Золотая валькирия

Обогнув изящный плетеный столик, в самом центре которого красовалась еще одна хрустальная ваза с траурными оранжево-черными орхидеями, Хани толкнула створку "французского" окна и оказалась на веранде, обнесенной ажурными перилами из резного камня. В самой ее середине стоял накрытый белоснежной скатертью стол, за которым с журналом в руках сидел перед чашкой кофе Алекс Бен Рашид. Должно быть, все чувства Хани были ясно написаны на ее лице, так как брови Алекса немедленно поползли вверх.

– Можешь ничего мне не говорить, – сказал он учтиво вставая и пододвигая ей тяжелое кресло из кованого металла. – Сейчас я налью тебе чашечку кофе, пока он еще не остыл. Итак, ты страшно сердита на Ланса. Впрочем, я с самого начала это предвидел… – Он слегка пожал плечами и ловко налил Хани полную чашку ароматного, еще дымящегося кофе из серебряного кофейника. – Как я понимаю, Ланс не появится к завтраку?

– Откуда я знаю! – раздраженно ответила Хани, бросаясь в предложенное ей кресло. – Я не видела его со вчерашнего дня. И если ты хочешь успокоить меня, то это напрасный труд… – Она сердито покосилась на его невозмутимое лицо. – Я ни капли не раздражена, просто мне подумалось, что кое-кому следовало бы проявить любезность и хоть как-то познакомить меня с островом. А вместо этого он забился в свою нору и безвылазно сидит там вот уже почти двадцать часов!

Губы Алекса чуть заметно дрогнули, а в антрацитово-черных глазах вспыхнул и погас насмешливый огонек.

– Я тебя прекрасно понимаю… – протянул он и, долив свою чашку, опустил кофейник на массивную подставку из зеленоватого нефрита. – И, поверь, высоко ценю твое чувство такта… Как и твое прелестное общество, – добавил он и сел, вытянув вперед ноги в мягких замшевых мокасинах. – Пей же свой кофе, – повторил Алекс негромко, увидев, что Хани сидит неподвижно и смотрит на него. – Хустина приготовила отличные земляничные пирожные, но тебе действительно нужно сначала успокоиться, иначе ты не почувствуешь, что ешь.

– Я спокойна! – с негодованием возразила Хани. – И нисколечко я не расстроена!.. Разве только самую малость, – неохотно призналась она и, встретив его откровенно недоверчивый взгляд, поспешно добавила:

– Но это не имеет никакого отношения к Лансу! Во всем виноват ваш паршивый остров. Я городская девушка и не знаю, что мне делать со всем этим свежим воздухом и дикой природой!

– К тому же ты лишилась даже своего неуправляемого Скарамуша, – закончил Алекс, отпивая глоток кофе и глядя на нее поверх своей чашки.

– Я же сказала, что Ланс тут ни при чем, – повторила Хани и сердито нахмурилась. – Наши с ним отношения носят чисто деловой характер, и я вовсе не требую от него какого-то особого внимания. В конце концов, он – принц, а я – его телохранитель и должна знать свое место. – Она закусила губу, с досадой чувствуя, что Алекс не верит ни одному ее слову. – Просто… я не привыкла к безделью, а здесь мне совершенно нечем заняться! Кстати, Ланс говорил, что ты тоже не любишь безделья и даже на острове продолжаешь работать. Я прилично печатаю на машинке и могла бы…

Алекс решительно покачал головой.

– Ни в коем случае, – сказал он самым категоричным тоном. – Ланс довольно недвусмысленно дал мне понять, что я не должен посягать на тебя… ни в каком качестве. А мне что-то не хочется провоцировать этого рыжего буяна. Он терпеть не может, когда кто-нибудь претендует на то, что принадлежит ему.

Хани попыталась что-то возразить, но Алекс знаком призвал ее к молчанию.

– Я знаю, что ты – просто его телохранитель. Но мы ведь с тобой прекрасно понимаем, что Ланс нацелен на отношения совсем другого рода. И если я найду тебе какое-нибудь занятие, которое не будет непосредственно связано с ним, он все тут разнесет еще до начала ураганов!

Он поднял к губам чашку из тонкого китайского фарфора и сделал еще один глоток кофе.

– Полагаю, ты ошибаешься. Ланс, похоже, даже не замечает, что на острове, кроме него, есть еще какие-то люди! – едко заметила Хани. – По-моему, всю ночь он так ни разу и не вышел из студии, а когда сегодня утром я постучала к нему, даже не соизволил откликнуться. Так что ты можешь воспользоваться моей помощью, не опасаясь бури. У меня такое впечатление, что Ланса не сможет выгнать из студии ни ураган, ни наводнение…

– Для Ланса это обычное дело, – спокойно пояснил Бен Рашид. – Я имею в виду, он часто работает сутки напролет. Наберись терпения, дай ему пару дней – и он снова вернется в цивилизованное состояние. – Лицо Алекса озарилось снисходительной, почти нежной улыбкой. – Но в первое время он все равно что школьник, отпущенный на каникулы.

Хани сделала глоток из своей чашки, но не почувствовала вкуса.

– Я это заметила, – с горечью сказала она, разглядывая затейливый растительный орнамент на просвечивающем тонком фарфоре. – А ты, Алекс… Ты относишься к своим хобби с таким же рвением?

– Ты сказала "хобби"? – Алекс, прищурившись, поглядел на нее. – Для Ланса это не хобби, а могучая, всепоглощающая страсть. Он одержимый, Хани, и ты должна это понять. Скажи, прежде чем запереться в студии, он не показывал тебе ни одной из своих работ?

Хани отрицательно покачала головой.

– Он просто погладил меня по головке, как несмышленыша, и отослал, – с обидой сказала она, в то же время чувствуя, как внутри начинает разгораться любопытство. – Но если для него это так важно, то почему я об этом ничего не знаю? О его страсти к рисованию не упоминала ни одна газета. Это что, секрет? Но Ланс, насколько я успела заметить, вовсе не чурается известности. Его жизнь – это открытая книга, и я…

– Открытая книга, вот как? – насмешливо перебил ее Алекс. – Я думаю, что со временем, когда ты узнаешь Ланса получше, ты поймешь, что он бывает очень скрытным. Особенно если дело касается вещей или людей, к которым он неравнодушен. Так что, когда в разделе сплетен какой-либо газеты появляется информация о том, что Ланс проводит время с той или иной дамой, можешь быть уверена – ему на эту даму наплевать. Ну а о его страсти к рисованию знают, наверное, человек пять из самых близких ему людей. И теперь вот еще ты… – Он слегка приподнял свою чашку, словно произнося тост в ее честь. – Ты должна быть польщена, Хани.

– А он что, хороший художник? – все еще с сомнением спросила Хани.

– Он? – уголки губ Бен Рашида слегка приподнялись. – Я думаю, можно сказать, что да. Хочешь взглянуть на одну из его работ?

– А где ее можно увидеть?

– Здесь, в библиотеке, – ответил Алекс, вставая. – Это портрет моего деда. Ланс подарил мне его на мой прошлый день рождения… – Его глаза подернулись странной дымкой, и он ненадолго замолчал. – Я думаю, тебе будет очень интересно, – закончил он решительно.

Когда Хани вошла в библиотеку, первым ее чувством было удивление: комната показалась ей совсем маленькой. Лишь несколько мгновений спустя она обнаружила, что библиотека на самом деле достаточно велика, а впечатление игрушечности создавал висевший на стене огромный портрет, который буквально царил надо всем. Карим Бен Рашид был изображен в национальной одежде кочевых арабов, однако это, пожалуй, меньше всего поражало в его облике.

Фигура шейха казалась монументальной, массивной и какой-то варварской – особенно по сравнению с хрупкой резной скамеечкой, по-видимому, из слоновой кости, на которую он небрежным жестом поставил ногу в красном сафьяновом сапоге с загнутым вверх носком. "Хитрый старый бандит… – вспомнила Хани слова Ланса, и это действительно проглядывало в суровом выразительном лице и в пронзительных, черных, как у Алекса, глазах Карима Бен Рашида. Однако этим далеко не исчерпывалось впечатление от портрета шейха, В линии подбородка, пусть и скрытого редкой седой бородой, читалась непреклонная решимость, а в изгибе тонких губ проглядывала чувственная нежность. Или то была циничная усмешка?

Не в силах сдержать своего восхищения, Хани подалась вперед. Нет, она была совершенно уверена, что это – самая настоящая нежность, просто трудно было ожидать ее на таком властном, хищном, решительном лице. А в глазах… Хани даже головой затрясла от восхищения: в угольно-черных глазах шейха прятались игривые бесенята, которых невозможно было рассмотреть с первого взгляда.