Страница 6 из 10
– Я?! Нет, да вы что… Меня и в машине-то не было, ну в протоколе же написано, ну я же вернулся, когда уже люди, милиция… Меня же чуть инфаркт…
– У-спо-кой-ся! – гаркнул я наконец, тряхнув хорошенько Женьку, и вот тогда он затих. – Ты сошел с ума! Какие, на хрен, кольца! Кому ты яйца собрался отрывать! Катю уже не вернешь, не-вер-нешь!
Женя ткнулся мне в плечо и наконец разрыдался, впервые за весь этот страшный день.
– Воды, налейте воды! – захлопал крыльями Валишин, вот и люди, и мать Катина робко тянет свой флакон с таблетками…
– Какая молодая, какая молодая… – только и бормотал шофер, взявшись за кепку.
– Ну и где они? – на двадцать минут опаздывают! – бесился Женька, часто глядясь в часы.
Весь этот спектакль начал мне надоедать:
– О боже. Вот ладно у тебя крыша съехала, но я-то зачем согласился на весь этот маразм!
– Спокойствие… Сейчас придут.
Мы тусовались подле гардероба одного из ночных клубов, вполне себе молодежного, так что наше присутствие здесь… Я устал. Я весь день на ногах, с восьми утра в офисе, у меня от костюма, кажется, просто разит резко-технически-свежим огурцом, ну этот запах ксероксов… А вечером, не переодевшись, не поужинав, я, значит, на крыльях… дружеской любви должен лететь – участвовать в новой Женькиной затее.
Затея-то новая, да на старых дрожжах: найти вандала и оторвать ему семенные железы. Все четыре дня после похорон… Засечь трубку могла техника самого€€ оператора сотовой связи, но для этого требовался ба-альшой блат. И Жека пошел на штурм. Он приехал в головной офис
МТС, куда заходил еще без всякого плана, а вышел с полезным знакомством. Хорошенькая девочка из отдела корпоративных тарифов,
Таня, что ли. В лучших советских традициях в клуб согласилась прийти только с подружкой. Евгений, соответственно, потащил меня.
Возражения – не принимались.
– Это же идиотизм, что ты делаешь! Джеймс Бонд нашелся! Я все, конечно, понимаю. Твое состояние… Но это ведь переходит уже всякие…
– Так, значит, в семь у “Скорпиона”. Прихвати бабла. И еще… – он телефонно задышал, пауза. – И еще, ничего не говори при них про Катю.
– Ну, знаешь…
Все это было уже просто свинством. Сам вандалов хочет наказать. А сам…
– Вот что, запомни, – голос его стал вдруг бешеным, – мы все это делаем ради Кати. Понял? Ты понял?
– Да.
Они все-таки пришли: Таня и дылда-подружка. Смущенно похихикивая.
Сели. Мы принесли фужеры. Жека улыбался, как резиновый.
Болтали, переливали из пустого в порожнее. Несчастный мой друг с весельем даже переигрывал. Я тоже старался не сидеть чурбан-чурбаном с этой подружкой телефонисткиной, имя ее все не мог запомнить.
Тоска. С Женькой иногда переглянемся: два несчастных мужика, еле-еле, на троечку, тянущих свою роль.
Коктейли брали свое.
– А кстати… Кто такая Екатерина Марфилова?
Я думал, Жека сейчас умрет на месте, прямо физически почувствовал, как дернулось его сердце, чуть не порвалось; но молодец, быстро подобрался:
– А в чем дело?
– Да так, ничего. Интересно стало. Ты же мне свой номер-то оставил, а я решила на работе через комп пробить, ну просто посмотреть, как у тебя фамилия. А оказалось-то, зарегистрировано на женщину…
– Серьезно? Я и забыл совсем. Это так… одна бывшая моя… девушка.
– Вы расстались?
– Да… давно… Понимаешь ли… Словом, имело место предательство, и…
Спокойно наблюдать за тем, как Женька разваливается на части, я больше не мог.
– Я в сортир! Кто со мной? – весело гаркнул я, чтобы хоть непристойностью пробить весь этот абсурд; наших королев этикета, как выяснилось, этим не смутишь. Жека несказанно обрадовался руке помощи:
– Пошли!
Туалет был в темном коридорчике и на весь же коридорчик источал неприличный, мужской запах. Едва вошли, Жека со стоном, с больными глазами извлек откуда-то – сверкнула тусклой рыбиной – фляжку, и хлебнул, и отдышался.
– Коньяк? Водка? Ну ты молодец! Как ты ее пронес?..
Очаровательно.
– Ну и зачем, расскажи вот мне теперь, зачем ты все это устроил?
Он махнул рукой: не спрашивай. Протянул мне фляжку. Отведал и я волшебного напитка.
– Боже. Как я устал. Если бы ты только знал. Как мне плохо без нее…
– Так, все, стоп, только без распускания соплей, пожалуйста!
Соберись. Все? Не здесь и не сейчас. И вообще, водкой не маячь особо, мало ли, охрана зайдет…
Он вяло кивнул… Надо было возвращаться на сцену – мы задерживались.
А, да гори оно все!.. Забрав у Женьки, яростно приложился к фляжке, похлестало в пищевод, несколько ха-ароших глотков. Что же, старая-бэ-твое-величество-судьба, я буду драться в полную силу.
Потом не жаловаться! И через час яростно же трахал эту безымянную-безликую-безропотную подружку, здесь же, в сортире, в антураже паршивенького залапанного евроремонта, в непристойном мужском запахе.
Евгений проснулся оттого, что солнца луч золотил ему веко, оттого, что рядом белогрудо-полногрудо раскинулась Татьяна, прекрасная. Сел на кровать. Голый, вышел на балкон. Кого шокировать в такую рань, но боже, какое чистое светлое утро!..
Катькино фото в серванте ликом вниз. Ага, значит, хоть и пьяный явился, а соображал вчера.
Женя вслушивался в себя. Он был странно спокоен, впервые за все эти дни. Блаженно греться на солнышке. Как ее – Татьяна?..
Умиротворение. У-миро-творе-ение. Слово, которое так сладко растягивать.
А небо было голубое-голубое, и облака стояли в нем белые-белые, чудесными клубами, все еще в развитии, как если бы в лужу пролить молоко.
Вельская пастораль
17 апреля 2005 года министр путей сообщения издал приказ, со скрипом, но прошедший Минюст, о разрешении проезда граждан на третьей, багажной полке плацкартных вагонов. Либеральная общественность пыталась возмутиться, как и всему в тот год, но против факта не попрешь: ну нет у народа денег на полноценный плацкарт, ну не по шпалам же. Жесткая же полка, вплотную под потолком, без белья, без поручней, без всего, стоила копейки…
– Вот вы сами – смогли бы туда забраться? – спросили министра, типового номенклатурного кабанчика, журналисты, со всеми язвительные в тот год. Но и кабанчик без комплексов. Сам рассмеялся.
– Нет. Да мне и не надо! А вот молодежь у нас без денег сидит. Ни съездить никуда… Вот для них-то лишний раз подпрыгнуть-подтянуться
– разве проблема?..
За три дня до отъезда Элина в первый раз поцеловалась, ее розовое девичество растревожено, растворожено и прекрасно. Поезд? – а что поезд, не беда, она переживет. Просто Эль не любила поезда. Духота, прах ветхого белья, вынужденное потноватое общение. Прошлым летом ездила на море, с родителями (теперь вы видите, как все запущено).
Это было мучительно. Особенно противно – голые ноги с верхних полок повсюду, свешанные в проход. Некрасивые, немолодые, заскорузлые.
Ходить осторожно, не то впечатаешься лицом в чью-нибудь ступню, фу, как гадко. Зато ехали с моря – вот чудо соленой воды! – ноги у всех переменились, красивые, чистые, юные…
Сейчас не море и даже не очень-то уже и лето. Но они едут! Эль трясет от счастья, с нотой “вдруг сорвется, вдруг сорвется”.
Родителям, милым, трогательным в своей бестолковости, соврала что на язык пришлось. Что-то про подружку и Самару. Что за подружка? Ну как же, папа, ну тогда, на море, познакомились!
Он – Мартин, по паспорту Марат, но это совсем неинтересно. Когда парень не носится со своим хаером как с писаной торбой, а позволяет себе небрежно так закинуть волосы за плечи, это особенно… шикарно.