Консервы

ИГОРЬ ПРОНИН

КОНСЕРВЫ

Андрей

С каждым годом становилось только хуже, жизнь действительно превращалась в ад – я не преувеличиваю. Последнего друга потерял в восьмом классе – он растворился в окружающем меня быдле. Оказался таким же, как все. Я понял: некоторые люди выглядят иначе только потому, что среда не принимает их, отталкивает. Они страдают, все эти дохлые пацаны, некрасивые девчонки, и кажется, что они другие, умнее и чище. Но приходит срок, и выясняется, что твой друг, тот, с кем когда-то собирался удрать в Америку, может залпом выпить полбутылки водки. Какой престиж! Все зовут в компанию. И конец дружбе, ты становишься ему неинтересен. Я хотел разбить Димке морду, просто так, на прощание, но раздумал. Он и этого недостоин. Все оказалось ложью: и книги, и разговоры наши, и даже мечты.

Одиночество. В школе я просто отбывал номер, благо был слишком крупным, чтобы ко мне часто приставали. Потом возвращался домой, обедал и читал что-нибудь до вечера, а перед приходом домашних уходил бродить в лес. Невыносимо стало слушать их разговоры, их бестолково бормочущее радио на кухне, их идиотический телевизор. Раньше я мог и при родителях забиться в угол, уткнуться в книгу, а потом все чаще стал задумываться: неужели этот обрюзгший тупой мужик – мой отец? Хорошо еще если трезвый, тогда пожрет, чавкая, и уткнется в телевизор. А если напьется… Я подумывал его убить как-то раз, всерьез подумывал чуточку подтолкнуть, когда он в трусах, задницу почесывая, на балконе курит. Но заставил себя взглянуть на вещи спокойно: деньги-то приносил в основном он.

Кроме того, остаться наедине с толстой дурой в бигудях, которую меня приучили называть мамой, – перспектива тоже не из радужных. Книги, редкие хорошие фильмы… Как часто там натыкаешься на образы матерей. Достойные, мудрые, любящие, всегда аккуратно одетые. Ложь! Классе в шестом я специально выслеживал матерей своих одноклассников, по списку. Среди них были моложе моей, красивее моей, даже попадались умнее. Или нет: хитрее. Всего лишь хитрее, пронырливее, энергичнее, а по сути – все та же тупая ограниченность, готовность день за днем спускать в унитаз отпущенное им время.

И вот, глядя на это существо в драном халате, пердящее под телевизор, думая, что ее никто не слышит, я решил оставить отцу жизнь. Недолго оставалось терпеть. Года через два я впервые послал его ко всем чертям, когда он снова стал меня жизни учить, ну и пришлось постоять за себя. Сильно я старался не бить, так, больше отталкивал. Отец быстро устал, ушел к себе и орал оттуда матом всю ночь. Зато эта шавка прибегала, что-то поддакивала, да я не обращал внимания. Ненавижу мат. И с Димкой окончательно расстался, когда он стал материться.

Потом я врезал себе замок, ну и еще одно дело провернул. Пьяные скоты, которых каждый вечер полно возле метро – я давно на них поглядывал. В общем, превозмогая почти физическую боль от «музыки», что неслась от ларька с дисками, я купил водки и познакомился с одним таким. Проблем почти не было: он не замечал, как я выплескиваю гадость на землю, а когда уроду приспичило отлить, я его в кустах немного обработал. Несильно – только чтобы лежал смирно. Мне повезло, денег оказалось довольно много. Я купил магнитолу и хорошие наушники… И то и другое давно выкинул, конечно, обзавелся со временем приличной аппаратурой.

Музыка – кто ее сочинил? Детские мечты я давно оставил, Америка – такая же помойка, как и Рашка, только вместо «Руки Вверх!» тамошнее быдло тащится от Бритни Спирс. Но кто сочинил настоящую музыку? Откуда среди населяющих нашу землю уродов берутся настоящие, стоящие чего-то люди? Я читал биографии музыкантов, писателей и чуть не плакал: водка и наркотики, наркотики и водка. Еще самки, тупые в своей самодовольности. Зачем эти люди губили себя? Больше всего это походило на самоубийство. Жизнь как самоубийство. Я даже пробовал сам пить, однажды приобрел хорошего коньяка и вылакал едва ли не всю бутылку, но стало противно.

Со школой я простился под те же «Руки Вверх!». Едва включили эту мерзость, как все, толкаясь, кинулись отплясывать, и я не выдержал. Распихал плечами полупьяных «дежурных», каких-то тупарей с прежних выпусков, выбил окно в туалете на втором этаже – и все, гуд бай. Больше ни разу даже не поздоровался ни с кем, ни с одноклассниками, ни с учителями. И на какое-то время жить стало легче – так мне казалось.

В институт я так и не стал поступать. Поехал было в один, но, толкаясь перед стендами с информацией, почувствовал тошноту. То же самое быдло, то же самое… Плюнул и вернулся домой. В результате устроился охранником в один магазинчик с тряпьем, благо росту во мне два с лишним метра и вес соответствующий. Зарплата небольшая, но есть приработки, а иногда я «крышую» какого-нибудь придурка, провожаю пьяного домой. Я не пью и не курю, мне не нужны наркотики, я не хочу потеть вместе с уродами на пляжах, что на наших, что на турецких, я не люблю жрать в ресторанах всякую падаль, приготовленную грязными руками, я физически не могу находиться в толпе и хорошие фильмы покупаю на DVD очень редко, потому что мало хороших. Я даже не хочу машину – в этом-то городе? Я хожу на работу пешком. Мне не нужно много денег, потому что я не такой, как все.

Конечно, кое-какие бытовые проблемы остались – отдельное жилье, например. Но не они меня мучили. Я не знал, как жить дальше, что делать. Мелкие заботы: купить еды, подработать, откосить от армии. Они возникают постоянно, они сжигают мою жизнь, мое время. Зачем я живу? Как мне выбраться окончательно из этого дерьма, как спастись? Я не спал ночами, разные мысли лезли в голову. Уехать в Сибирь, поселиться лесу? Или все-таки в Америку, попробовать «сорвать куш»? Тогда затвориться в особняке… А зачем? Всегда этот страшный вопрос: зачем?

И еще женщины. Без них трудно, с ними противно. Так я познакомился с Лиззи, точнее, это она ко мне прилипла на улице. Поначалу она показалась мне обычной дрянью…

Лиззи

…Андрей себя повел со мной, как полная скотина. Вообразил себя Аполлоном, такое часто с высокими парнями бывает. Никак не получалось нормально заговорить, наконец он даже предложил мне отсосать в подъезде и проваливать. Я подумала, что Глэнор, наверное, что-то перепутал.

– Ты слышишь меня, баран?! Мне поговорить с тобой надо.

– О чем, девушка? – скривился весь, будто я его насиловала. – Или вы иеговистка к тому же?

– На лавочку хотя бы мы можем присесть? Это важно. Неужели тебе даже не интересно, откуда я знаю твои имя, фамилию и адрес?

Чуть ли не со стоном, он со мной все-таки пошел. Я села, а этот подонок посмотрел на лавку и ногу на нее поставил. Типа грязно. Урод. Я достала сигарету, чтобы хоть немного успокоиться, ну и прикурила, конечно, сама.

– Андрей, меня просили найти тебя и поговорить. Мне сказали, что ты… не такой, как все. – Я, конечно, готовилась к разговору, но не ожидала встретить такого мерзавца, сбилась. – Ты когда-нибудь замечал, что окружающие… не понимают тебя? Что они сами по себе, а ты – сам по себе?

– Как же, как же, – кивает. – Каждый день замечаю, что я какой-то особенный. Не успею на улицу выйти – тут же иеговистка с бешенством матки за руки хватает.

– Я же серьезно, идиот! Дело в том, что ты действительно другой. И есть еще такие же, как ты, одного с тобой племени, понимаешь? Они ищут тебя, хотят, чтобы ты все вспомнил. Хотят вернуть тебе настоящую жизнь, свободу.

Почему Глэнор послал меня, а не Чака? Глупость какая-то, сижу и краснею. Андрей прошелся вокруг лавочки, напел что-то по-английски, покашлял – якобы дымом поперхнулся.

– Так-так, – говорит, снова передо мной останавливаясь. – Продолжайте нести чушь, девушка, у вас еще две минуты.

– Меня зовут Лиззи. Это не по паспорту, но… В общем, меня зовут Лиззи. А тебя – Андрей, но у нас есть и другие имена, настоящие. Мы их забыли, когда попали сюда. Те, кто заставил нас здесь жить, позаботились, чтобы мы все забыли.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.