Право на совесть

Студников попросил перевести все сказанное на русский язык. Потом он утвердительно кивнул:

— Учиться им придется много. Так и скажите. Физическую тренировку пройдут. О джиу-джитсе слыхали? Ну вот, у нас для них хороший учитель есть. Чемпион Советского Союза. Потом стрельбе из разного оружия поучим, не только бесшумного. Надо быть готовым ко всяким неожиданностям. Потом… Что там у нас еще?

Окунь поспешил на помощь и стал перелистывать страницы «учебного плана».

— Управление машиной, знакомство с системами связи, тренировка по наружному наблюдению. Знаете, что это такое? Вам покажут, как вести слежку за объектом и как уходить от слежки со стороны противника: пешком и на автомашине. Потом порепетируете несколько вариантов выполнения задания. Подберем похожий дом и разработаем систему вашей сигнализации, работу по часам, когда не видите друг друга, варианты отхода, взаимной помощи и прочее, Поучитесь распаковке дорожных вещей с заделанными в них документами и деньгами и упаковке обратно, на прежнее место. У нас ведь будет наверное не один набор документов.

— Кстати, о документах, — прервал его Франц. — По моему горькому опыту, они отнимают больше всего времени в подготовке. Нельзя ли нам решить поскорее, — чем будем пользоваться и не терять времени?

— Не беспокойтесь, — ответил Студников. — На этот раз задержек не будет. А насчет легенд и документов спрашивайте товарища Иосифа. Он будет руководить вами на той стороне.

Все четверо уставились на меня.

— Мы поговорим отдельно на эту тему, — уклонился я от обсуждения — В принципе, будем использовать то, что вы уже хорошо знаете по прошлым вариантам вашей работы и те бумаги, что хранятся для вас в наших сейфах.

— Вообще же, я хочу вас предупредить, — снова вмешался Студников, обращаясь к агентам. — Здесь мы вас тренируем, шлифуем, так сказать, ваши способности. Принимайте в подготовке задания творческое участие. Это хорошо. Мы любим критику, если она помогает делу. Но на той стороне у вас будет командир, которого вы обязаны слушаться, как на фронте. Железная дисциплина, понимаете? Мы даем вам в руководители одного из наших опытнейших разведчиков, и его приказ — наш приказ. До меня дошли слухи о всяких спорах, которые у вас были с нашими офицерами в Берлине. Но Восточный Берлин одно дело, западная территория другое. Конечно, ликвидация поручена лично вам двоим и вы за ее выполнение отвечаете. Но мы отвечаем за вас, не забывайте этого. И еще: планируйте ликвидацию так, чтобы противник ничего не мог захватить — ни вас, ни каких-либо улик. Это очень важно. Самое главное для вас в этом деле: незаметно и удачно подойти, а потом быстро и чисто смотать удочки.

Пока Окунь пытался подобрать подходящее немецкое выражение к русскому «смотать удочки», я думал, что моя собственная цель во всем этом деле, примерно, такая же. Незаметно и удачно добраться до Околовича, и потом, после разговора с ним, быстро уйти обратно.

Сделать это совершенно незаметно для обеих сторон: для западных властей и для советской разведки. И, главное, сделать раньше, чем Франц и Феликс дорвутся до Околовича.

Мебель в служебном кабинете Панюшкина была меньше и проще, чем парадная дубовая мебель особняка в Турчаниновском. Но и здесь, в здании МВД, он качался утонувшим в глубине кожаного кресла. Как обычно, он съежился и сгорбился, и нам со Студниковым была видна лишь верхняя половина его темносерого пиджака. Локти он положил на боковины кресла и, подняв кисти кверху, составил кончики пальцев обеих рук, не спеша их перебирая.

— Так что же все-таки происходит с оружием? — спросил он еще раз.

Мы со Студниковым сидели друг против друга по эту сторону массивного письменного стола и я видел, что выражение глаз полковника было демонстративно безучастно. Он знал, конечно, почему происходит задержка с бесшумным оружием, но хотел, видимо, подчеркнуть, что его личная ответственность касается более высоких сфер.

— Блоки заказаны и их отливают по размеру портсигаров, — начал я отчитываться. — Будет два блока, двухзарядный и четырехзарядный. Кроме того, агенты получат по трехзарядному пистолету с бесшумными гильзами. Чертежи механической части, предохранителей и переключателей уже разработаны. Завтра нам должны показать модели. Но с пулями все застыло на мертвой точке и похоже, что надолго.

— Почему? — коротко бросил Панюшкин. Он чуть повернул голову в сторону и продолжал смотреть на меня полувопросительно, полунедоумевающе.

Я пожал плечами.

— История какая-то темная. Я не специалист и когда они забрасывают меня терминами, приходится верить на слово. По Наумову выходит, что скорость пуль слишком велика: пуля может пройти на вылет, тогда он не гарантирует действие яда. Если даже и облегчить пулю и подобрать заряд пороха, то все равно форма стальной болванки по конструкции оружия такова, что порвет много лишних тканей: массы свернувшейся крови заблокируют пути рассасывания и, прежде чем яд подействует, пулю могут удалить.

— Кто это, Наумов? — обратился Панюшкин, почему-то к Студникову.

— Начальник двенадцатой лаборатории, — ответил тот. — Кандидат химических наук. Я его лично не знаю. Видел, так, несколько раз. Они, из двенадцатой, говорят, даже сами по своей лаборатории ходить боятся. Вообще-то, я их понимаю. Страшное дело. Чуть что лизнешь нечаянно, и поминай, как звали. Но с конспирацией они перебарщивают: даже когда от себя, с Колхозной, к нам сюда едут и то машину меняют.

— Правильно делают. У них работа такая, — отрезал Панюшкин и вернулся ко мне. — Ну, и что же? Разве нельзя подобрать особую конструкцию пули? На то они и экспериментаторы. Делали же наши лаборатории спецпатроны, и не раз.

— В том-то и штука, что делали для обычного оружия, — возразил я. — Сейчас Наумов работает над какой-то особой смесью, которая сможет якобы растворить часть свернувшейся крови. Сколько времени займут его эксперименты, он не знает. С другой стороны, — мастерские в Кучине с проблемой начинки таких пуль встречаются впервые. У них тоже всякие «но». Надо, — например, подобрать оптимальную полость для яда так, — чтобы и смесь не выпала в полете и поверхность соприкосновения была достаточной. Но данных о количестве вещества и об его консистенции они от двенадцатой лаборатории еще не получили. Значит и планировать бесполезно. Кроме того, высверлить полость нужно так, — чтобы осталась жесткость пули. Придется ведь, возможно, стрелять и через автомобильное стекло. Они пробовали ряд образцов и часть их, пройдя стекло, рассыпается. Опять таки, форма полости зависит от характера вещества и степени его соединения со сталью. В общем, — как говорят, голову вытащат, ноги увязнут.

Панюшкин слушал внимательно, а потом развел руками:

— А зачем соединять пули для пробивки и пули для самой ликвидации в один комплекс? У вас двое боевиков и два портсигара. Да еще пистолеты. Пусть сделают два вида пуль. Нет, что-то эти техники излишне мудрят.

Он снял телефонную трубку и сказал секретарю:

— Соедините меня с двенадцатой лабораторией. С Наумовым…

Он ждал, исцарапывая ногтем чернильное пятно на стекле стола. Потом заговорил снова:

— Товарищ Наумов? Панюшкин… Может быть зайдете ко мне сегодня часа в три? Надо кое-что обсудить. Прекрасно. Значит, в три.

Он бросил трубку и снова снял ее.

— Вызовите Хотеева или кого-нибудь еще из кучинского хозяйства сегодня на три часа ко мне.

Потом откинулся обратно в кресло.

— Этот вопрос мы решим. Они договорятся. Я вам это гарантирую. Ну, а для себя берете какое-нибудь оружие? И если берете, то как думаете повезти через границы?

— Нет. Для себя ничего не беру. В моем положении мне, пожалуй, лучше вести себя мирно до самого конца. Паспорт у меня будет настоящий, а стрельбой можно только погубить все дело.

Панюшкин спорить не стал.

— Переброску людей и документы для них разработали? — продолжал он расспросы.

— В общем, да, — ответил я. — Легенды подобраны и они их заучивают. Австрийские паспорта у них есть, а комплекты западногерманских документов им готовятся. Схема движения курьеров и общей системы связи группы будет закончена в ближайшие дни.