Последний из Рода

Я внезапно поняла: не будь я должна следовать за Тианом повсюду, будь я и в самом деле человеком — не приняла бы такой помощи. Умирать бы стала — не приняла бы. Не нужна мне его милость, не нужна жалость. Ничего не нужно…

— Эй, ты чего? — окликнул Кольд. — Обиделась, что ль?

Я подняла руку, вытирая некстати набежавшие слезы.

— Нет, не обиделась, — тихо. Грустно. — Задумалась.

— О чем это ты так печально задумалась? — не отстает. Вот ведь…

— О том, что лучше бы я умерла, — ответила резко и пошла прочь по улице. Как я устала от такой жизни. Уйти бы ото всех, да куда я денусь. Один раз уже… попыталась. Теперь вон с Лисом не расплатимся.

— Совсем с ума сошла, — пробормотал мне вслед Кольд, но догонять не стал.

Тиан

Арбалетный болт, сорвавшийся с ложа, просвистел всего в пальце от моего уха и с взвизгом впился в ствол. Испуганно заржали лошади, продолжали визжать бабы. Я бросился к мужику, вырвал арбалет, отбросил.

Что делать? Куда бежать?

Хрясь! Меня приложило по хребту.

— Да как ты посмел зверюг своих грязных, да с нашего источника поить! — орала на меня толстощекая баба, одетая в замызганный полушубок. — А ну-ка попробуй только сбежать, козел недорезанный!

И снова коромыслом вдоль спины.

— Что же это делается! Беда-то какая!!! — голосили на все лады ее товарки, не забывая подбадривать атаманшу. Я было подумал коромысло-то из рук вырвать, но потом понял, что только хуже сделаю, если сопротивляться буду. Да и не поднималась на баб рука. Мужиков бы прибил, а этих…

Атаманша повалила меня на землю — лицом в грязь. Огнь сердито полыхнул: я уже был готов наплевать на совесть и отходить этих баб в ответ их же коромыслами а потом макнуть в завонявший тухлятиной источник. Вовремя вспомнил — Нара и Кольд в деревне. Наверное, в той самой, откуда эти бабы. Решено, потерплю. Пусть ведут в деревню, там поговорю с головой, авось откуплюсь. А то ведь сбегу, Нара мне потом устроит…

Нара

По деревенской улице я пересекла площадь, вышла из деревни с другой стороны и пошла по хорошо утоптанной дороге дальше, где впереди шумела река. Не река — речушка. Запах магии фейри никуда не делся, только усилился. Я наклонилась к воде. Да. Магия фейри. Но заколдована не сама река, сюда словно вливается волшебство, бьющее из другого источника. Странное все-таки дело. Люди, конечно, все поголовно ненормальные, но обычно это Старшие стараются селиться возле магических источников, а смертные сторонятся фейри…

— Ты тоже это чувствуешь? — услышала я женский голос за спиной.

— Чувствую — что? — не поняла я, выпрямляясь и оглядываясь. Обычная смертная, деревенское платье, светлые волосы, светлые глаза… нет, не обычная… в ней было что-то неправильное, но, Хаос побери, проклятая магия фейри мешала мне сосредоточиться и разглядеть, в чем дело. Ведьма, что ли?

— Силу, — объяснила женщина. Только сейчас я заметила у нее в руках белый бутон. Тонкие, не по-деревенски изящные пальцы теребили нежные лепестки. — Могущество. Защиту. Магию.

— Чувствую, — скривилась я. — Так, значит, вы здесь знаете, что здесь такое? Или только ты в курсе?

— Все в деревне, — безучастно ответила смертная. — Как не знать?

Я пожала плечами. Точно, странная. Блаженная, что ли? Тонкие нервные пальцы по одному обрывали лепестки. Гадает?

— Я видела, как ты с матушкой Глен разговаривала, — безо всякого перехода сообщила женщина. — Как она тебе?

— Как она мне?! — опешила я.

— Какой она тебе показалась? — уточнила вопрос женщина. — Как человек.

— Почтенная стару… женщина преклонного возраста, — недоумевающее ответила я. — А почему ты спрашиваешь?

— Хочу знать, — непонятно объяснила женщина и с интересом уставилась на меня. — Рада, что тебе она понравилась.

— А-а, — вежливо потянула я и решила ретироваться, пока безумица не выкинула что-нибудь еще столь же ненормальное. Первый бутон она дощипала и невесть откуда достала второй. И тоже принялась ощипывать лепестки по одному. Любит — не любит, случится — не случится, верить — не верить, говорить — промолчать…

— Не бойся, — посоветовала смертная. — Эта магия никому не причинит вреда, она только охраняет деревню от всякого зла. Подарок фейри.

— Подарок? — переспросила я, пытаясь соотнести в уме фейри и подарки людям.

— Плата. — Еще один ощипанный цветок летит под ноги.

— За что?

— За девушку, которую он спас.

Бред.

— Не веришь? — не отставала безумица. — В моем роду это было. Прапрабабку матушки Глен утопить хотели. В этой самой реке, на этом самом месте. Я часто сюда хожу.

— Прапрабабку? — вежливо переспросила я. Вот в это охотно верю. Люди все время убивают себе подобных. Смертная, видать, помешалась на семейной легенде. — За что?

— Жениха отравила на свадьбе, — с жутковатым спокойствием объяснила моя собеседница.

— За что?

— Не нравился ей, неволей шла под венец. Она знахаркой была, как и матушка Глен. И тоже так же звалась. Молодая, неопытная. Хотела усыпить, но не вышло. Всю свадьбу отравила, жених к утру помер, а гости неделю мучались.

Хаос… Люди…

— Как в себя пришли, так и потащили на реку, топить ведьму.

— А почему топить? — не удержалась я. — Ведьм же сжигают, разве нет?

Женщина посмотрела на меня таким взглядом, словно это я, а не она была безумной.

— Топить проще, — сухо объяснила она. — Испокон века здесь кого надо, топили.

Я поперхнулась. Смертные!

— Тогда понятно.

— Тот фейри от своих отстал, весной дело было, — продолжала женщина так, как будто это все объясняло. Я правильно понимаю, что речь идет о весеннем выезде и одном из Весенних Князей соответственно? — Увидел, что творится, вступился.

— Ну и что? — не поняла я. Весенний Князь мог забрать приглянувшегося ему смертного, не вручая никому никаких подарков!

— Не хотели люди ему сразу девушку уступить, он и… пошумел немножко.

Хотела бы я знать, многие ли осталось в живых после того, как разгневали Князя?

— Сама Глен его тогда успокоиться и упросила. Он и предложил мену. Деревня ему Глен отдаст, вину ей простит. А он им источник заколдует. Тот день его силы был, как не согласиться!

Да уж. Фейри здесь знатно порезвился. Нашел себе… слугу? Саррен-воррена? Игрушку? Рассказал смертным устройство мира, показал свое могущество, поколдовал от души… Узнать бы, кто это был — и чего мне ждать от его магии?

— Та Глен с ним тогда ушла, — нимало не заботясь о том, слушаю я или нет, рассказывала женщина. — Он просил. — Просил! Фейри! Мда… — А деревню — она тогда на дороге стояла — сюда перенесли. У источника охрану поставили и ушли. Спрятались. Не хотели с другими людьми сталкиваться. В других краях фейри едва терпеть готовы, боятся и ненавидят. А здесь не столько Единому молятся, сколько Князьям.

Я кивнула. Если они увидели фейри в день его силы — я уже ничему не удивляюсь. Единый еще есть ли, нет ли, а Князь — вот он, рядом. Ушел — так источник остался.

— Та Глен вернулась вскоре, — все так же равнодушно продолжала женщина. — Замуж вышла — сама выбрала. Детей породила. Матушка Глен ее еще застала.

— А потом? — полюбопытствовала я. — Она умерла?

— Нет, — удивилась вопросу моя собеседница. — Фейри за ней пришел. И они оба ушли. Говорят, пока потомки той самой Глен в деревне живут, до тех пор их магия фейри хранит.

Значит, саррен-воррен. Странно, не слышала, чтобы в Весенней Семье кто-то смертного выбрал… хотя… когда это было-то? Не больше двух столетий назад… до того ли мне было? У меня Род вымирал…

Род. А вот что в истории самое странное… потомки Знахарки Глен — это же настоящий Великий Род! А я ни на старухе, ни на этой женщине следов вмешательства баньши не заметила…

— А кто тебе матушка Глен? — спросила я. — Мать твоя? Бабка?

— Человек, — тяжело обронила женщина. — Она — человек моего Рода… Не узнала меня, Нара?