Чудо десяти дней

Эллери прикоснулся указательными пальцами к векам. Его глаза были горячими на ощупь, а веки шероховатыми.

— В шкатулке хранились ювелирные украшения — подарки Дидса. Я сразу поняла, что вор охотился за ними и заодно прихватил с собой шкатулку, даже не подозревая о ее двойном дне и письмах. Я готова была отдать ему любой алмаз и изумруд, лишь бы получить шкатулку с письмами. И сжечь их.

Эллери ничего не ответил. Он наклонился к машине.

— Конечно, мне пришлось сообщить Дидсу о краже.

— Он вызвал шефа полиции Дейкина, — пояснил Говард. — И Дейкин…

— Дейкин. Этот хитрый янки Дейкин.

— …и Дейкин потратил несколько недель на поиски пропавших драгоценностей. Он нашел их. В разных ломбардах — в Филадельфии, Бостоне, Нью-Йорке, Ньюарке — одну вещь здесь, другую там. А вот грабителя все описывали по-разному, и словесные портреты не совпадали. Поэтому его не удалось обнаружить. Отец сказал, что нам еще повезло. — Говард снова засмеялся.

— Он не знал, как мы с Говардом ждали новостей о японской шкатулке. Ждали и не смогли дождаться, — с трудом выдавила из себя Салли. — Нам ее так и не вернули, нет, не вернули. Говард утверждает, что вор выбросил ее как ненужную и дешевую вещь. Вполне разумное рассуждение. Но… вдруг он этого не сделал? И вдруг он увидел двойное дно?

Над озером проплыла целая россыпь пухлых облаков с темными сердцевинами. На фоне неба они выглядели как огромные микробы в синем поле микроскопа. Озеро быстро потемнело, и в воду с шумом упали капли холодного дождя. Эллери достал пальто и почему-то подумал о корзине с едой.

— Беспокойство об этих письмах и вызвало у меня последний приступ амнезии, — пробормотал Говард. — Уверен, что так оно и было. Время шло — неделя за неделей, но о шкатулке ни слуху ни духу. Казалось, что все страсти улеглись, но я постоянно чувствовал, как изнутри меня разъедает кислота. В тот день, когда я отправился в Нью-Йорк, на выставку Дерена, мне захотелось немного отдохнуть и отвлечься. Мне было наплевать на Дерена. Я не люблю его картины. Он вроде Бранкузи и Архипенко, а я чистый неоклассик. Но он позволил бы мне забыться. Ты знаешь, что потом произошло.

Любопытно, что я сумел все сообразить перед началом приступа, и с тех пор никаких «сбоев» у меня не было.

— Ближе к делу, — устало заметил Эллери. — Насколько я понял, вор объявился в среду и связался с тобой. Я не ошибся?

— Да, должно быть, это случилось в среду, ведь ему сразу пришло в голову, что за день до его приезда кто-то вывел Говарда из равновесия и причина наверняка была серьезной.

— В среду. — Салли нахмурилась. — Да, в среду, на следующий день после того, как Говард увиделся с вами в Нью-Йорке. Мне позвонили по телефону…

— Вам позвонили по телефону. Вы хотите сказать, что звонивший попросил вас подойти? И назвал по имени?

— Да. Трубку взяла Эйлин и передала, что какой-то мужчина хочет со мной поговорить и…

— Мужчина?

— По словам Эйлин, это был мужчина. Но когда я подняла трубку, то усомнилась. Это могла быть и женщина с низким голосом. Какой-то странный звук. Сиплый, шепчущий.

— Измененный. И сколько же этот мужчина-женщина попросил за возвращение писем, Салли?

— Двадцать пять тысяч долларов.

— Дешево.

— Дешево! — Говард с изумлением уставился на него.

— Я полагаю, что твой отец, Говард, заплатил бы гораздо дороже, лишь бы уберечь эти письма от посторонних глаз. А что бы сделал ты на его месте?

Говард промолчал.

— И затем он, или она, сказал вот что, — испуганно продолжила Салли. — За два дня или чуть больше я должна где-то достать эти деньги. Тогда он позвонит снова и укажет — как их ему передать. Ну а если я откажусь или попытаюсь его обмануть, он продаст письма Дидриху. И куда дороже.

— И что вы на это ответили, Салли?

— Я с трудом могла говорить. Подумала, что вот-вот потеряю сознание или отупею от страха. Но все же собралась с силами и сказала, что соберу деньги. А потом он повесил трубку. Или она.

— Звонил ли этот шантажист еще раз?

— Да, сегодня утром.

— О, — откликнулся Эллери и поинтересовался: — И кто теперь подошел к телефону?

— Я. В доме больше никого не было.

Дождь больше не накрапывал, а полил в полную силу, его струи громко барабанили по глади озера.

— Ты бы лучше надела плащ, Салли, — недовольно произнес Говард.

— Нет, с деревьев почти ничего не капает, — возразила она. — Так, обычный прохладный душ. — Затем Салли пояснила: — Говард с утра уехал в город за копией архитектурных планов музея. Он покинул дом сразу вслед за Дидсом и Уолфертом. А я… решила подождать его возвращения, потом мы… поговорили, а чуть позже я принесла вам завтрак.

— Ну и какие же указания вы получили сегодня утром, Салли?

— Мне нельзя приносить деньги самой. Я могу послать своего представителя. Но пойти должен лишь один человек. Если я сообщу в полицию или попытаюсь уговорить кого-нибудь пронаблюдать за встречей, он об этом узнает и примет меры. Сделка не состоится, а он позвонит Дидсу в офис и обо всем ему расскажет.

— Где он назначил встречу и когда?

— В номере 1010 отеля «Холлис»…

— О да, — прервал ее Эллери. — Это на верхнем этаже.

— Завтра, в субботу, в два часа дня. Человек, пришедший с деньгами, увидит, что дверь в номер 1010 не заперта. Он сказал, что нужно будет войти в комнату и дождаться его звонка с дальнейшими инструкциями.

Говард и Салли посмотрели на Эллери с такой тревогой, что он отвернулся, встал и направился к озеру, пройдя несколько шагов по его берегу. Дождь прекратился, облака чудесным образом рассеялись, а птицы вернулись на прежнее место. После дождя воздух стал свежее, но все вокруг было пропитано влагой.

Эллери снова подошел к ним:

— По-моему, вы намерены ему заплатить.

Салли растерянно поглядела на него.

— Намерены заплатить? — огрызнулся Говард. — Но ты же в этом никогда не участвовал, Эллери.

— Участвовал. Я хорошо знаком с шантажом и шантажистами.

— А что еще мы можем сделать? — воскликнула Салли. — Если мы не заплатим, он отдаст письма Дидриху!

— Вы твердо уверены в том, что сохранили все в тайне от Дидриха? И он ни о чем не подозревает?

Они не ответили. Эллери вздохнул:

— Вот в чем чертовщина, когда ты имеешь дело с шантажом. Салли, вы собрали двадцать пять тысяч долларов?

— Они у меня. — Говард порылся в нагрудном кармане своего твидового пиджака и достал простой, продолговатый, весьма объемистый конверт. Он передал его Эллери.

— Это мне? — безучастным тоном осведомился мистер Квин.

— Говард не позволит мне пойти и, я думаю, сам не отправится в отель, — прошептала Салли. — Слишком опасно, и у него от нервного напряжения может начаться очередной приступ амнезии. И тогда нам обоим крышка. К тому же нас знают в городе, Эллери. А если нас заметят…

— Вы хотите, чтобы я завтра сыграл роль вашего посредника?

— Вы согласны?

Она устало вздохнула, словно из надутого шара вышли последние капли воздуха. Все ее эмоции уже были на пределе — и гнев, и стыд, и чувство вины, и даже отчаяние.

«Они оба совершенно не представляют себе, чем завершится встреча. Но потрясение не пройдет для нее даром. Она не вернется к прежнему, это выше ее сил. Теперь все, от начала до конца, зависит от Дидриха. А он никогда не узнает, и в будущем она, возможно, станет с ним счастлива. А вот ты, Говард, проиграл. Ты проиграл, сам того не понимая, когда пытался выиграть».

— Ну, что я тебе говорил? — воскликнул Говард. — Это ни к чему не приведет, Салли. Ты зря рассчитывала на Эллери. Он ничего не сделает. Уж особенно Эллери. Лучше я просто пойду туда сам и отдам деньги.

Эллери взял у него конверт — незапечатанный, перевязанный ленточкой с бантом. Он просунул руку и заглянул внутрь. Конверт был набит новенькими, твердыми пятисотдолларовыми купюрами. Эллери испытующе посмотрел на Говарда.

— Это точная сумма. Пятьдесят пятисотдолларовых купюр.