Коммодор Хорнблауэр

— Я буду с сигнальной командой наверху, в церкви, — сказал он в заключение, — и прослежу, чтобы вам оказали поддержку. Итак, удачи вам.

— Благодарю вас, сэр, — ответили они в унисон. Возбуждение и нетерпение скрывали их усталость.

Хорнблауэр приказал отвезти себя в деревню, где шаткий пирс избавил его и сигнальщиков от необходимости брести по пояс в воде среди отмелей. Грохот бомбардировки и ответных залпов осажденных становился все громче по мере того, как они подходили к берегу. Как только они высадилились на пирс, Дибич и Клаузевиц вышли им навстречу и прошли вперед, указывая путь к церкви. Когда они огибали земляные укрепления, опоясывающие деревню со стороны суши, Хорнблауэр взглянул на русских артиллеристов, работающих у пушек, бородатых солдат, обнаженных по пояс под жаркими лучами солнца. офицер расхаживал по батарее от орудия к орудию, наводя каждую пушку по очереди.

— Лишь немногим нашим артиллеристам можно доверить наводку пушек, — пояснил Клаузевиц.

Деревня была разгромлена, крыши и стены хрупких домишек, из которых она состояла, были усеяны огромными дырами. Когда они подошли к церкви, отскочившее рикошетом ядро ударило в церковную стену, осыпав все вокруг осколками кирпича и осталось торчать в каменной кладке как слива в пудинге. Мгновением позже Хорнблауэр повернулся, неожиданно услышав необычный шум и увидел двух мичманов, остолбенело уставившихся на безголовое тело моряка, который только шёл бок о бок с ними. Ядро, пролетевшее над бруствером в дребезги разнесло ему голову и швырнуло на них безголовое тело. Соммерс с отвращением взирал на кровь и мозги, которые брызнули на его белые брюки.

— Пошли дальше, — бросил Хорнблауэр.

С галереи под куполом они смогли сверху охватить всю картину осады. Зигзаг апрошей прошел уже почти половину пути к укреплениям осажденных. Его конец почти непрерывно извергал фонтаны земли — русские яростно его обстреливали. Центральный редут, который прикрывал въезд в деревню был в тяжелом состоянии: его брустверы превратились в редкую цепочку невысоких холмов, полузасыпанные пушки валялись тут и там на исковерканных лафетах. Не смотря на это, уцелевшие орудия, обслуживаемые маленькими группками солдат, по-прежнему стреляли. Вся линия французских укреплений была покрыта плотной полосой дыма, стекающего с осадной батареи, однако дым все же не был настолько плотен, чтобы скрыть пехотную колонну, подходящую из тыла к первой линии траншей.

— В полдень они меняют войска в траншеях, — объяснял Клаузевиц, — где же эти ваши лодки, сэр?

— Вот они подходят, — показал Хорнблауэр.

Бомбардирские кечи со свернутыми парусами и уродливо торчащими корпусами лихтеров медленно ползли по серебристой воде — все вместе это составляло просто фантастическую картину. Длинные неуклюжие весла, по дюжине с каждого борта, напоминали ножки жука-водомерки, бегущего по поверхности пруда, но двигались значительно медленнее — матросы, которые ими орудовали, напрягали все силы, выкладываясь при каждом бесконечно-длинном гребке.

— Соммерс! Джерард! — резко скомандовал Хорнблауэр, — готовьте ваше сигнальное обрудование. Закрепите эти блоке на карнизе. Пошевеливайтесь, не возиться же вам целый день.

Мичмана и матросы бросились оснащать на галерее сигнальный пост. На карнизе были установлены блоки, через которые пропустили фалы; русский штаб с интересом присматривался к этой операции. Между тем бомбардирские кечи постепенно подходили к вершине бухты, до боли медленно ползя на своих длинных веслах. Они двигались немного боком из-за легкого бриза, дующего с носа, под действием которого они заметно дрейфовали. Похоже, никто со стороны неприятеля, не обращал на них никакого внимания; армии Бонапарта, овладевшие Европой от Мадрида до Смоленска имели немного случаев познакомиться с бомбардирскими кечами. Внизу французы продолжали вести огонь с большой батареи по уже полуразрушенным русским укреплениям; русские отчаянно отстреливались.

«Гарви» и «Мотылек» медленно продвигались вперед, пока не подошли совсем близко к берегу; в подзорную трубу Хорнблауэр видел маленькие фигурки, передвигающиеся в их носовой части и понял, что корабли стали на якорь. Весла спазматически задергались, сначала в одну, затем в другую сторону — Хорнблауэр, стоя на галерее, почувствовал, как его сердце забилось быстрее. Он живо предстваил себе, как Маунд и Дункан, стоя на шканцах, выкрикивают команды гребцам, разворачивая свои корабли, подобно жукам, приколотым булавками к листу бумаги. Они занимали позицию, чтобы отдать якорь еще и с кормы, чтобы потом, травя и выбирая тросы, направлять мортиры на любую из целей, расположенных на широкой дуге. Клаузевиц и его штаб недоуменно взирали на происходящее, абсолютно не представляя себе смысла всех этих маневров. Хорнблауэр видел, как были отданы и кормовые якоря и заметил маленькие кучки матросов, склонившихся у кабестанов. Бомбардирские кечи почти незаметно повернулись — сначала в одну сторону, потом в другую — командиры тренировались в установке кораблей на позиции по береговым ориентирам.

— На «Гарви» поднят сигнал «Готов», — произнес Хорнблауэр, не отрывая глаз от трубы.

Шкив на блоке у него над головой пронзительно завизжал: на фалах поднялся подтвержающий сигнал. Большой клубок дыма внезапно поднялся над носом «Гарви»; с этого расстояния Хорнблауэр не мог проследить полет снаряда и он ожидал, волнуясь, жалея, что не может охватить взглядом всю французскую батарею, чтобы не пропустить разрыва бомбы. И он так ничего и не увидел — абсолютно ничего. Разочарованный, Хорнблауэр приказал поднять черный конус — сигнал «не наблюдаю» и «Гарви» выстрелил снова. На этот раз он заметил разрыв, маленький вулкан дыма и осколков тут же за батареей.

— Перелет, сэр, — проговорил Соммерс.

— Да. Передайте это на «Гарви».

К этому времени Дункан поставил на якорь свой «Мотылек» и поднял сигнал готовности. Следующий снаряд с «Гарви» попал прямов центр батареи и сразу же вслед за этим туда же попала первая бомба с «Мотылька». Теперь оба кеча начали систематическую бомбардировку батареи; снаряд за снарядом попадали в цель, так что сквозь фонтаны дыма и разлетающейся земли невозможно было разглядеть французское укрепление. Это было простое прямоугольное сооружение, без траверзов или внутренних перегородок и теперь, когда противник нашел способ перебрасывать бомбы через бруствер, французским артиллеристам некуда было укрыться. Они продолжали вести огонь всего несколько секунд, а потом Хорнблауэр увидел, как они разбегаются от пушек; вся батарея напоминала растревоженный муравейник. Одна из тринадцатидюймовых бомб упала прямо на парапет и, когда дым от взрыва развеялся, стало видно, что рухнувший бруствер открыл внутренность батареи для наблюдения c русских позиций. Сквозь пролом виднелся ствол сбитой с лафета осадной пушки, беспомощно уставившийся в небо — приятная картина для защитников деревни. И это былотолько начало. Пролом за проломом появлялись во французских укреплениях; все вокруг было перепахано снарядами. Один из взрывов прозвучал значительно громче остальных и Хорнблауэр догадался, что взлетел на воздух так называемый «расходный погреб» — небольшой склад пороха, размещенный на батарее, который постоянно пополняли из тыла. Внизу, на русских позициях, оборона, похоже, ожила: все уцелевшие пушки возобновили огонь. Одно из ядер, прилетевших из деревни ударило в ствол уже поврежденного французского орудия и сбросило его на землю.

— Дайте сигнал: «Прекратить огонь», — приказал Хорнблауэр.

Тринадцатидюймовые бомбы не относились к боеприпасам, запас которых легко пополнить на Балтике и не было необходимости расходовать их по батарее, которая уже была приведена к молчанию и, по крайней мере на время, стала абсолютно бесполезной. Затем, как и ожидал Хорнблауэр, французы сделали ответный ход. Из-за дальнего холма появилась батарея полевой артиллерии, шесть пушек, с минутными интервалами, двинулись к берегу, раскачиваясь и подпрыгивая на передках. Почва была все еще болотистой, так как лето еще полностью не вступило в свои права, чтобы поля просохли, поэтому полевая артиллерия, увязая в грязи по самые оси, продвигалась к своей цели очень медленно.