Страница 25 из 26
Оборотень ждал.
Дождь впивался в его покрытое жесткой шерстью тело, но он не двигался с места. Он был одновременно здесь и нигде, растворялся в толпе братьев и чувствовал свое полное с ними единение. Теперь у него было множество глаз, когтей и клыков. И ненависть стала тоже общей. Он обрел иное существование и теперь казался тысяченогим и тысячеглазым божеством, всесильным и беспощадным, способным восстановить справедливость на земле, где ему больше не было места.
Он видел, как двуногих выводили на крышу, и с удовлетворением вдыхал запах страха, который исходил от них плотной волной. Там были ненавистные ему люди. Предатели, бывшие друзья. Этими он решил заняться позже, напоследок. Сейчас главное – Семен.
– С-СЕМ-М-МЕН-Н! – прорычал он, и голос его громовым раскатом прокатился по окрестностям.
Дождь застилал все вокруг сплошной пеленой. Непрерывно полыхали молнии, отзывался гром.
Внезапно автоматный огонь стих.
– Спокойно, братья, – сказал он. – Ко мне, друзья мои. Здесь много крови. Мы уже лишились многих.
У входа в здание ему почудилось какое-то движение. Там несколько раз выстрелили и что-то обрушилось. Двери распахнулись, выпуская под дождь совершенно незнакомых ему людей. Братья расступились, образовав живой коридор. Оборотень ждал, жадно втягивая ноздрями сырой тяжелый воздух.
Первый, одетый в кожаную куртку, поднял руку с пистолетом вверх.
– Мы не при делах, парень, – сказал он. – Просто случайные туристы. Дай нам уйти.
Он задумался. От них не пахло смертью, кровью братьев или белым порошком, который оборотень ненавидел почти так же, как и Семена.
– Г-г-где С-сем-м-мен-н? – прорычал он.
– У себя в кабинете, – сказал первый. – Боится и ждет тебя.
Братья смотрели на него выжидательно. Мокрые люди за спиной первого тоже.
– И-д-дите, – рыкнул он. – У м-мен-ня с-с в-вам-ми д-дел н-н-нет-т.
Люди, сторонясь рычащих, скалящихся собак, пошатываясь, двинулись по грязи к стоянке. Первый остановился.
– Поспеши, Максим, – сказал он. – А то ты сможешь найти только его теплый труп.
– Ч-ЧТ-Т-ТО???
– Ты ведь не хочешь, чтобы Борзов ушел из жизни по-своему?
– Б-Р-РАТ-ТЬЯ!!! – проревел оборотень исступленно.
Сотни голов обернулись к нему. В глазах светилась любовь, преданность и готовность пожертвовать жизнью ради него.
– Я – вожак стаи. И я привел вас сюда. Осталось последнее, то, ради чего мы пришли. УБ-Б-БЕЙТ-ТЕ ВС-С-СЕХ-Х!!!
Он указал выход ненависти. И серая, грязная, оскалившаяся масса, словно цунами, хлынула в распахнутые двери.
Петровский снял куртку.
– Вы что, Тарас Васильевич? – испуганно спросил Антон.
– В конце концов, я ведь тоже оборотень, – просто ответил тот. – Попробуем поговорить.
– О чем с ним сейчас говорить? Он убьет вас, Тарас…
Договорить он не успел. Перебивая его, захрипело переговорное устройство, -… зываю, вызываю Петровского. Тарас поднял рацию.
– Да? – спросил он.
– Ну, как тебе шоу? – спросил голос, с которым они беседовали в милиции. Голос провонявшего бензином бомжа. Голос Кукловода.
– Многих он уже на тот свет отправил? – вместо ответа спросил Петровский.
– Он отправит всех, – ответил Голос без интонаций. – Крепкого ты мальчика воспитал, но мне он не подходит.
– Почему же?
– Он слаб, – ответил Голос. – Он не убийца. Другой бы убил вообще всех, а он… То, что с ним сейчас происходит, ты же знаешь, временное. Когда он придет в себя, вполне возможно, и руки на себя наложит. Зачем мне такой?
– Вырасти своего.
– Я подумаю. Да, кстати, связь я вам возвращаю, мне она больше ни к чему. До встречи, Тарас.
– Ты так и не представился.
– Ах, да, – сказал Голос. – Когда-то меня звали Тензор. Помнишь такого?
– Маленький мальчик со взрослыми амбициями? Которого так и не удалось загнать к психиатру? Разве ты еще жив?
– Я уже жив. Я вернулся, Петровский. И рад, что ты меня помнишь, – удовлетворенно сказал Тензор. – Мы с тобой еще встретимся, обещаю.
– В следующей жизни, – ответил Тарас.
– В этой, – сказал Тензор и отключился.
Сейчас же вместо него в рации зазвучал голос Михаила Токарева.
– Группа Петровского, отзовитесь! Петровский, прием!
– Здесь мы, – ответил Тарас. – Как там, в офисе?
– А! Наконец-то! – обрадовался Токарев. – Докладываю, три джипа выехали обратно. Состав экипажа такой же. А в офисе – резня.
– Как же они выехать-то смогли? – переспросил недоуменно Тополев. – А собаки?
– Почти все собаки – в здании. Тарас подскочил, всплеснув руками.
– Боже мой! – закричал он. – Андрей Васильевич, поехали! Только бы успеть…
Они стремительно ворвались в распахнутые, перекошенные ворота. Повсюду валялись собачьи трупы, двор был залит кровью, и клочья шерсти летели из-под колес.
Джип несся к офису.
– Стой! – закричал Петровский.
Максим, страшный, жутко изменившийся, шагал им навстречу. Кое-где на его фигуре, весьма смутно напоминавшей человеческую, сохранились остатки одежды.
– Вот это да… – прошептал Тополев.
Машина, пройдя несколько метров юзом, остановилась. Максим настороженно замер. Петровский открыл дверь.
– Антидот заряжен? – спросил он у Дремова.
– Ага, – ошарашенно произнес тот, не в силах оторвать глаз от оборотня.
– Приготовься.
Тарас вылез наружу, в дождь и холод, и тут же ботинки окунулись в грязную бурлящую воду.
– Максим! – крикнул он. – Это я, Тарас! Узнаешь?
Дронов на негнущихся ногах сделал несколько шагов к машине. Вместо правого глаза зияла кровавая дыра с белеющими осколками кости, а грязная мокрая шерсть по всему телу была слипшейся от крови. Полуруки-полулапы сжимались и разжимались, выпуская длинные когти.
– Зач-чем-м пр-р-риш-шел? – прорычал Максим напряженно.
– За тобой. Где Семен?
– М-мер-р-р-тв…
– Остальные?
Морду монстра исказило нечто похожее на ухмылку.
– Б-бр-р-рат-тья…
За спиной Тараса раздалось несколько быстрых хлопков, а на груди Дронова вдруг один за другим появились белые шарики.
Монстр поднял лапы в недоумении, потом посмотрел на Тараса и издал рев, перекрывший на мгновение шум дождя.
– Пр-р-ред-д-дат-тель, – прорычал он и медленно повалился на землю.
Петровский вытер пот со лба.
– Быстро к офису, – сказал он в открытую дверь. – Всех наших – сюда. Всю нашу – только нашу! – медицину тоже сюда. Постарайтесь спасти хоть кого-то. И, Антон, свяжись, наконец, с погодниками, меня этот дождь достал окончательно.
– А вы, Тарас Васильевич?
Петровский махнул рукой и захлопнул дверь. Джип рванул дальше, а он, сделав несколько шагов вперед, присел рядом с Максимом.
Тот лежал навзничь в пенящейся луже, уставившись единственным оставшимся глазом в темное, затянутое свинцовыми тучами небо. Струи дождя стегали его по окровавленной шкуре, по свежим шрамам и изуродованному лицу. Антидот уже начал действовать. Тело медленно съеживалось, вновь обретая человеческие формы, а лицо – прежние черты. Из безжалостного и неуправляемого оборотня Максим вновь превращался в самого себя.
– Прости меня, парень, – произнес Петровский и, протянув руку, погладил пальцами расползающуюся под дождем мокрую шерсть. – Прости, Максим. В этот раз я многого не успел.