Страница 30 из 35
Лишь мягкое шуршанье хвои под ногами да карканье ворона где-то высоко, над лесом.
Но в муравейниках кипела жизнь. Тимофей похвалил:
– Работают мужички. Без отдыха. Вроде нас…
Илья улыбнулся, поправил дядюшку:
– Нам до них далеко.
– То есть? – не понял Тимофей.
– Они мудрее живут, по-братски, все одинаково. Ни олигархов у них нет, ни нищих. Делают свое дело: работники, воины, няньки. Кормятся из одной чашки. Ни дворцов персональных, ни яхт, ни часов "Роллекс" за сто тысяч долларов. И жемчужных ожерелий нет, пиджаков да платьев от Пьера Кардена да Нины Риччи. Обходятся. Живут.
– Но у них вроде тоже есть царица? – усомнился Тимофей. – Значит, есть и какие-то приближенные, знать.
– Матка? Ей не позавидуешь. Плодит и плодит. Работа. Вам надо почитать Фабра. Будет интересно.
– У нас есть в библиотеке?
– Вряд ли. Но найти можно.
– Ты найди. Я обязательно почитаю. Хорошие ребята, трудяги.
Тимофей пристально вглядывался в живой холмик, будто хотел увидеть, понять, что – там, в глубине.
Размеренное, неустанное движение муравейника словно завораживало.
Глядя на него, просила душа и понемногу полнилась вечерним светом, сосновым духом, покоем – всем, что было жизнью старых сосен, муравейника, трав, теплой земли.
Время умерило бег и потекло медленно, за каплею капля. Светло и легко думалось, ни о чем и обо все разом: о жизни своей и чужой, о прошлом, о завтрашнем. Казалось, что так будет долго, всегда.
– Тимоша! Илюша! – звала их из мира иного Ангелина. – Вы где?! Пора ужинать!
Вернувшись и встретив жену у ворот, Тимофей оправдался с улыбкой:
– Гуляли, Геленька. Так хорошо… Молодец Илюша, что подсказал.
Я буду теперь стараться гулять. С тобой, конечно, с тобой, Геленька…
Тем и закончился вечер – тихо и мирно. О приезде неожиданного гостя
Ангелина не узнала. Но неладное почуяла.
За долгие годы изучив своего супруга, она уже в следующие несколько дней поняла, что Тимофей чем-то всерьез озадачен, расстроен.
И потому в сегодняшнем разговоре с племянниками Ангелина мягко, но попеняла Илье:
– Не надо его тревожить. Мы люди старые. Везде головную боль найдем.
Погода такая: вдруг дожди да дожди. Все розочки мои погубит. И
Тимоша не назвал ресторан. Вроде хотели в Кускове, чтобы на природе.
Но дождь… А теперь говорит: "Сюрприз". Зачем нам сюрпризы? Одна головная боль. Нет, лучше давайте о зеркалах поговорим. Мне Колкерша целую лекцию прочитала. Но, по-моему, она сама ничего не понимает: с одной стороны, понятно, что старые зеркала – это хороший тон, а с другой стороны… Забила мне голову…
На воле по-прежнему непогодило. Временами срывался дождь. И сумерки подступали совсем не по-летнему рано. А за столом, под яркой люстрой, у кипящего самовара было тепло, светло и сладко пахло печеным.
Глава IХ
ОН БЫЛ УСЛЫШАН
Ранним утром уезжали из дома. Было по-прежнему пасмурно, ветрено, не по-летнему зябко. Тяжелые сизые, полные влаги тучи тянулись чередой бесконечной, торопясь и успевая пролить на землю еще и еще один ушат уже ненужной влаги. Мокрый асфальт, лужи, грязь на обочинах, сумрачный лес и разом заалевшие гроздья рябин. Словно не август месяц, а скучная осень.
Везде дождило и непогодило: в дороге, в аэропорту.
Машины напрямую подкатывали к большому бело-синему "боингу", к его закрытому от дождя трапу.
Салон самолета людьми наполнился быстро.
Вместо привычного "Пристегните ремни" прозвучало мелодично ласковое:
– Феликс Осипович приветствует своих гостей, благодарит их за присутствие и надеется, что недолгий перелет не будет им в тягость.
К услугам гостей: бары с напитками и закуской, меню горячих и холодных блюд, карта вин перед каждым из вас. Выбирайте, заказывайте, а мы будем рады угощать вас.
Тетушка Ангелина еще дома, потом в машине ворчала, ругая порядки непривычные, когда надо чуть свет подниматься и куда-то ехать, лететь. Но в самолете, сначала раскланявшись да перекинувшись словом-другим со знакомыми, она ожила, сообщая племянникам: "Это -
Колкеры, это – Вайнштейны… А это…"
А уж когда пригласили к еде, то вовсе оживела. Илья и Алексей, сидевшие рядом с тетушкой, ее почетным эскортом, читали наперебой меню и винную карту:
– Салат из камчатских крабов…
– Ассорти из языка…
– Стерлядь, запеченная целиком…
– Салат "Оливье"…
– Голубцы из судака…
– Блины с красной икрой…
– Блины с черной икрой…
– Креветки в красной икре…
– Пицца с черной и красной икрой…
– Куропатки…
– Трюфели…
– Тигровые креветки с артишоками.
Это было прекрасное многоголосое чтение по всему самолету: громкое, выразительное, гимну сродни. Утреннюю дрему оно разогнало тотчас.
Тем более что в иллюминаторах вместо дождя и туч сияло солнце, небесная голубизна радовала глаз; белые облака закрыли далекую мокрую землю.
Покатились по проходам тележки, позвякивая стеклом и хрусталем.
В самолете был собран народ не бедный и не голодный, но зазывное кулинарное чтение, но ароматы блюд и приправ, но глоток-другой ледяного шампанского или душистого "Хэннэси" сделали свое дело. Тем более что передавали шепотком люди знающие:
– Оливье настоящий, по Люсьену.
– Пицца… от Кавалерова, по тысяче долларов.
– Не может быть!
– А кто угощает?
И живой певец Коля Басков, белокурый, улыбчивый, пошел по проходу, приветствуя гостей:
Сердце рвется ввысь!
Только ты дождись!
А в соседний салон фертом ворвался огнеглазый Филипп Киркоров с песней иной:
Ты единственная моя!
Светом озаренная!
Ветром обрученная!
Вдаль летит душа моя!
Тут уж точно стало не до утренней дремы.
Ангелина заявила решительно:
– Не для того я, старая черепаха, из дома выбралась, чтобы кормиться лишь песнями. Тимоши нет. Врачи – далеко. А я сегодня даже не завтракала.
Молодые племянники стали угощать тетушку наперебой:
– Салатик из крабов или оливье?
– Разве что для аппетита.
– Мама Аня, блины тебе с черной икрой или красной?
– Тех и других отпробую. Я – большая, а день – впереди. И дождемся ли еще чего, кроме песен.
– Креветки тигровые?
– Нет, начнем, наверное, с куропаточки, чтобы посерьезнее.
Алексей в салоне, в новой для себя компании, освоился быстро: уходил, приходил, с кем-то звенел бокалами за знакомство, но своих не забывал.
– Мама Аня, вот эту пиццу попробуй, – и шепотом: – Тысяча долларов каждая.
– Придумываешь? – не верила Ангелина, округляя глаза.
– Клянусь, – уверял ее Алексей.
Тетушка с недоверием разглядывала столь дорогое блюдо: ну, пицца, ну, икра да еще чего-то навалено. Но такие деньги…
– Это сколько по-нашему?
– Двадцать пять тысяч…
– Придется есть.
– Илюша… – заботился Алексей о брате. – Глотни шампанского и оцени.
"Вдова Клико". Оно самое. И попробуй креветок в красной икре.
Замечательно!
– Илюша… Бурбону отпробуй. Не отказывайся, лишь нюхни – и почуешь.
Амброзия. Напиток богов и миллиардеров. Мама Геля, ты пригуби для аппетита. – И шепотом на ухо: – Десять тысяч долларов бутылка. Клянусь.
– Тогда придется.
– Алешка, кормись, не зевай. Трюфеля черные: это тебе не гречневая каша.
Илья до питья не был охоч и потому оценить не мог бурбона или "Вдову
Клико". А вот ел с удовольствием. Все было вкусно. Только икры излишек.
– А у нас мальки в животе не выведутся? – спросил он у Ангелины.
– Господь с тобой… – испугалась тетушка. – Это в моем-то возрасте.
Что скажут Вайнштейны, Колкеры?
Посмеялись. Но копченого угря отпробовали. А потом трюфелей…
И чего-то еще.
– В Древнем Риме, – вслух вспомнил Илья, – император Вителлий пиры устраивал три, а то четыре раза в сутки. Было там, например, блюдо с названием "щит Минервы", в котором смешивались фазаньи и павлиньи мозги, языки фламинго, печень рыбы скар, молоки мурен. А император