Флэшмен

— Бой мой, Флэшмен! Что происходит? Где посол?

— Мертв, — отвечаю я. — Изрезан на кусочки, да и Макензи вместе с ним, насколько я понимаю.

— Кто? Что? Как? — он едва переводил дух.

— Акбар-Хан вырезал всех, сэр, — спокойно говорю я. — Мы ждали ваш полк, но он так и не прибыл.

— Не прибыл? — говорит Шелтон. — Помилуйте, сэр, я как раз отправляюсь. Именно этот час был указан мне генералом!

— В любом случае, это уже поздно — удивленно говорю я. — Слишком поздно.

Вокруг нас разразился ужасный гомон. Зазвучали крики: «Резня! Все убиты, кроме Флэшмена! Господи, вы только посмотрите на него! Посол мертв!» и тому подобное.

Ле Гейт стал прокладывать путь через толпу, а Шелтон прорычал приказ стоять всем на местах, пока он не разберется, что происходит. Подскочив ко мне, бригадир стал расспрашивать о подробностях, а узнав их, принялся проклинать подлеца и предателя Акбара.

— Мы немедленно должны отправиться к генералу, — заявил он. — Черт побери, но как же вам удалось выжить, Флэшмен?

— Хороший вопрос, сэр, — воскликнул Ле Гейт. — Взгляните-ка! — И он указал на мое седло. Мне припомнилось, что во время схватки рядом с моей ногой что-то стукнуло, и теперь увидел, что это был хайберский нож, воткнувшийся острием в луку седла. Его, видимо, метнул один из гази. Пара дюймов в ту или другую сторону, и или я или кобыла вышли бы из строя. При одной мысли о том, какой результат мог иметь этот удар, вся бравада слетела с меня напрочь. Я почувствовал слабость и усталость.

Ле Гейт помог мне удержаться в седле, и вдвоем они сопроводили меня к парадной двери апартаментов Эльфи. А толпа вокруг кипела. Пока мы с Шелтоном поднимались по ступенькам, я слышал, как Ле Гейт рассказывал:

— Он проложил себе дорогу через гущу врагов, а если бы я не удержал его, бросился бы назад в одиночку! Да-да, он бы сделал это, будь там сам Акбар!

Я немного воспрял духом. «Ага, — подумал я, — назови щенка ласковым именем, и каждому захочется его погладить». Тут Шелтон, раздвинув присутствующих, провел меня в кабинет Эльфи, и взахлеб начал свой рассказ. Вернее, мой.

Эльфи слушал его с видом человека, не верящего ушам своим. Он сгорбился, спал с лица, губы его задрожали. «Боже правый, — снова подумал я, — кого же ты дал нам в начальники?» Может быть это странно, но больше всего меня поразил не беспомощный взгляд, не трясущиеся руки и даже не явная физическая немощь, а вид худых голых лодыжек и домашних тапочек, выглядывающих из под ночной рубашки. Зрелище представлялось таким чудным для человека, являющегося командующим армией.

Когда мы закончили, он долго смотрел в одну точку, а потом произнес:

— Боже мой, что же делать? Ах, сэр Уильям, сэр Уильям, какое несчастье!

Спустя несколько секунд ему удалось овладеть собой, и он заявил, что необходимо собрать совет для обсуждения дальнейших действий. Потом посмотрел на меня и сказал:

— Благодарение господу, Флэшмен, что хотя бы вы спаслись. Вы словно Рэндольф Мюррей — единственный оставшийся в живых, вестник несчастья.[32] Передайте мое распоряжение о сборе высших офицеров, а затем отправляйтесь к доктору.

Он, видимо, счел, что я ранен. Мне тогда подумалось, да я и сейчас придерживаюсь мнения, что он слаб не только телом, но и умом. Как сказали бы родственники моей жены, он был «расслабленным».

В ближайшие часы мы получили тому подтверждение. В военном городке, ясное дело, царил хаос и бродили самые разные толки. Один из них, вы не поверите! — гласил, что Макнотен вовсе не убит, а увезен в Кабул для продолжения переговоров с Акбаром, и вопреки услышанной от меня истории, Эльфи это казалось более вероятным. Старый дурак всегда верил только тому, во что хотел верить, не желая принимать очевидного.

Впрочем, ему недолго пришлось пребывать в заблуждении. После полудня Акбар отпустил Лоуренса и Макензи, и они подтвердили мой рассказ. Офицеров посадили под замок в форте Мухаммеда, и им довелось видеть, как похваляются гази, таская разные части тела Макнотена. Позднее убийцы развесили на крюках в мясном ряду кабульского базара все, что осталось от него и Тревора.

Оглядываясь назад, я склоняюсь к мнению, что Макнотен был нужнее Акбару живым, чем мертвым. Вокруг этого дела до сих пор идут споры, но я убежден, что Акбар осознанно втянул Макнотена в заговор, чтобы испытать его. Когда Макнотен согласился, Акбар понял, что ему нельзя доверять. Он, разумеется, никогда не собирался делить с нами власть в Афганистане — эта штука нужна была ему целиком, и глупость Макнотена предоставила ему такую возможность. Но Акбар предпочел бы заполучить Макнотена в качестве заложника, а не убивать его.

Ведь помимо прочего, смерть посла могла стоить Акбару краха всех его надежд, и даже самой жизни. Командующий, обладающий большей решимостью, чем Эльфи — говоря иными словами, любой — вышел бы из военного городка с намерением отомстить, и вымел бы убийц из Кабула. Мы, конечно, могли сделать это — войска, в которые не верил Эльфи, пришли в ярость при известии об убийстве Макнотена. Они жаждали битвы, но Эльфи, разумеется, не удовлетворил их ожиданий. Он, как всегда, колебался, так что мы слонялись целый день по лагерю, а афганцы тем временем по-настоящему опасались ночной атаки. Но об этом я узнал позже: Макензи утверждал, что если бы мы проявили твердость, вся эта орава разлетелась бы в разные стороны.

Так или иначе, все это уже история. А в то время я знал только то, что видел и слышал сам, и мне это совершенно не нравилось. У меня создавалось впечатление, что покончив с послом, афганцы теперь примутся за остальных, а видя Эльфи заламывающим руки и стенающим, я не находил средства, способного остановить их. Может быть это было результатом утреннего бегства, но меня трясло весь остаток дня. Я воочию представлял себе хайберские ножи, которыми гази с криками кромсают нас на части, и даже подумывал, не раздобыть ли быструю лошадку и не отправиться ли куда подальше, но такое путешествие выглядело не менее опасным, чем пребывание здесь.

Однако на следующий день обстоятельства предстали перед нами не в таком плохом свете. Акбар прислал нескольких вождей с извинениями за гибель Макнотена и предложением продолжить переговоры — будто ничего не случилось. И Эльфи, готовый ухватиться за любую соломинку, согласился — «не вижу, что еще нам остается делать,» — сказал он. Афганцы без обиняков заявили, что мы должны немедленно покинуть Кабул, бросив пушки и оставив несколько количество семейных офицеров с женами в качестве заложников!

Сейчас это кажется немыслимым, но Эльфи и вправду согласился. Он предложил заплатить наличными всем женатым офицерам, готовым согласиться остаться с семьей заложниками у Акбара. Тут поднялся невероятный шум: мужчины кричали, что скорее пристрелят жен чем оставят их на милость гази. Была сделана попытка побудить Эльфи к действию и занять Бала Хиссар, откуда мы могли плевать хоть на весь Афганистан, но командующий не разделял такого мнения, и все закончилось ничем.

На следующий день после смерти Макнотена состоялся офицерский совет, на котором председательствовал Эльфи. Он был в исключительно плохой форме: помимо прочих неприятностей, с ним произошел несчастный случай. Учитывая обстоятельства, генерал решил держать при себе оружие, и приказал принести пистолеты. Заряжая один из них, слуга уронил его на пол, и пистолет выстрелил. Пуля прошила кресло Эльфи и чиркнула его по мягкому месту, но этим все и ограничилось.

Шелтон, который терпеть не мог Эльфи, воспользовался моментом.

— Афганцы режут наших людей, хотят забрать жен, выгоняют нас из страны, и что же делает наш командующий? Стреляет себе в задницу — видимо, в намерении вышибить мозги. И он почти не промахнулся.

Макензи, хоть и не благоволивший к Эльфи, но еще больше к Шелтону, попытался урезонить последнего, говоря, что нужно думать о деле, а не насмехаться над стариком. Шелтон тут же окрысился на него.

32

Рэндольф Мюррей принес в Эдинбург весть о разгроме шотландской армии в битве с англичанами при Флоддене (9 сентября 1513 г.). В этой битве полег весь цвет шотландского рыцарства, в том числе король Яков IV.