Последний из Рода

— С ним, значит, не хочешь? — усмехнулся наемник. Я его опять не поняла: что здесь смешного? — Куда тогда?

— На пол клади. Можешь даже бросить, — приказала я, в нетерпении притопывая. Жуть как хотелось наконец рухнуть в постель и закрыть глаза.

— Сурово ты с ним, — покачал головой Кольд, осторожно укладывая Тиана в угол.

— А он со мной?! — взвилась я. — Напакостил, как последний козел, и смылся! Ты хоть знаешь, что мне по его милости пришлось делать?!

— Нет. Не знаю, — спокойно ответил Кольд, выпрямляясь и поворачиваясь ко мне. — Ты сама не захотела рассказывать. Что, так страшно?

— Так, — пробурчала я. — Извини. Спасибо за помощь.

— Да не за что, — засмеялся наемник. — Мы же теперь попутчики.

И вышел прежде, чем я успела выразить свое отношение к такому подозрительному спутнику. Он всерьез думает, что я с ним смирюсь из благодарности? Тиана споил, шутит непонятно, подмигивает… Гад!

В дверь осторожно постучался хозяин корчмы — принесли воду. Я подумала и попросила прислать ко мне какую-нибудь служанку, чтобы постирали мои вещи, если уж их обещают подготовить к утру. Хозяин рассыпался в заверениях и ушел.

Я переоделась в купленную на торжище в Вольграде сорочку — впрочем, все мои вещи были там куплены, — вручила подошедшей служанке грязные тряпки и пообещала бо-ольшие неприятности, если к рассвету они не будут у меня в комнате: чистые, зашитые, где порвались, и как следует отглаженные. Служанка кланялась, обещала все сделать и с огромным удивлением косилась на Тиана. Корчмарь, помнится, тоже косился. Они же не думают, что я буду делить кровать с перебравшим пива смертным, будь он хоть сто раз мой человек?

Я с трудом заставила себя помыться — слишком устала, но ходить грязной было еще неприятнее — и рухнула на постель. Тиан по-прежнему изображал из себя бревно, валяясь на полу. Может быть, я слишком жестоко с ним поступаю, но думать об этом сил не было. Я, кажется, уже двое суток на ногах. Быть человеком ужасно утомительно.

Тиан шевельнулся, прошептал «Нара» и снова затих. Я почувствовала укол совести. Может, позвать кого, пусть ему… ну не знаю, тюфяк принесут с кровати?

Нет, обойдется. Спать.

Когда я проснулась, за окном давно уже рассвело, а Тиана в комнате не было. Вспомнилось первое утро в смертных землях, потом вчерашняя хижина. Стало страшно. Куда он опять делся?! Нет. Нет, он не мог снова уйти! Он не мог меня бросить! Нет.

Если Тиан опять сбежал, я его догоню, где бы он ни прятался, куда бы ни скрылся. И убью сама. С особой жестокостью. Подлец, скотина!

За ночь трудолюбивые служанки выстирали и зашили все, что велено. Я переоделась и уж было собиралась спуститься на поиски Тиана, как он вошел сам. «Вошел» — это мягко сказано. Ввалился — будет точнее! Вид у него был… Кажется, это называется «похмелье». Спрашивать «где ты был» я сочла излишним.

Он с трудом остановил свой взгляд на мне. Скривился в жалкой попытке изобразить раскаяние, но тут же схватился за голову.

— Нара, — осторожно произнес он. Вид у Тиана был такой жалкий, что мне уже расхотелось его ругать. И так ему, бедолаге, плохо. Голова болит, мутит, да еще всю ночь на полу провел, небось все тело теперь ломит… — Прости меня.

— За что? — глупый вопрос, но ничего умнее придумать не сумела. Бедный он, бедный… надо было все-таки тюфячок попросить.

Тиану, кажется, стало еще хуже. Чем там люди лечат похмелье?

— Я… я напугал тебя там, у хижины. Я… я не хотел. Прости. — А глаза в пол. На меня не смотрит. Вину чувствует? Или, наоборот, не хочет, чтобы я увидела: раскаяние его — напускное.

Не знаю, что на меня нашло. Хотя, нет, знаю. Перед моими глазами снова встала горящая хижина — и раненный крестьянин возле нее, и бледный от страха мальчишка, и маленькая девочка, которая так гордилась, что сегодня ее назвали Воином.

Я подскочила к своему человеку и со всех сил влепила ему пощечину. Тиан не сопротивлялся, не пытался уклониться. И получил по морде второй раз. Что-то странное у него с лицом. Я должна была уколоться о двухдневную щетину, а ощутила гладковыбритые щеки и краешек бороды. А, ну да. Иллюзия.

— Нара, — снова начал мой человек, но я не дала ему договорить.

— Значит, ты думаешь, что испугал меня, Тиан Берсерк? Ты думаешь, это причина для того, чтобы меня бросить, так?! Отвечай — так или нет?! — накинулась я.

— Ты не понимаешь, я ведь… я ведь мог причинить тебе вред! — с отчаянием.

— Ах, ты мог причинить мне вред! Ах, какой ты страшный Воин! Ты призвал Огнь, ты перепугал этих бедных крестьян, а потом… сказать тебе, что ты сделал потом?! Ты сбежал! Смылся! Бросил меня, как последний трус! — Вчерашняя злость, оказывается, никуда не делась. А я-то думала, простила своего непутевого человека. Но нет, он мне за все ответит! Я ему все выскажу, будет знать!

— Но я… — попытался вставить слово Тиан, но я ему не дала.

— Ты знал, что один из крестьян ранен?! Он пошел за тобой, Тиан Берсерк, потому что ты взял с собой его сына! И ему нужна была помощь! Ты можешь это понять, ты, Воин?! Тебе когда-нибудь приходило в голову, что не все битвы заканчиваются поголовной смертью сражавшихся? Что бывают еще и раненые? Ты хотя бы представляешь себе, какого это — тащить на себе человека, который вдвое тебя тяжелее и истекает кровью?! Когда ты еле идешь и боишься одного — только бы он не потерял сознание! Потому что тогда он уже не сможет передвигать ноги! Ты понимаешь, какого это, когда у тебя всех помощников — перепуганный мальчишка и девчонка, которая еле тащит тяжеленный топор, потому что мужику он чем-то очень дорог?! Ты это понимаешь?!

— Нара, — беспомощно пробормотал мой человек и прислонился к стене, скрещивая руки на груди, запрокинув голову. Заходили желваки на его скулах. Быстро двигался под кожей кадык.

— Тебе не приходило в голову, да, Тиан Берсерк, что быть Воином — это нести ответственность! А не смываться, пока тебя не поколотили разозленные крестьяне! Ты хоть представляешь, какую встречу мне устроили в этой паршивой деревне?! — никак не могла остановиться я. Понимала, что пора бы уже, но не могла. Даже если я перегнула палку, даже если я сейчас совершаю непоправимую ошибку — все равно не могла. Слишком много накипело, слишком тяжело мне пришлось. Слишком плохо мне было вчера… без него.

— Но Лис сказал… — Одно упоминание имени этого… этого… породило новую волну злости, захлестнувшую меня с головой.

— Ах, тебе Лис сказал! А он случайно не сказал, что нарочно настропалил этих людей, чтобы они забрали себе мои вещи?!

— Нет. — Человек выглядел ошеломленным.

— Значит, нет, Тиан Берсерк? И ты поверил той лжи, которую он тебе подсунул?! Поверил Листопаду? Лису? Фейри? В деревне меня чуть не убили! А тебя не было, Тиан, не было! Ты где-то шлялся по лесу и страдал от того, что мог бы — мог бы, Тиан! — причинить мне вред! Уж не сомневайся, ты его причинил! Еще какой! Тебе хоть не стыдно, что меня от своры разозленных мужиков защищала спасенная тобой девочка, а, Тиан? Или это в порядке вещей у вас, Воинов? Ты посвящаешь ее Огню, и она в благодарность тут же делает за тебя твою работу? Ты всю дорогу трясся над каждым моим шагом, Тиан, ты меня этим измотал! А когда ты был нужен — действительно нужен — тебя не было! Ты ушел! Скрылся! Струсил!

Мой человек схватился за голову. Кажется, я слишком громко кричала. Надеюсь, меня никто не слышал снаружи… глупая надежда. Тиан поднял на меня страдальческий взгляд.

— Ты не понимаешь, — с усилием произнес он.

— Ну так объясни мне, глупой бань… бабе, чего я такого не поняла, — издевательски предложила я. Хаос, опять оговорка! Остается надеяться, что люди не знают, как зовется мой народ и на эту оговорку никто не обратит внимание.

— Нара, я не… ты не представляешь, что я мог с тобой сделать! Я не мог… не должен был оставаться рядом! Я опасен для тебя! — И вновь отчаяние в голосе. Горькое, безнадежное.

— Со мной сделать? — не поняла я. Тиан покраснел. Я действительно не понимала. Он чуть было не ушел в Огнь навсегда, едва не оборвал мою жизнь. Вот тогда было страшно. Вот тогда я испугалась. Но об этом человек никак не мог знать! О чем же тогда он говорит? Какой вред он мне принес? Ударил меня? Хаос, да какая разница! Ну, да, больно, неприятно, обидно, но все лучше, чем, спотыкаясь, вести через лес раненного человека. И даже такое испытание лучше, чем умереть вместе с Родом. Я начинаю уже забывать главное — я не смертная, истинный мой облик почти что неуязвим — ведь я бесплотна. Удары не имеют значения, при всей их болезненности. Надо как-то это объяснить, не раскрывая главной тайны…