Консул и карма

– …вся эта затея с благотворительным фондом очень нужна нашему манерному мальчику. Зачем – не знаю. Но, хочу узнать. Он просил тебя уговорить возглавить фонд, мол, его ты не послушаешь. Так вот – с этой минуты начинай считать, что я тебя уговорил. И чтоб без халтуры мне! Возьмешься за дело со всей своей неуемной энергией, ясно? И каждую неделю будешь класть передо мной отчетец о движении средств. Не официальный, понятное дело, официальный я и так получу. Истинный. Посмотрим, что там затевает Ливчик-красавчик…

Возглавляемый женой популярного политика фонд получил широкую известность в Республике. Ваниш и вся партия в целом заработала в свой актив немало новых голосов. Лорд Габорио был доволен.

Поэтому, когда пришло время выборов протектора, НКП почти не имела реальных соперников. Партии оставалось только выбрать достойнейшего из своих рядов. Старый лорд традиционно отказывался от всех постов, храня верность уставу партии, и самым реальным кандидатом все аналитики называли Ливия Ваниша. СМИ подсчитывали рейтинги доверия, немногочисленные соперники едва ли не в открытую признавались в заведомом поражении.

Заявление пресс-службы НКП о выдвижении кандидатом Конрада Лина прозвучало громом среди ясного неба. Практически следом за ним последовало публичное выступление Ваниша, где он призывал избирателей отдать голоса Конраду:

– …Республика вступила в новое время – время молодых и сильных! Только они смогут продолжить освященные временем традиции народного консерватизма, только они смогут защитить интересы граждан! Лучший из них – Конрад Лин. Много лет он был моим заместителем и теперь без лишнего пафоса я могу смело назвать его своим преемником и лучшим учеником. Как это часто бывает, ученик перерос своего учителя, только мне, в отличие от многих, хватило смелости это понять и уйти, уступая дорогу лучшему.

Граждане протектората встретили заявление восторженно. Физическое бессмертие только-только обрело реальные черты, но уже вовсю звучали гневные голоса о «старых маразматиках у власти». Относительно молодой, тридцатисемилетний кандидат воспринимался многими, как «наш человек в доме престарелых». Рейтинг доверия Конрада вырос до отметки семьдесят один процент.

Примерно за неделю до этого Конрад показал записи своему патрону.

– Узнаете, Ливий?

– Сукин сын! Откуда это у тебя?!

– Ну-ну, патрон, без эмоций! Вы же политик. Спокойнее… Узнаете?

Ваниш скрипнул зубами.

– Да, узнаю. Это Инесса. Что тебе надо, ублюдок?!

– Тише, не волнуйтесь. Подумайте о том, что скажет лорд Габорио, когда увидит эту запись. Его и так постоянно корежит от вашей манерности. Особенно если эту запись одновременно с ним увидят три миллиона граждан протектората.

Падкая на сенсации пресса разнюхала, что в тот же день вечером, в доме Ваниша случился грандиозный скандал. Жена политика прямо посреди ночи якобы уехала из дома, взяв с собой дочь. Вспомнили изрядно подзабытый уже слушок о нестандартной ориентации Ваниша, поглумились: вот, мол, и до жены, наконец, дошло.

Некоторым СМИ пришлось извиняться в прямом эфире – информация оказалась уткой: уже в выходной, на презентации новой программы благотворительного фонда, Ваниш вместе с женой лучезарно улыбались в объективы. Большинство комментаторов «желтой» прессы вынуждены были признать, что супруги Ваниш выглядели счастливыми и довольным друг другом.

Все объяснялось просто – еще утром Конрад связался с обоими и пригрозил показать запись дочери, если они намерены и дальше вредить своими разборками имиджу партии. Лин знал, куда бить, – домашнюю и немного инфантильную Кристину и Ливий, и Инесса любили без памяти.

А в первый рабочий день грянуло заявление пресс-службы НКП, и история со скандалом в доме Ванишей отошла на задний план.

Лорд Габорио увидел запись за день до выборов. Конрад лидировал с большим отрывом от конкурентов, у него были все шансы победить еще в первом туре, но все же он решил обезопасить себя от мстительного характера Ваниша. С бывшего патрона сталось бы выступить в самый последний момент с какими-нибудь громкими разоблачениями.

Старый лорд долго молчал. Когда он заговорил, в его голосе чувствовалось плохо скрываемое отвращение:

– Так вот чем вы сломали Ливия! Похвально. А что вы хотите от меня?

– Поддержки, верховный. Я прикрыл партию от нападок на некоторые странности Ваниша, прикрою и от этого. Взамен мне нужна ваша поддержка на выборах. В протекторы, и через год – в сенат Республики. И еще. Мне, да и вам тоже больше НЕ нужен Ваниш.

Лорд вздрогнул.

– Высоко метите, Лин. С вашими способностями… гм… сдается мне, вы еще что-то припрятали в рукаве. Говорите сразу! Я не люблю играть в молчанку с соратниками по партии.

– Вы правы, верховный…

– Прекратите эти древние ритуалы!

– Как скажете, лорд. – Конрад достал из нагрудного кармана диск, осторожно положил на стол, прямо перед собеседником. – Здесь динамика движения средств через счета благотворительного фонда за последние два года. Я не финансист, точно не скажу, но даже по моим скромным подсчетам за это время Ваниш прикарманил не меньше пятнадцати миллионов кредитов. Плюс некоторые сомнительные платежи из оффшорных зон, пропущенные через фонд. Друзья Ваниша отмывали деньги, лорд. На этом он тоже неплохо заработал. Думаю, вы согласитесь со мной, что в ближайшие год-два предавать гласности темные делишки фонда не выгодно мне самому – это нанесет урон имиджу партии и, в конечном итоге, мне. Но организовать утечку в Палату юридического надзора я вполне могу. Расследование затянется… ну вы сами понимаете.

Следуя все тем же древним традициям, лорд Габорио специальным курьером выслал Ванишу копии записей, несколько распечаток с диска и пулевик с одним патроном в стволе.

Невразумительная предсмертная записка всколыхнула общественное мнение, но следом за выборами пошли сообщения о заседаниях сената Республики, о новых эдиктах по бессмертию и, наконец, всенародный референдум по меморандуму о Перерождении.

Лорд Габорио семь дней не дожил до официального голосования по первому претенденту – биохимику Мастерсу, открывшему принцип геномодификации вакцины, что позволило побороть огненную лихорадку, варварку и резиновый паралич. Мастерс официально стал первым Перерожденным, вторым через три года выбрали Йована Радека, композитора, но он отказался, воспользовавшись прописанным в меморандуме правом.

Лин дважды избирался протектором, пока, наконец, не принял решение баллотироваться в сенат Республики. Партия поддержала его. К этому моменту Конраду было уже сорок восемь, он перенес одно покушение (так и не выяснили – кто заказчик, Грейвс или Инесса Ваниш, к тому времени скончавшаяся от передозировки), отделавшись осколком в левую икру.

Наверное, он уже тогда все решил. Призрак приближающейся старости, ломота в раненой ноге по утрам, накапливающаяся с годами усталость – все это подтолкнуло его к окончательному выбору. Конрад Лин поклялся себе добиться Перерождения. Его нельзя было получить ни подкупом, ни шантажом – этическая комиссия сената позаботилась обо всем, оградив проект красными флажками контроля и внезапных проверок. За честную работу техники проекта тоже имели право на Перерождение. Кара за нарушение пунктов меморандума полагалась жестокая – вычеркивание из списка кандидатов. Навсегда. Единожды оступившись, техник уже не смог бы восстановиться.

В первые годы после введения меморандума многие посчитали, что смогут подкупить персонал института – теперь уже Центра – евгеники или манипулировать результатами выборов. Ни одна попытка не удалась, наглядно подтвердив: Перерождение можно только заслужить. Но политик местного значения и даже сенатор Республики вряд ли мог уповать на всенародное признание. Только будучи на вершине политической карьеры, на посту Первого консула, Конрад смог бы рассчитывать на Перерождение.

Путь Конрада Лина наверх из пологой кривой постепенно превращался в вертикальный взлет.