Терпкий вкус страсти

– Разумеется, они и подкладывали ветки в огонь.

– Укрепляя свою власть, Борджиа применял методы угроз и насилия, чтобы держать города в повиновении. Он использовал Дамари для того, чтобы разрушить Мандару, которая держалась независимо. А кто может поручиться, что Борджиа снова не распространит чуму, если возникнет такая нужда?

– Боже! – прошептала Санчия.

– Именно так. Если справедливость должна восторжествовать, то по отношению ко всем троим. – Лоренцо улыбнулся. – И я наиболее подходящая фигура для выполнения главной части задания. Я стану вершителем правосудия в доме Борджиа.

Санчия и Лион смотрели на него с удивлением.

– Ты хочешь убить папу? – прошептала Санчия.

– А ты не веришь, что он заслужил это? Он, который всю жизнь жаждал только власти? Он, купивший папство кровью и золотом?! На его руках кровь бесчисленного множества невинных людей.

– Ни один человек не скажет, что мир станет хуже без него. – Лион помедлил. – Но ведь это невозможно. Это просто немыслимо. Оба Борджиа постоянно окружены охраной. Как ты собираешься выполнить задуманное?

– Пока не представляю. Но что-то обязательно придумаю. – Лоренцо помолчал. – В одном вы можете не сомневаться – их смерть окажется нелегкой.

«Он спрашивал, легко ли умерла Катерина, – вспомнила Санчия, – и я ответила тогда, что в Мандаре не было тех, чью смерть можно было бы назвать легкой».

– Итак, Дамари мой, – подвел черту Лион.

– И Санчии. Не будь эгоистом, Лион. – Лоренцо повернулся к двери. – Я направляюсь в Чезену, чтобы навести там кое-какие справки о герцоге Валентино. Я вернусь через несколько дней. Ты еще будешь здесь?

Лион кивнул:

– Я решил продать верфь Базала и оставить себе только одну – в Марселе. Мне понадобится время, чтобы завершить сделку и передать все дела.

Санчия с удивлением посмотрела на нега:

– Ты собираешься покинуть Италию?

– Мы вместе уедем отсюда. Здесь у нас уже ничего не осталось. Я как-то говорил тебе, что Мандара – моя страна. – Он пожал плечами. – А теперь Мандары больше нет.

Лоренцо кивнул:

– Все осталось в прошлом. – И добавил, открывая дверь:

– Но о наших планах мы поговорим подробнее, когда я вернусь.

Лоренцо вернулся к вечеру, как и обещал.

– Борджиа отбыл в Рим, – сообщил он. – И отбыл фазу после того, как его посетил Дамари. Говорят, что он находился в отличном расположении духа. А это означает, что он отправился к отцу не с пустыми руками. Он повез в подарок Танцующий Ветер.

– А Дамари? – спросил Лион.

– Он собирается вернуться в Солинари, чтобы подготовить ловушку для Лиона, – с горечью напомнила Санчия.

– Но он не задержится там надолго. Его станет беспокоить мысль, почему я не напал на Солинари, не заразился ли я и не стал ли источником болезни, чтобы в этом случае переложить вину на меня. Скорее всего, он первым делом приедет в Пизу. – Лион нахмурился. – И приведет с собой достаточно людей, чтобы быть уверенным, что нам не выстоять под натиском его сил.

– Поэтому я считаю, что наступило время разработать наш план, – сказал Лоренцо с мягкой улыбкой. Лион кивнул:

– И привести его в исполнение.

На следующее утро Лоренцо покинул Пизу и отправился в Рим.

А еще через несколько дней Лион и Санчия отбыли во Флоренцию.

Странное чувство охватило Санчию, когда она вновь увидела ворота Сан-Фриано, через которые они проезжали так много месяцев назад. «Нет, на самом деле вовсе не так давно», – с удивлением подумала она. Они выехали из Флоренции в начале марта, а сейчас всего лишь конец июля. А такое впечатление, что целая жизнь прошла с того момента, как Лион пришел в лавку Джованни за испуганным, встревоженным ребенком.

Она вспоминала об этой девочке так, словно это был кто-то другой, а не она сама. Что же, так оно и было на самом деле.

– Ты что-то притихла, – спросил Лион. – Устала? Постоянная опека Лиона в последнее время начала тяготить Санчию. Он относился к ней как к слабому беззащитному ребенку, а она чувствовала себя окрепшей и готовой к борьбе.

– Я думала о том, как много всего случилось с того момента, как я покинула Флоренцию. Теперь я совсем другой человек.

Он искоса посмотрел на нее.

– А кто бы не изменился после тех мук, которые я принес тебе.

– Ты не принес мне никаких мук.

– Но я ничего не сделал, чтобы избавить тебя от них. Я виноват более других.

Санчия понимала, что Лион хочет уберечь ее теперь от любого рода волнений, потому что чувствует себя виноватым. Поэтому он и ведет себя с ней не как с женщиной, которую желает, а так, словно уже при жизни причислил ее к лику святых.

– Кто может знать, какого рода муки пережила бы я, если бы осталась здесь, – произнесла она мягко. – Все могло бы оказаться гораздо хуже. Нет места на земле, где бы нас ждал полный покой.

– Если бы я не забрал тебя, ты бы не узнала, кто такой Дамари.

– Но в моей жизни существовал Каприно.

– Это не одно и то же.

Боже, какой же он упрямый! Очевидно, здесь нужны не только слова, чтобы он наконец перестал так думать?!

– Ты считаешь, что Джулия поможет нам? – произнесла Санчия.

– Вскоре мы узнаем об этом. Ее дом… – Он замолчал, задержав дыхание, словно его ударили.

Санчия беспокойно посмотрела на него:

– Что такое?

– Ничего. Просто забыл про эти двери. – Лион остановился, глядя на великолепные бронзовые двери Флорентийского собора. Его глаза внезапно подозрительно заблестели – Райские ворота Гиберти <Гиберти Лоренцо (ок. 1381-1455) – итальянский скульптор и ювелир>. – Когда Марко и я были мальчишками, отец всегда брал нас с собой во Флоренцию, навещая Лоренцо ди Медичи. Отец настаивал на том, чтобы я, как старший, шел с ним во дворец и принимал участие в его делах. А Марко он позволял свободно гулять по городу. И Марко это больше всего нравилось. Великолепные палаццо, статуи, фрески знаменитых мастеров в соборах – все приводило его в восхищение-. Часто он замирал перед какой-нибудь картиной, не в силах отвести от нее взор. – Лион замолчал, пытаясь справиться с волнением. – Но больше всего на свете он любил эти бронзовые двери. Он вскакивал до рассвета, чтобы увидеть, как первые лучи солнца освещают их. Однажды он сказал мне: «Лион, если бы я мог создать нечто столько же прекрасное, как эти двери, я бы ничего больше не попросил у бога. Я бы стоял весь день снаружи и спрашивал всех прохожих, видели ли они их? В самом ли деле они рассмотрели их?» Санчия почувствовала, как слезы подступили к ее глазам.

– Я настолько привыкла пробегать мимо собора, что перестала замечать их.

– Но не Марко. Прекрасные вещи всегда будто заново восхищали его. – Он покачал головой. – Большинство из нас перестает видеть прекрасное в привычном. И только утратив это, мы понимаем, чего лишились. Но уже слишком поздно!

– Это правда. – Санчии очень хотелось утешить его, отвлечь от нахлынувших на него печальных воспоминаний, но она понимала, что это не в ее силах. – И все-таки, может быть, наша память способна продлить…

– Этого мало. – Его руки сжали поводья. – Я хочу вернуть его! Я хочу вернуть их всех, Санчия!

Он отвернулся, пряча от нее свое искаженное болью лицо.

– Я веду себя очень глупо, – сказал он горько после некоторого молчания. В его голосе звучала горечь. – Я не ребенок, чтобы плакать из-за того, что лежит за пределами моих возможностей. – Он внимательно посмотрел на нее. – Я огорчил тебя?

– Огорчил меня? – Как он может так говорить? Это был один из тех редких моментов, когда Лион открылся перед ней в своей незащищенности, и она ощутила его боль как свою. – Это ты огорчен.

– Чепуха! Со мной все в порядке. – И он пустил Таброна вперед. – Едем. Дом Джулии на следующей улице.