Страница 61 из 64
— Вот для нее самое подходящее место, — сказал Проняков. — Заряжай фугасными и пали прямой наводкой.
Катя Алешина, ждавшая с дружинницами начала штурма невдалеке от арки Главного штаба, пошла взглянуть на притащенную пушку. И здесь вдруг она заметила Василия. Он вместе с Дементием помогал артиллеристам устанавливать трехдюймовку. Катя очень обрадовалась парням, но подошла к ним только когда пушка была заряжена и нацелена на ярко освещенные окна Зимнего дворца. Схватив Василия за рукав куртки, она потянула его к себе. Юноша обернулся и, увидев ее, оторопел:
— А ты зачем сюда пришла?
— Хочу с вами.
— Нет, с нами женщинам нельзя, мы на прорыв пойдем.
— Не бойся, — засмеялась Катя. — я тут как сестра милосердия. Наш пункт первой медицинской помощи вон у той стены. Видите, где флаг с красным крестом?. В случае чего, — тьфу, тьфу, только бы вас не ранило, — разыскивайте нас. А перевязочный пункт — в здании Главного штаба. Там Наташа.
— Вот к ней мы и попадем, — сказал Дема. — На носилках притащат…
— С этим не шути, — строго оборвала его Катя. — Не надо.
Покидая парней, она шепнула Васе:
— Я буду ждать.
***
Комендоры крейсера «Аврора» стояли у заряженной шестидюймовой пушки и напряженно вглядывались в серую, едва приметную в сгустившейся мгле громаду Петропавловской крепости. Они ждали сигнала. Там, на башне, должен был загореться красный фонарь, извещающий о начале штурма.
Ветер усиливался, на взъерошенной поверхности Невы появились барашки. Склянки пробили полчаса десятого.
— Чего там, в' Петропавловской, копаются? — недоумевали матросы. — Сколько же стоять можно?
Но вот с мостика послышалось:
— Сигнал... вижу сигнал!
Во мгле за мостом показался багровый огонь. Он колыхнулся и медленно поплыл вверх.
— Носовое, огонь! Пли! — раздалась команда.
Длинное жерло шестидюймовой пушки рявкнуло так, что, казалось, дрогнул озаренный вспышкой мост, и грохот, похожий на всесотрясающий весенний гром, прокатился над вспененной Невой, над набережными, над площадью Зимнего дворца.
Словно эхо, из-под арки Главного штаба отозвалась пушка и послышалось далекое «ура».
Восставшие одновременно с трех сторон пошли на штурм.
Гремели частые винтовочные выстрелы, и без умолку трещали пулеметы. Разбрызгивая зеленые и оранжевые огни, звонко разрывались ручные гранаты.
Юнкера, засевшие за штабелями дров, не давали продвигаться. На ровной и голой площади наступающим негде было укрыться.
Катя, прижавшаяся к стене дома невдалеке от арки, видела, как десятка три путиловцев устремились вперед. Они пробежали шагов двадцать и, приникнув к земле, дождались, когда подтянутся другие. Затем вновь вскочили, пригнувшись, сделали несколько шагов и опять упали. Дальше их не пропускали потоки пуль, взвизгивающих над головой.
В это время красногвардейцам, наступавшим со стороны Александровского сада, удалось пробиться к высокой железной решетке Зимнего дворца. Они уже приближались к крайней баррикаде… И вот тут в бой вступил приземистый броневик «Ахтырец», стоявший за пьедесталом гранитной Александровской колонны. Медленно поворачивая приплюснутую башню, он двигался на рабочих.
Красногвардейцы, не выдержав огня, залегли.
Моряки, притаившиеся за углом дома на Невском проспекте, видя, что атака срывается, сбросили с себя шинели, взяли в руки гранаты и, пригибаясь, бегом устремились к броневику.
Команда «Ахтырца», почувствовав опасность, развернула машину и ударила из пулемета по морякам.
Матросы залегли, прижались к земле, но не остановились, а, по-пластунски извиваясь, подползали всё ближе и ближе к броневику.
Водитель «Ахтырца» решил припугнуть храбрецов, он направил машину на самых отчаянных, угрожая раздавить колесами,
И вдруг один из моряков поднялся во весь рост и двинулся навстречу «Ахтырцу».
Василию Кокореву показалось, что на поединок с броневиком вышел Иустин Тарутин.
Он слышал, как Проняков закричал:
— Не маячь... ложись!
А моряк, конечно, не слыша его, шагал к машине, застопорившей ход.
Была минута, когда броневик, как бы испугавшись бесстрашного балтийца, умолк и даже попятился немного. Потом короткое дуло пулемета шевельнулось, уставилось прямо на матроса... Моряк в это мгновение размахнулся и сильным броском швырнул две связанные гранаты под колеса броневика.
Взрывом «Ахтырца» подкинуло. Он накренился на одну сторону и затих.
Воспользовавшись короткой заминкой, головная группа путиловцев, солдат и матросов прорвалась за баррикады, опрокинула юнкеров и через ворота ринулась во двор Зимнего дворца.
Отбросив штыками часовых, они по двум лестницам проникли в главное здание и кинулись в коридоры, надеясь найти в какой-нибудь из комнат спрятавшихся министров Временного правительства.
А юнкера тем временем оправились и пулеметным огнем отсекли на площади путь другим отрядам восставших. За баррикады больше никто уже не пробился.
Наступавшие откатывались назад. Стрельба ослабевала.
— Где же те, что прорвались? — спрашивала Катя у возвращавшихся.
Но ей никто не мог толком ответить. Одни утверждали, что человекам сорока удалось пробиться к Эрмитажу, на Миллионную улицу, а другие нехотя говорили:
— Остались за баррикадами, видно, в плен попали.
Появились раненые. Кате пришлось тут же, под фонарем, останавливать кровь, накладывать повязки. Разгоряченные красногвардейцы не хотели уходить с поля боя.
— Мы им еще покажем. Сейчас будет сигнал к новой атаке.
Отряд смельчаков, прорвавшихся в здание Зимнего дворца, настороженно продвигался по комнатам. Шедший впереди Проняков дернул на себя резную дубовую дверь и шепотом передал:
— Не заперта... Давай все сюда!
Стараясь не греметь винтовками, красногвардейцы устремились за ним. Они спешили укрыться, так как внизу слышались голоса преследователей.
Комната, в которую проникли за матросом рабочие и солдаты, была освещена хрустальной люстрой. Здесь все сверкало: и причудливо расписанный потолок, и стены с лепными, позолоченными украшениями, и натертый воском паркетный пол.
Жители окраин и деревень, озираясь по сторонам, шагали по паркету с такими предосторожностями, точно они попали на гладкий лед.
— Запирай двери и гаси свет! — распорядился Андрей. Дождавшись, когда его приказание выполнят, моряк повел красногвардейцев дальше по затемненному коридору.
Следующий зал был также освещен: свет пробивался из щелки чуть приоткрытых дверей.
Опасаясь засады, Проняков шепотом передал: «Приготовить гранаты», — и, подойдя на цыпочках к дверям, рывком распахнул их.
И здесь все увидели мчавшуюся на них конницу.
Солдат в рваной шинелишке, шедший впереди Кокорева, мгновенно метнулся в сторону и, видимо, забыв, что он находится в здании, по-петушиному закричал:
— Спасайсь, братцы!.. Кавалерия!
Этот панический крик так подействовал, что многие, не разобрав, в чем дело, ринулись назад.
— Стой... Стой! — требовал Андрей Проняков.
Но бегущих невозможно было остановить. У раскрытых дверей остались лишь рабочие Выборгской стороны и Василий с Дементием. Они поняли, что это огромное зеркало отражает висевшую на стене картину. Художник с таким искусством написал
масляными красками скачущих во весь опор всадников, что люди и лошади казались живыми.
— Вот ведь черти неотесанные! Выдали себя и нас! — злился моряк. — Картины испугались.
И, как бы в подтверждение его слов, послышались выстрелы. Солдаты, выбежавшие на лестничную площадку, наткнулись на юнкеров. Там завязалась свалка.
— Стойте в темноте, — посоветовал Андрей. — Я посмотрю, нет ли другого выхода.
Он прошел в зал и, найдя за портьерами дверь, приоткрыл одну створку, но тут же захлопнул ее и бегом вернулся назад.
— Офицеры, — сказал он. — Если сюда кинутся, стойте спокойно, а потом — рвите напролом.
Большое зеркало, занимавшее простенок, отразило появившихся офицеров. Их было человек десять. Они шли с оголенными саблями.