Последний из Рода

Я улыбнулся, встав, обнял ее.

— Ты меня не потеряешь. Никогда. Я же обещал, — шепнул ей в волосы.

Я обещал. И я сдержу свое слово. Мы покинем город на рассвете, но прежде, я раз и навсегда объясню нелюди, кто я и на что способен. Чтобы помнили. Чтобы боялись.

Нара, глупенькая, дрожит… Боится за меня. Она еще не заметила: я вернулся другим. Огнь не терпит слабости, он выжигает лишнее… И никто не смеет вставать на пути Генерала. Пожелай я, бэниши умрет, даже не успев понять, что его убило. Но я выйду в круг. И рассмеюсь в лицо Ткачихе, уничтожив лучшего из ее слуг. Так хочу я. Так хочет Огнь.

Сплетающая Узор еще долго будет жалеть о том, что посмела вызвать Осеннюю Стихию.

— Тиан, а это ничего, что ты не явился в Совет? — беспокоилась Нара.

— О чем ты? Меня просто запишут в погибшие. Нечего нам в Костряках делать, гиблое место, долго еще над городом прах и пепел витать будут. — Я закинул за спину тощий мешок, осмотрелся, проверяя, ничего ли не забыл. Негусто у нас с Нарой с имуществом… Ничего, вот устроимся где-нибудь, обрастем вещами, словно дерево листьями. Это мне-то для счастья Ворона и сабли хватит, а баньши моей дом нужен: крепкий, чтобы на века был выстроен. А что моя баньши хочет, она получит.

— Все взяла? — спросил у мнущейся на пороге жены. — Возвращаться, если что, не станем, смотри.

Она кивнула. Беспокойство из глаз не исчезло, но она молчала, не уговаривала бежать.

— Где тебя ждет этот баньши? — спросил. — Успеем до того, как солнце сядет?

— Под стенами на западе, — ответила она. — Тиан, ты уверен, что…

— Нара! Мы уже решили.

— Ты решил! Меня ты не спрашивал!

— Прекрати, — я поморщился. — Увидишь, все хорошо обернется.

Она фыркнула, забросила за спину гитару и, задрав нос, вышла. Мне оставалось лишь не отстать. Похоже, Нара смирилась…

Нас ждала целая толпа. Не знай я, кто передо мной, принял бы эту стайку щебечущих девушек за подружек, тайком от родителей выбравшихся из города на встречу с бравыми стражниками.

Кстати, о родителях…

— Пришла, Нара? Вот уж не ожидал, думал, испугаешься, — усмехнулся Старейший. — И человека с собой притащила. Разве не помнишь, на наши встречи смертным хода нет. Сама его привела, так знай — проиграешь, он за тобой отправится.

— Моя жена не будет отстаивать свое право, — я бросил мешок и встал между ним и Нарой. — Хочешь что-то доказать, тебе придется выйти против меня.

— Даже так? — баньши пощипывал подбородок, задумавшись. Решив что-то, расхохотался: — Ну что ж, Воин, я согласен. Выйди против меня в круге бэниши, и я не стану наказывать мою самовольную дочь. Только помни, Воин, умрешь ты — умрет и она.

— Я умру? Неужели ты не знаешь, нелюдь, кто я, чье пламя горит в моей груди? — Я не понимал, почему он так уверен. Не может же он не знать, что произошло прошлой ночью, кто открыл ворота Огню, вел Легион?

— Ты сделал свой выбор, Воин: предпочел мою никчемную дочь своему пути. И с этим выбором тебе теперь жить… и умирать. — Старейший оскалился, разом растеряв всю свою нелюдскую красоту, показав истинное лицо. Я поморщился… Дурак. Дураком жил… дураком и помрет.

Круг баньши начертил совсем маленький, шагов десять — не больше. Я втайне усмехнулся. Ну-ну, посмотрим, что у него выйдет.

— Вступи, Воин, — предложил баньши, перешагивая мягко светящуюся черту. — И пусть Ткачиха отдаст победу достойному.

— Не надо, Тиан! — опомнилась Нара, вцепилась в меня. — Наплюй. Пойдем, они нас не станут останавливать.

— Послушай мою дочь… Воин, — усмехнулся Старший. — В кои-то веки дело она говорит. Беги, Воин. Беги!

Я перешагнул черту.

Он был неплох, этот баньши. Меч, непонятно откуда взявшийся в его руках, порхал так легко, будто ничего не весил. И двигался Старший быстро. Быстрее, чем я позволял двигаться себе. Он атаковал, но не ранить меня пытался — лишь оттеснить к границе круга. И я отступал, осторожно отбивая его удары. Шаг за шагом приближаясь к черте.

Снег слепил глаза, танцевали там, за чертой, баньши, прикусив ладонь, всхлипывала моя Нара. Но не смеялась Ткачиха… Ярилась, рвала нить за нитью, но ничего… Ничего не могла поделать.

Слышишь меня, Княгиня? Я знаю, слышишь… Я заберу твоего слугу. Это предупреждение. Пришлешь еще одного — выжгу всех, кого найду. Ты поняла меня, Княгиня?!

Шаг до черты. И я делаю его. Злорадно хохочет баньши, радуется легкой победе…

Я опускаю саблю.

— Сдаешься, Воин? — приподнимает бровь Старейший. — Неужели?

— Нет, просто хочу кое-что показать, — моя очередь смеяться, нелюдь. Моя.

И я перешагиваю линию, полыхнувшую, опалившую… Белое пламя пожирает свою жертву. Пожирает… и никак не может пожрать.

Лишь лисова лента пеплом осыпается.

Шагаю обратно. И улыбаюсь.

Он смотрит на меня с ужасом, наконец, осознав, кто перед ним. Что перед ним.

Опадает белое пламя круга, но вокруг меня уже разгорается алое, осеннее. И плевать, что не время. Каркает ворон и раскрываются за плечами моими крылья.

— Пади на колени пред Генералом Осеннего Огня, неразумное дитя… Пади на колени и проси пощады! — шипит пламя.

Но он горд. Слишком горд.

Огненные дорожки разбегаются из-под моих ног, кольцом окружает его Огнь. Он пытается сбежать, перешагнуть черту, избавиться от плоти, но нет, не пускаю.

— Гори, баньши! — смеюсь. — Гори! Так будет с каждым, кто посмеет тронуть мою Нару! Помните, баньши! Помните, Старшие! И не смейте больше преступать мне путь!

Ворон нашел нас на дороге. Ткнулся носом в пустую ладонь. Я послушно выпустил Огнь и протянул ему полную горсть.

— Ешь, заслужил… Только давай быстрее, Нара устала, понесешь ее.

Он фыркнул, дескать, вот еще, но заглотил угощение и позволил мне подсадить бледную, молчащую баньши в седло.

— Ты изменился, Тиан, — произнесла она первые слова с тех пор, как я вышел из круга. Победителем вышел. И шарахались от меня воющие баньши, и танцевал вокруг Огнь, и ярилась бессильно Ткачиха, и смеялась Реи'Линэ.

— Я просто ушел, — сухо. — Ты боишься?

Она помотала головой.

— Нет, просто не знаю, ты ли это…

Я улыбнулся. Дурочка — вся в отца.

— Глупая, для тебя я всегда останусь собой. Если бы я искал битв, я остался бы там, в Огне. Но я вернулся к тебе, я выбрал покой… Я должен был преподать урок Ткачихе, чтобы она оставила нас, не пыталась отомстить. Я его преподал… Так куда же отправимся? Выбирай, моя Нара, где мы построим наш дом?

— Ох, Тиан… — по ее щеке скатилась слеза. — Ох… Тиан…

Мы шли на восход. Мерно цокали копыта Ворона, задумчиво перебирала струны моя Нара, падал снег…

Все закончилось. Все, наконец, закончилось.

Мы шли домой.

ЭПИЛОГ

7786 год от последнего падения Грани

— …только через мой труп! — вопила бабуля, терзая в руках кухонное полотенце. — Придумала, тоже мне!

Дед хмыкнул и спрятался за газетой. Когда бабуля расходилась, он всегда так поступал, оставляя меня один на один с этой фурией.

— Бабуль, ну чего ты, в самом деле? Я же не в армию ухожу, а поступаю на факультет военных переводчиков. Пе-ре-вод-чи-ков!

— Вся в отца! — охнула она. — Вот говорила я Насте, чтоб построже с тобой, не то по стопам отца пойдешь! Она все отмахивалась. Вот и выросла еще одна вояка!

Дед высунулся из-за газеты.

— Элеонора, душа моя, ты и правда палку перегнула. Была б твоя воля, ты бы Тинку до старости за своей юбкой прятала.

Я бросила на него благодарный взгляд. В этом противостоянии дед всегда был на моей стороне. Дело в том, что мой отец был потомственным военным. Насколько мог проследить свой род вглубь веков — все его предки служили. Мама же — приемная дочь. Бабуля и дедуля взяли ее совсем маленькой и вырастили в строгом духе, словно дворянку какую. Отец погиб год назад, мать тут же нашла себе нового мужа и укатила с ним в Зимбабве работать в Красном Кресте, а меня вот оставила на дедулю с бабулей.