Страница 24 из 145
– Лика! Я собираюсь специализироваться на гражданском праве! – уже слегка раздраженно заявила Куна. – Брачные контракты, разводы, совместное владение имуществом, его раздел… Я же тебя этим не гружу, законы и прецеденты не цитирую! Выходной сегодня, понимаешь?
– Ты это Каре скажи, – хмыкнул Палек. – Она моя сестра, небесное дитя. Она, кажется, даже ночью зубрит. Ну ладно. Просто смотри, что с помощью таких формул можно запроектировать.
Он быстро стер формулу и схему и принялся набрасывать ажурную конструкцию, напоминающую распускающийся цветок. Конструкция располагалась на длинном витом стержне, волной идущем от постамента почти горизонтально. Пририсовав сидящую на вершине цветка маленькую чайку, он повернул лист так, чтобы девушка лучше видела.
– Хорошо рискуешь, – похвалила та. – Это что, цветок? А почему чайка сверху такая маленькая?
– Почти цветок, – усмехнулся юноша. – Сенсор стационарного гравископа, а чайка для масштаба. Я для Цукки его проектировал, она мой опекун и астроном. Они там рассчитали такую штуку, – приставленными друг к другу ладонями с растопыренными пальцами он изобразил нечто широкое и разлапистое, смахивающее на зубастую пасть, – причем оно должно раздвигаться и складываться, как бутон, чтобы диаметр конструкции по ходу дела менять. Это базовый элемент схемы, их там дюжина таких. Так что да, почти что цветок. Они хотели инженера нанимать для расчета несущих конструкций, но Дзи сказал, что зачем инженер, когда есть я? Тем более что мне все равно курсовые по профилирующим предметам делать. Ну, я и рассчитал.
– Разве на первом году есть курсовые? – недоверчиво спросила Куна. – У нас вот нет, они со второго года начинаются. На первом только базовый набор курсов собрать надо, четыре по профильной дисциплине и два по смежным.
– Да у нас вообще-то так же, – вздохнул Палек. – Но ты моего папашу не знаешь. Сказал, что не в этом году пригодится, так в следующем, и все, не отвертеться. Пришлось в продвинутых курсах копаться еще до того, как базовые закончил. Хотя на самом деле там все просто оказалось, схема простенькая, сами антенны легкие, веса почти никакого, так что разобрался. Если бы не длина рычага, а они по двадцать саженей в длину, вообще говорить не о чем. Там опоры у основания я сделал полыми, усилил по векторам основной нагрузки, вот так, если в поперечном сечении… – Он снова принялся рисовать.
– Лика! – уже почти зло сказала девушка. – Ну хватит меня грузить, в самом деле! Ты можешь о чем-то человеческом поговорить?
– Например? – заинтересованно спросил юноша, с неохотой убирая лист и стило.
– Ну, например, о музыке. Ты какие группы слушать любишь? Я вот от "Басов в квадрате" тащусь. Они у нас гастролировали весной, так я на все три концерта ходила.
– "Басы в квадрате"? – равнодушно переспросил Палек. – Не слышал. Я вообще как-то музыкой не увлекаюсь, по этой части в нашей разносторонней семейке Яна специалист, другая моя сестрица. А мне фона в стрелялках хватает, чтобы свои эстетические наклонности удовлетворять.
– Слушай, ты вообще чем в свободное время занимаешься? – удивилась Цуна. – Только не говори, что гравископы проектируешь. В стрелялки, что ли, режешься? Или за лошадьми ухаживаешь?
– Стрелялки – чтобы напряжение сбросить, – пожал плечами юноша. – А так чем попало занимаюсь. Пейзажики и портретики рисую, чтобы руку набить. В Манеже вожусь. Учу что-то сверх программы. Красивых девушек кадрю вроде тебя, – он подмигнул Куне. – Есть мысли, как разнообразить программу?
– А то ж! Ты, похоже, вообще жизни не знаешь. Ты же вроде нормальный парень, а поговоришь с тобой – ботаник ботаником. Надо твоим воспитанием вплотную заняться. Ты был когда-нибудь на тусовках? У меня у подруги завтра как раз с утра компашка собирается, родители с утра сваливают куда-то в голубую даль, а дом у них – закачаешься! Особняк на восемь спален и три гостиных, а они в нем втроем живут. В одной гостиной кинушка домашняя собрана, звук – отпад, и фильмов до фига, в том числе игровых, на большую компанию.
– С утра не получится, – Палек наморщил лоб. – Поработать надо чуток. Домашняя контрольная по аналу… аналитической геометрии, на следующей неделе сдать надо. Ближе к вечеру разве что.
– Ну ты вообще заучка! – фыркнула девушка. – Сделаешь, успеешь. Значит, живет она…
– Ку, – перебил ее юноша, – ты знаешь, что такое "неудачник"?
– Что? – ошарашенно переспросила та.
– Неудачник – человек, который живет, как амеба. Который ничего в жизни не достиг, плывет по течению, палец о палец не хочет ударить ради себя, зато много стонет – как ему плохо, как его никто не уважает, как он унижен и оскорблен… Ку, я никогда не буду неудачником. Я добьюсь всего, чего захочу. Но сначала придется как следует поработать. Мне до фонаря эти тусовки, на которых бухают до посинения, курят, колются и трахаются как попало, полагая это настоящей жизнью. Это не человеческая жизнь, это животные так существуют.
Куна удивленно смотрела на него. Обычное улыбчиво-озорное выражение сошло с его лица, и глаза горели мрачной решимостью.
– Ку, меня приемный отец из детдома взял. Меня государству родители подбросили в возрасте двух периодов. Дзи их потом нашел. Они – такие вот животные, пара спившихся алкоголиков, которым все по барабану, кроме выпивки. Они уже давно трупы, пусть и ходячие пока. Так вот, я таким никогда не стану. Я не хочу сдохнуть, не оставив после себя ничего, кроме урны с пеплом. Ты знаешь, ради чего жить стоит? Смотри!
Он повернулся к окну и ткнул в него пальцем. В этот момент поезд, наконец, вырвался на открытое пространство, и далеко внизу как на ладони нарисовалась горловина бухты. Залитая солнцем, ее перечеркивала ажурная двойная арка моста, кажущаяся отсюда почти игрушечной.
– Ради такого, Ку, ради такого! Ты давно умрешь, а мост останется стоять. И сто лет спустя по нему будут ездить машины, ходить люди, которые никогда и не знали, как тебя зовут, но которые пользуются тем, что ты сделал. Это – результат. А что твои тусовки? Что после них остается, кроме утреннего бодуна?
Поезд пошел под уклон по широкой дуге, и ускорение прижало Цуну к спинке дивана.
– Да я же только предложила… – пробормотала она.
– Да ладно, проехали, – махнул рукой Палек. – Я тебе по мозгам ездить не хотел, извини. Ку, я не против того, чтобы оттянуться в компании, но на весь день я туда идти не намерен. Давай попозже обсудим.
– Давай…
Оставшееся время ехали в напряженном молчании. Здесь, на городской окраине, вагон почти опустел, и тишина нарушалась только гулом мотора да вертлявой девчонкой лет пяти, которая сидела на диване возле супружеской четы среднего возраста. Девчонку интересовало решительно все вокруг – от того, почему поручни блестящие, до того, почему светит солнце, и она своими нескончаемыми вопросами довела до белого каления даже сидящую в противоположном конце вагона Куну. Девушка осознавала, что на самом деле ее раздражает не эта соплюшка, а зануда-Палек, но к тому моменту, когда поезд остановился на нужной станции, она была готова убить эту болтливую мелочь на месте.
На платформе, впрочем, обстановка разрядилась. Палек, шутливо поклонившись, пропустил ее в двери вагона, после чего пошел рядом, как бы случайно пристроив свою руку у ней на талии. Когда девушка недовольно повернулась к нему, он озорно подмигнул и показал ей кончик языка. Против воли Куна улыбнулась. Нет, на него решительно невозможно сердиться. Она на мгновение прижалась у нему, давая понять, что прощает, после чего ненавязчиво сбросила его руку – люди же смотрят! Юноша не огорчился – у подножия лестницы он спрыгнул с тумбы на асфальт, ухватил ее за талию неожиданно сильными руками, приподнял и спустил к себе. Куна обхватила его за шею и чмокнула в кончик носа, после чего вывернулась и со смехом отбежала на несколько шагов.
Смеясь и болтая, они пошли по тротуару вдоль широкого спуска, недавно специально проложенного к новому мосту, чьи чудовищно огромные береговые пилоны возвышались высоко над ними. Сейчас здесь казалось пустынно, редкие прохожие спешили в том же направлении, и на парочку никто не обращал особого внимания. Они принялись обсуждать общих знакомых и преподавателей, и от ехидных комментариев Палека Куна временами просто покатывалась со смеху. Больше всех на орехи от него досталось профессору Рафуте, преподающему юристам классическую философию средних веков, а технарям читающему общий курс философии. Палек смешно пародировал его походку, манеру нравоучительно вытягивать палец к потолку и в особой манере произносить "А теперь, молодые господа и дамы, мораль сей истории…", и Куна прыскала и била его кулачком в бок. Зато о профессоре Хирое, социологе, он отозвался с неожиданным почтением.