Страница 13 из 37
Точно такие же проблемы возникают, между прочим, и перед Данилой, – о чем говорить с взрослым человеком, что может быть интересно женщине "в годах", у которой – семья, дети…
Диалог, можно сказать, совсем не клеится, зависает, пузырится паузами и провисаниями: иные комнаты, иные голоса. Совершенно другие миры. И им не сойтись никогда. Не сойтись?
КОНЬКИ (продолжение)
Постепенно из несвязных реплик Данилы выясняется следующее. Мысль о коньках пришла к нему, когда он рассматривал картину "Сцены со вдовой". Помните, там, на втором плане, в углу есть окно, в котором удалой голландский народ развлекается катанием вдоль замерзшей речки? Если не помните, вернитесь к главе "Вечер трудового дня", там сия безделица достаточно подробно описана. Сбегали? Тогда можно продолжать повествование дальше.
Ну, значит, вот. Данила увидел развеселых голландцев и воспылал желанием учудить (он выбрал именно этот глагол) нечто подобное. Вот и купил коньки. И пусть Лидия Альбертовна не беспокоится, он уже сейчас неплохо зарабатывает, потому что помимо учебы есть у него свое дело, какой-никакой капиталец, рассчитывать в этой жизни ему, кроме как на себя, не на кого.
Лидия Альбертовна, кстати, приятно удивилась прагматической жилке своего "кавалера", ее-то Артемка ни о чем таком, кажется, и не задумывается. Сидит на родительской шее, постигает всяческие науки и обслуживать себя покамест не намерен.
Увидев полотно малого голландца, загоревшись идеей пойти на каток,
Данила не придумал себе компаньона и решил позвать с собой Лидию
Альбертовну, бред какой-то, потому что лично у него коньки уже есть, хорошие такие, фирменные, а вот у нее наверняка ничего такого не имеется. Он, между прочим, у Артема справки наводил, ну, так как, договорились-заметано, пойдем вместе на каток в выходные дни, если, разумеется, погода позволит?
Ну, не бред ли?
Так, долго ли, коротко, дошли они до главной площади, до центра города, где и должны разойтись подобру-поздорову в разные стороны: ему на северо-запад, в самый большой спальный район Чердачинска, а ей, соответственно, в другую сторону.
ТО, ЧТО МЫ НАЗЫВАЕМ ВЕСНА ()
Особая сытность (плотность) пасхальных яиц.
Кулич никогда не бывает свежим и вкусным: его покупают, как правило, заранее, перед заморозками. Пасху кулич встречает обветренный, похожий на зимние Танькины губы.
Весна начинается, когда в складках зимы заводится запах моря.
Поэтому кулич никогда не доедают до конца.
Потом весна снимает задубелые корки бинтов, обнажая подмерзшие и незагоревшие десны земли. За зиму земля похудела и даже цвет, яркость цвета, потеряла.
На пасхальных яйцах обязательно должны быть трещинки, чтобы белок белка окрасился в вены свернувшейся жизни. Водой из-под луковой шелухи потом можно промыть голову, и тогда ее напечет еще сильнее.
Поэтому, как только проступает солнце, я стригусь под расческу.
Да, вода – талая, повышенно хлорированная, пахучая, неприятная.
Настоящий пищевой продукт. Полуфабрикат. Для начала ее нужно отстаивать в банке с серебрянной монетой и активированным углем, затем пропускать через фильтр, затем кипятить, затем замораживать, после этого разморозить и только теперь пить.
Прежде чем покрыться первыми листьями, ветки деревьев покрываются гусиной кожей, точно весна проводит по их эрогенке влажным языком хотения.
И мы переходим на пиво.
Ручьи быстро испаряются, и ты вспоминаешь про забытую обувь и вещи.
Твое предательство не проходит для них бесследно.
Количество бомжей и попрошаек увеличивается в геометрической прогрессии.
Потом наступает пустыня майских праздников.
И проступают первые, невидимые пока, морщинки-лучики осени…
После первой волны тепла грядут заморозки: "цветет черемуха к похолоданию…"
А потом наступает цветение сирени и буйство страстей по красоте на халяву: сорвать букет сирени – все равно что урвать кусок улицы, которая никому не принадлежит.
А отопление в квартирах и конторах уже отключили. Просыпается генетически заложенная в советских организмах память о ледниковом периоде и эпохе великого переселения народов. Резко увеличивается количество одеял и потребляемой водки (на нее снова переходишь после оттаявшей жажды пива)…
В таком подмороженном и полусонном состоянии народ встречает очередную годовщину своей победы в Великой Отечественной…
Обилие праздников – еще одна рифма, соединяющая холодное и теплое время года системами лейтмотивов. В этом смысле карта весны, пересекающая сразу несколько климатических поясов – роза смысла, сладостный пуп и средостенье атлантических закономерностей.
Ибо пасхальное возрождение природы – самая точная метафора из всех возможных, наибольшая натурфилософская мудрость из доступных для понимания.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ВЕСНЕ ДОРОГУ!
Пришла весна, отворяй ворота, гони печаль, ведь даже пень в апрельский день думает о себе весьма оптимистично…
Она встречалась с Данилой постоянно, каждый день, всю эту медленно истончавшуюся зиму, постепенно накручивая, набирая обороты. Именно чувства, неожиданная, нечаянная открытость, растопили все эти снега и льды, застывавшие хлебной корочкой под отсчитывающими время сосульками. Шок от первого осознания близости двух непохожих, не предназначенных друг для друга людей сходил на нет. Пошлая фраза
"любви все возрасты покорны" ничего не объясняла, особенно на фоне азарта, захватившего их в теплые объятия и потащившего в незнакомую сторону.
Чердачинск сжался до пределов их ежедневного маршрута: каждый вечер
Данила приходил в галерею к концу рабочего дня, но почти никогда не поднимался в экспозиционные помещения, ждал в вестибюле. Там, где в день открытия выставки Ван Гога состоялось их первое свидание. После которого, собственно говоря, все и поехало.
Потом они шли через сквер возле оперного театра, по сочащимся весенней влагой дорожкам, заходили в магазины за продуктами, доходили до площади и спускались в метро. Данила провожал Лидию
Альбертовну до квартиры, но из лифта не выходил, улыбался только, ждал, пока она войдет в квартиру, закроет дверь… Едва скинув обувь,
Лидия Альбертовна бежала к окну в комнате сына, из которого хорошо просматривалась дорога до остановки, и долго смотрела вслед степенно удаляющемуся юноше.
Она стала слушать молодежные радиостанции, интересоваться модой и политическими новостями: Данилу крайне интересовало все, что происходило вокруг, каждый день они вели разговоры о тысяче мелочей.
Лидия Альбертовна и представить даже не могла, сколь многого она не знает. Не подозревает даже.
Это не настораживало и не пугало, напротив, Лидия Альбертовна с истовой готовностью тянулась к новым, необычным подчас знаниям.
Разницы в возрасте, пока они были одни, точно и не существовало.
Данила относился к ней, как к младшей сестре, которую нужно ввести в курс взрослой жизни, наставничал, поучал, самодостаточный и самодовольный.
Когда она призналась однажды Даниле, что любит читать в метро стихи, он немедленно потребовал отчета: какие поэты, какие стихи ей особенно нравятся, долго слушал сбивчивые строки, глядя в сторону, ничего не сказал. Хотя видно было, что хотел, хотел… А на следующий день приволок несколько лохматых от постоянного употребления томиков, подарил ей, так сказать, собственные пристрастия и привязанности.
Перед сном Лидия Альбертовна пропитывалась ими, шептала, как молитву.
Не слушай, о, Изольда, этих голосов,
Не пей настойки из фиалки и любистка,
Любовь испить ты сможешь с каждых роз, с каждого лепестка…
Зачем тебе такой напиток шумный,
Дыханья смерти разве нет в любви?
И не таит ли каждый поцелуй безмолвный частицы бренности…