Команда

– Подождите, – шепнул Тюменев, – скоро будет одно подходящее местечко. Я покажу.

Показывать ему не пришлось. Местечко, о котором сказал Андрюха, было единственным, хоть как-то пригодным для побега. Неглубокая лощинка, по которой весной протекал теперь пересохший ручей, петляла из стороны в сторону среди редких кустиков. Увидев ее, пацаны переглянулись.

– По моей команде, – негромко сказал Алик, снова почувствовавший себя командиром. – Только все вместе!..

Кашляющий трактор, поровнявшись с лощинкой, замедлил и без того неспешный ход.

– Пошли! – выдохнул Алик.

Четверка пацанов, словно подхваченная вихрем, перелетела через борт прицепа. Боевики оцепенели от такой наглости. И, пока они приходили в себя, пацанам удалось отбежать на десяток шагов. Если бы не строжайший приказ Али-хана не стрелять без его команды, беглецам вряд ли удалось бы уйти.

Только сидевший на заднем сиденье в джипе Ильяс среагировал мгновенно. Его автомат выплюнул горячую струю свинца вслед убегавшим. Али-хан все-таки успел ударить снизу по стволу, и очередь ушла вверх.

– Не стрелять! – громко крикнул Али-хан.

Ослепленный яростью Ильяс снова нажал на курок, расстреливая безоблачное небо у себя над головой.

Но самая первая пуля все-таки достала Тюменева и впилась ему в затылок. Андрюха сделал еще один шаг и рухнул на землю. Седой ковыль сомкнулся над ним.

Людке Швецовой показалось, что пуля ударила ей в сердце. Она задохнулась, в глазах у нее потемнело. В следующую секунду Людка перемахнула через борт прицепа и, не помня себя, бросилась к Тюменеву.

Андрюха лежал, раскинув руки. Людка упала на колени и стал целовать его окровавленную голову, бормоча:

– Родненький!.. Не умирай, родненький!..

Когда “Скорая” подобрала Андрюху, он еще дышал. Швецову, несмотря на ее отчаянные мольбы, в машину не взяли. И без нее мест не хватало для больных.

– Он выживет, а? Выживет? – спросила Людка у врача, глотая слезы.

– Мы не боги, – ответил врач. – Он кто тебе? Брат?

– Нет.

– Жених, значит?

– Да, – сказала Людка. – Выживет?

– Может быть. Молись, девушка.

Машина “Скорой” отъехала.

Людка смотрела ей вслед, беззвучно шевеля губами. Ни одной молитвы она не знала, хотя и носила на груди православный крестик. Но Бог должен был ее сейчас услышать. Ведь она ничего не просила для себя.

Молила только об одном – чтобы Андрюха Тюменев остался живым.

Город встречал возвратившихся заложников как героев. Пусть без цветов, без оркестра и без торжественных речей. Но радостных слез, объятий и поцелуев хватило бы на самый большой праздник.

За это время саперы успели полностью разминировать больничное здание.

Шамиль Касымов, властно покрикивая, сновал в толпе. Он торопился вернуть больных в палаты.

Алик с матерью подбежали к носилкам, на которых лежал Куренной-старший.

– Нормально все, нормально… – бледно улыбнулся он. – Раз такое выдержал, значит, уже не помру. По крайней мере в ближайшие годы.

– В палату его! Быстро! – скомандовал главврач. – Все сопли и вопли потом!

Санитары втащили носилки в больницу.

Мать ухватилась за плечо Алика. Ноги не держали ее.

– Пойдем домой, мам, – тихо сказал Алик.

– Сейчас… – Мать обвела взглядом бурлящую вокруг толпу. – Здесь девушка была…

– Какая девушка?

– Твоя… Да вот же она!

Оказывается, Хромова стояла неподалеку, не смея подойти поближе.

– Марьяна! – позвал Куренной.

– Алик!

Она вдруг бросилась к нему и крепко обняла.

– Ну уж поцелуйтесь, – усмехнулась мать.

Они поцеловались.

И тут в сумочке у Марьяны подал голос мобильник. Она торопливо включила его.

– Да, мама, Я слушаю.

– Марьяша, солнышко! – забился в трубке встревоженный женский голос.

– Что там у вас случилось? Тут по телевизору какие-то ужасы показывают!

– Чепуха! Не бери в голову, – ответила Марьяна. – Это не у нас. У нас все в порядке. Мы сейчас на остров собираемся. Купаться. Нет, нет, не поздно. Еще светло. Ну ладно, я тебе завтра перезвоню!

Марьяна спрятала мобильник и посмотрела на Алика.

– Поедем на остров? – сказала она.

– Завтра же! – отозвался он.

Людка Швецова как потерянная сидела в сторонке от всех. Ринат и

Витек подошли к ней.

– Не бэ! – сказал Витек. – Он выживет. Верно, Ринат?

– Конечно, – кивнул тот.

– Неизвестно, – качнула головой Швецова.

– Выживет, сто пудов! – уверенно сказал Витек. – Ты что, Андрюху не знаешь? Его ничем не возьмешь! Выживет!..

И Людке показалось, что именно так и будет.

Из всей “Команды” на пятачке возле больницы не было лишь одного человека.

Когда машины с заложниками стали возвращаться в город, Чебурашка ощутила в груди странную пустоту. Она пошла, сама не зная куда.

Радоваться вместе со всеми Чебурашка не могла. Жизнь ее навсегда была отравлена собственным предательством. Никто об этом не знал, но

Чебурашка-то знала, и смотреть в глаза “Команде” у нее не хватило бы сил.

Последние городские постройки остались далеко позади. Чебурашка вышла в ковыльную степь, казавшуюся бескрайней. Солнце уже зашло.

Из-за горизонта медленно надвигалась ночь. Но возвращаться домой

Чебурашка не собиралась. Ни сейчас, ни потом. Она поняла, что вообще никогда не вернется в этот город.

Чебурашка упала на землю и заплакала. Глухо, без слез.

Хирург районной больницы отошел от операционного стола, на котором лежал под наркозом Андрюха Тюменев, и сказал с уважением:

– Крепкий парень. Кажется, выгребет!..