Страница 50 из 53
Жанна еще раз вздохнула и отправилась искать Джоди.
10
Сверкая серебристыми боками, опустевшая урна высоко взмыла в чистое, голубое небо и, на мгновение задержавшись в верхней точке траектории, со скоростью кометы ринулась вниз, чтобы навсегда исчезнуть в задумчивых водах глубокого озера. Дело было сделано.
Жанна перевела дух и бессознательно поежилась в голубой байковой рубашке, словно окончание невеселого ритуала внушило ей холод. Потом она решительно повернулась и стала карабкаться вверх по склону холма в надежде, что усилия, необходимые для этого, помогут ей ни о чем не думать. Расчет ее оправдался. К тому времени, когда Жанна добралась до вершины и уселась на своем любимом месте — на замшелом валуне, откуда было хорошо видно голубое озерцо в долине, — она почти задыхалась. Грудь ее тяжело вздымалась, ноги слегка дрожали, но зато теплый осенний ветерок успел высушить выступившие на глазах слезы, а тоскливые мысли покинули голову, оставив в ней лишь пустоту.
Жанна не знала, сколько времени она просидела на вершине холма, глядя на роскошный осенний пейзаж внизу. Золотые березы, багряно-красные клены и вечнозеленые сосны красочным ковром пестрели на фоне лазурно-голубого неба, и от этой красоты щемило в груди.
Сначала Жанна почти не замечала осеннего великолепия природы, но понемногу она стала различать негромкий лепет ветра в пожелтевших листьях, одинокий щебет какой-то пичуги в ветвях и сухой шелест тростников на озере. Эти голоса, странно похожие на песню без слов, которую все матери тихонько напевают у кроваток своих плачущих детей, подействовали успокаивающе и на нее. Жанна подставила лицо солнцу, и его яркие лучи теплой лаской коснулись ее загорелой кожи, а знакомые с детства запахи нагретой земли и травы окружили ее со всех сторон и проникли внутрь, изгоняя из души грусть и печаль.
Боль от ее невосполнимой потери почти совсем прошла. Жанна очень ясно почувствовала момент этого благодатного избавления, и тут же в душу ее вступил безмятежный покой, наполнивший ее целиком. Закрыв глаза, она пробормотала слова прощания, которые не были прощанием. Всегда… Они всегда будут вместе… Эти слова ее бабушка сказала Джоди, и теперь, когда в груди больше не болело, Жанна готова была принять и понять их.
Солнце уже склонялось к горизонту, и яркая лазурь неба приобрела туманный, серо-голубой оттенок, но до вечера было еще далеко. В воздухе плыли сладкие осенние ароматы, а ветер почти совсем успокоился, и Жанна не торопилась уходить.
За спиной Жанны зашуршали листья под чьими-то твердыми шагами. «Должно быть, это Джоди — пришел проверить, как я здесь», — сонно подумала она.
— Я в порядке, Джоди, — сказала она, не оборачиваясь, и внезапно почувствовала на своем плече чью-то тяжелую руку.
— Это не Джоди, — послышался голос Сэнтина. — Это я. Где бы ты ни была, я всегда буду приходить за тобой.
От его прикосновения, от нахлынувшей на нее неистовой радости Жанна затрепетала и напряглась, стараясь сдержать дрожь. Потом она медленно расслабилась и подняла глаза, чтобы взглянуть на стоявшего рядом с ней Сэнтина.
— Всегда — это очень-очень долго, — сказала она серьезно. — Я только что думала об этом, и…
Она замолчала. Ее первоначальное удивление быстро прошло, и теперь Жанне казалось только правильным, что Раф оказался рядом с нею в этом месте и в этот час.
— Еще бы… — мрачно согласился Сэнтин и обошел кругом валуна, чтобы встать перед ней. Здесь, на этом осеннем холме, где природа, казалось, все еще сохраняла свою первозданную красоту, он должен был бы выглядеть и чувствовать себя совершенно чужеродным в своем синем деловом костюме, накрахмаленной сорочке и строгом галстуке, рассеянно подумала Жанна. Несмотря на это, Сэнтин, казалось, ощущал себя также свободно и непринужденно, словно он находился в библиотеке в своем замке. «Должно быть, это характер», — решила Жанна. Характер, который не скроешь никакими портновскими ухищрениями. Дикий, первобытный характер, такой же независимый, как у нее, и такой же чувствительный, такой же тонкий, уязвимый к любым внешним воздействиям.
Словно прочтя ее мысли, Сэнтин опустился перед ней на колени и взял ее руки в свои.
— Мне пришлось долго уговаривать твоего друга Джоди, прежде чем он согласился сказать мне, где ты и что делаешь, — сказал он. Взгляд Сэнтина был теплым и внимательным, и Жанна впервые без страха посмотрела ему в глаза.
— Всегда… — повторил Сэнтин. — Я тоже долго размышлял над этим словом, Жанна. И я никогда не употребляю его без достаточного повода.
Его глаза впились в нее, и, прежде чем Жанна отвела взгляд, она успела почувствовать, как у нее перехватывает дыхание, а внутри растекаются волны знакомого жара.
— Ты выглядишь усталым, — сказала она встревоженно. На самом деле Сэнтин выглядел гораздо хуже. Сегодня в нем не было ничего мальчишеского. Под лихорадочно блестящими глазами залегли траурные тени, а возле губ четко обозначились глубокие складки. Они делали его даже старше, и Жанне пришлось напомнить себе, что ему всего тридцать девять.
— А ты выглядишь очень спокойной, — сказал он. — И цельной. В мире с собой и со всем окружающим. Плоть от плоти того, что тебя окружает, Вот незадача-то… Представь себе, я мчусь через полстраны, чтобы успокоить и утешить тебя, и обнаруживаю, что ты не нуждаешься во мне, Покахонтас. Это, знаешь ли, не вдохновляет…
Жанна снова подняла взгляд, чтобы посмотреть на него, и ее руки машинально стиснули пальцы Сэнтина.
— Ты нужен мне, — сказала она тихо. — Вчера вечером я пыталась дозвониться до тебя, но Стокли сказал, что ты уехал в Сан-Франциско. И я подумала, что ты все еще сердишься.
Сэнтин покачал головой.
— Я улетел в такой спешке, что позабыл предупредить Стокли, чтобы он обязательно связал тебя со мной, если ты позвонишь. — Он нахмурился. — Но почему, черт побери, ты не оставила свой номер? Когда я вспомнил, что ты можешь позвонить, я связался с замком, но было уже поздно. Телефон твоей фермы не зарегистрирован ни в одном справочнике, и Доусону потребовалось полдня, чтобы расколоть телефонную компанию и заставить их разыскать его. Но к этому времени я был уже так занят, что на звонки уже не было времени.
— У тебя неприятности в Токио? — спросила Жанна, испытывая что-то вроде ревности. — Забастовка, да?
— Да, что-то вроде того, — уклончиво ответил Раф. — Только предмет моих переговоров был более деликатным.
— Собрался проглотить еще одну компанию? — спросила Жанна, которой стало смешно. Вот уж точно, эти мужчины совершенно неисправимы! — Когда об этом можно будет прочесть в газетах?
— Я надеюсь, что слияние пройдет с обоюдного согласия и к полному удовлетворению обеих сторон, — торжественно ответил Сэнтин, и его темные глаза лукаво сверкнули. — И, уверяю тебя, тебе не придется читать об этом в газетах!
Его взгляд упал на ее руки, которые он продолжал удерживать.
— Если бы ты знала, как я сочувствую твоему горю, — вздохнул он. — Когда перед своим отъездом из замка ты сбросила на меня эту маленькую бомбу, я почувствовал себя настоящим подонком. Наверное, это был единственный раз за все время, когда тебе понадобилась моя поддержка, а я подвел тебя. Сомнения, ревность, подозрения настолько овладели мной, что я не видел ничего вокруг себя. Дело в том, что я начал бояться, что ты вдруг исчезнешь из моей жизни, с той самой минуты, когда я впервые увидел тебя. Наверное, мне следовало заранее подготовиться к этому моменту, но я просто не мог об этом думать. Должно быть, я просто сошел с ума.
— Если бы ты согласился выслушать меня, я рассказала бы тебе все, Раф, — тихо сказала Жанна. — Я столько раз пыталась поговорить с тобой, но я не смогла преодолеть стену, которую ты возвел вокруг себя.
— Я боялся, — признался Сэнтин, не поднимая глаз, и вдруг заговорил быстро-быстро, задыхаясь и глотая концы фраз: — Я очень боялся, Жанна! Все внутри меня как будто превратилось в сплошную кровоточащую рану, и любая мысль о разлуке причиняла мне нестерпимую боль. Ты дала мне понять, что ты… не испытываешь ничего подобного, и это едва не убило меня. Я не просто был по уши влюблен, но я был влюблен в женщину, которой это было все равно и которая относилась ко мне совершенно равнодушно.