилась жена. – Они ведь и спать не дадут. По крайней мере до четырех утра, до московского Нового года.

И мы решили наскоро собраться и уехать домой. Собака, услышав, как я завел двигатель, все поняла и прыгнула в машину. Я отключил снизу, из гаража, свет в доме, запер там железную дверь, затем простую деревянную дверь наверху, выкатил со двора машину и повесил замочек на ворота…

А через два дня, когда под ослепительным синим солнцем, сквозь ледяной свежачок мы приехали, чтобы подышать воздухом леса, как только вкатились во двор, сразу же увидели: у нас побывали воры.

Дверь на крыльце, которая ведет в сени (они же веранда), была вскрыта топором или даже ломом – косяк вывернут, замок в гнезде стоит криво. А замок во внутренних дверях, которые отделяют веранду от жилого помещения, я и вовсе забыл запереть… да и замочек там – можно гвоздем отщелкнуть…

Ах, напрасно я поленился, не снес в гараж все наиболее ценное, как делал всегда. Наверное, подчистую смели…

В оцепенении мы с женой ступили в промороженные комнатки нашего лесного домика – да, конечно, нет магнитолы… исчезла моя пишущая машинка… Здесь, кажется, оставались бутылки шампанского и коньяк… Открытую бутылку "Белого аиста" воры не взяли – боятся отравиться, потому что некоторые хозяева в отчаянии оставляют подобные подарки незваным гостям…

– И моей подушки нет! – воскликнула жалобно в спаленке жена. -

И ватное китайское одеяло украли.

Со двора, цокая когтями по крутой лестнице, влетел наш пес и начал, остановившись, оглушительно лаять – да, да, здесь были чужие, были враги!

Итак, одеяло, подушка, машинка, шампанское… ага, вот еще нет старого пуховика, висел у входа, нет старых "канадок", сапожек с мехом… Что-то еще пропало? Или на этом все? Я вышел на веранду.