Змей

— Негодяй! — Калота заскрежетал зубами, схватился за меч.

— Сам ты негодяй! — огрызнулся Зверобой. — Сколько лет подряд мою охотничью славу присваиваешь! Я кабана пристрелю, а ты похваляешься, будто твоя добыча. И меня же негодяем обзываешь!

— Молчать! — снова рявкнул боярин вне себя от ярости. — А не то прикажу бросить тебя моим псам! Шкуру с тебя спущу!

— Ха-ха-ха! Ты кого пугаешь? Меня, главного охотника, псам бросишь? А ты спустись, спустись сюда, скрестим мечи, тогда увидишь, кто из нас негодяй, а кто...

Договорить он не успел. Пущенное со сторожевой башни копье вонзилось ему в грудь. Главный охотник зашатался и рухнул наземь.

— Бросить псам! — закричал Калота. — Живо, пока не издох! Своими глазами хочу полюбоваться, как они раздерут изменника в клочья. От врага, как заяц, улепетывал, а еще воеводой себя величал! Змея кипятком ошпарить собирался, дурья башка! Быстрей тащите его псам! живо!

Стражники подхватили Зверобоя и поволокли в замок. Немного погодя дружный вой сотни собачьих глоток прокатился над деревней Петухи. Охотники остались без вожака.

Глава одиннадцатая

ВОЕННАЯ ХИТРОСТЬ ДЕДА ПАНАКУДИ

Во время стычки Зверобоя с боярином никто из крестьян не проронил ни слова. А охотники, увидев, как оборачивается дело, порознь и горстками разбежались кто куда, подальше от боярских глаз.

— А теперь, — со сторожевой башни обратился Калота к народу, — объявляю вам, что боярский совет предлагает отдать змею девицу по имени Джонда.

— Да вы уже связали ее! — крикнул Двухбородый, а Панакуди толк его в бок: мол, помалкивай.

— Да, связали! — ничуть не смутился боярин. Только если кто из вас пожелает освободить ее, вот мой меч. Отдаю любому. Я согласен отпустить Джонду.

Никто не двинулся с места. Потом несколько человек расступились и вперед вышел Сабота.

— Меня еще не считают настоящим мужчиной, — громко произнес он, — только я все равно скажу вам, что это позор! Девушку приносят в жертву чудищу, а мужчины пальцем не шевельнут. Надо убить змея, а не подносить ему угощение!

— Верно, правильно! — глухо прокатилось по толпе.

— Да ведь мы уже пробовали! — крикнул Гузка. Он сидел возле боярина — руки на животе, глаза закрыты, а тут сразу вскочил. — Все видели, что из этого вышло. Видели ведь?

— Надо биться с чудищем и сразить его! — стоял на своем Сабота.

— Любопытно, а кто же это сделает? — спросил насмешливо Калота.

— Я!

Сабота шагнул вперед и смело взглянул на боярина.

— Да кто ты такой?

— Сабота, сын углежога из Дальних выселок.

— И ты берешься убить змея? — захихикал Гузка.

— Берусь!

— Как же ты это сделаешь?

— Сам полезет змею в глотку! — загоготал Калота.

— Тот сразу и подавится! — подхватил кто-то из боярских прихлебателей. — Бедняга змей, что его ждет!

— Люди, послушайте меня! — обратился Сабота к односельчанам, но Гузка опять перебил его:

— Слушайте, все слушайте, как яйца курицу учить будут!

Боярская свита покатилась со смеху — не потому вовсе, что им было так уж смешно, просто каждый старался выслужиться перед Калотой.

«Ха-ха-ха!» — корчились они от хохота, а сами краешком глаза поглядывали на боярина.

— Уважаемые старейшины! — обратился Сабота к боярским советникам. — Я знаю, что...

— Что ты можешь знать? У тебя еще молоко на губах не обсохло! — в бешенстве оборвал его Калота. — Тут есть люди, которые поседели в сражениях, а ты, сосунок, с советами лезешь? Убирайся прочь! Стража-а! Спровадить этого молокососа подальше отсюда!

Стелуд и Бранко двинулись к Сабо те. Но он не стал дожидаться, юркнул в толпу — только его и видели.

Тогда вперед вышел дед Панакуди. Погладил свою белую бороду и сказал:

— Братья односельчане, боярин — доброго ему здоровья — правду говорит. Тут воеводы оплошали в битве со змеем, да еще какие воеводы! Неужто теперь нас спасет какой-то безусый паренек! Мыслимое ли это дело? Давайте лучше, пока не поздно, накормим змея досыта.

— Мудрые слова, старик, — одобрительно закивал Калота. — Продолжай, продолжай! — И приказал страже: — Сесть человеку подайте. Седовласый старик стоя речь держит, а они смотрят, бессовестные.

— Благодарю тебя, боярин, только не нужно этого! — замахал руками Панакуди. — Моя речь будет недолгой.

— Говори, мы слушаем! — милостиво улыбался Калота.

— Нельзя отсылать змею девушку нечесанную, необряженную. Так дары не подносят. Надо одеть ее по-праздничному, сшить платье нарядное, на шею мониста да ожерелья повесить, чтобы она была достойна предстать перед чудищем. Лучше запоздать до завтрашнего дня, чем выказать змею неуважение. Верно я говорю, люди?

— Верно, верно! — отозвалась толпа.

— И впрямь, не стоит гневить змея. Что скажешь, главный советник? — обернулся боярин к Гузке.

— Ежели змей согласится переждать денек, так отчего же?

— Дадим ему телят, он будет рад-радешенек! — крикнул Панакуди. — Волопас погонит их, а я, коли твоя боярская милость дозволит — пошли тебе господи долгих лет жизни, — пойду, спрошу у змея, согласен ли он денек подождать.

— Дозволяю, спрашивай! — Калота был польщен смиренным тоном старика. — Но чтоб завтра в этот час девушка была здесь, на этом самом месте, причесанная и наряженная, как следует быть!

— Будет исполнено, твоя милость, — с поклоном ответил Панакуди. — Все жители деревни Петухи благодарят тебя, от всех низкий тебе поклон.

Главный прорицатель, который стоял за спиной у Гузки, шепнул ему на ухо:

— У старика что-то на уме. С чего это он так подмазывается?

— Пускай подмазывается, — ответил Гузка. — Крепостные стены, небось, не станут от этого тоньше и ниже, а мечи боярской рати не затупятся. Взяла охота подмазываться — на здоровье...

— И все-таки не худо бы удвоить стражу, которая стережет девушку, — сказал прорицатель.

— Это я как-нибудь и без тебя соображу, — язвительно усмехнулся Гузка. — Ты вот лучше отправь соглядатаев вслед за стариком, пускай своими ушами удостоверятся, согласен ли змей ждать до завтра или нет.

— Спасибо, что надоумил, — так же язвительно ответил прорицатель.

Этой короткой схватки никто не заметил. Крестыяне встретили согласие боярина отложить на день гибель Джонды восторженными криками. Громче всех вопили Двухбородый и Козел.

— Да здравствует боярин Калота! Да здравствует тысячу лет! — надрывались они и подталкивали остальных, чтобы тоже орали изо всех сил.

Ведь это дед Панакуди надоумил их кричать, что есть мочи, и улыбаться, улыбаться во весь рот.

Глава двенадцатая

ПОЧЕМУ КОЗЕЛ И ДВУХБОРОДЫЙ УЛЫБАЛИСЬ

И впрямь, почему это они улыбались и всех заставляли улыбаться и славить боярина Калоту?

Да потому, что Панакуди шепнул им: «Хотите, чтобы завтра не осталось и следа от боярской крепости и от самого боярина?» «Еще бы не хотеть!» — ответили оба. «А хотите, чтобы змея на куски разорвало?» «Еще бы!» — обрадовались они, но тут же помрачнели снова: зачем, мол, говорить о том, чему никогда не бывать. Глядят с укоризной на деда Панакуди, а тот им в ответ: «все будет, как я сказал, и не позже, чем завтра. А нет — пусть растерзают меня боярские псы!» И добавил: «Только вы должны делать все в точности, как я велю!» «Само собой!» — согласились Двухбородый и Козел. И как сказали, так и сделали — вовсю улыбались и кричали: «Да здравствует боярин Калота! Да здравствует тысячу лет!»

Но с какой же это стати Панакуди наобещал им семь верст до небес? И что он такое задумал?

Когда между Калотой и Зверобоем началась перепалка, Сабота легонько толкнул старика локтем: «видал? Будь у нас побольше таких кореньев, напоили бы мы всех, кто засел в крепости, они бы там передрались и сами перебили друг дружку! Хотя, — со вздохом продолжал он, — боярин да крепостные стены все равно останутся...». «Почему останутся?» — спросил дед Панакуди. «Потому что нет такого средства, чтобы сравнять их с землей...» — ответил Сабота. «Сравнять крепость с землей нам не под силу, зато мы можем ее затопить! — зашептал в ответ Панакуди. — После тебе все объясню. А теперь протолкайся вперед и скажи боярину, что хочешь сразиться со змеем».