Страница 35 из 49
Шофер машет нам рукой, и мы вновь мчимся по пыльным дорогам Ганы. Дорога взбирается все выше и выше в гору. Здесь больше зелени, прохладнее, по полям бродят стада поджарых коров.
А дорога петляет между холмами, продирается через душные, наполненные сладковатым запахом гнили тропические леса. Она уводит нас все дальше и дальше от океана, вглубь материка. Красная едкая пыль осела на наших лицах, шеях. Она смешалась с потом и разъедает кожу. Эх, если бы броситься сейчас в прохладные воды реки!
И как будто специально для нас между толстыми кряжистыми деревьями, переплетенными паутиной лиан, мелькнула вода. Вольта! Взвизгнули тормоза, автобус остановился. Вот она, широкая, многоводная, неторопливо течет между заросшими деревьями и кустарниками берегами. Выскочив из автомобиля, мы, продираясь сквозь колючий, в пламени красных цветов кустарник, сбежали вниз, к берегу и сделали так, как сделали бы в жаркий день, очутившись на берегу какой-нибудь подмосковной речки: сбросили с себя одежду и бросились в воду. Сильное течение все время сносило нас в сторону, и, чтобы удержаться на месте, мы цеплялись руками за какие-то растения, выглядывающие прямо из воды, стряхивая с их веток маленьких птиц и крупных желтых и зеленых бабочек. Я выбрался из воды первым и, не дожидаясь купальщиков, пошел вниз по течению, присматриваясь, что бы сфотографировать. В двух десятках метров ниже от места, где барахтались мои товарищи, я увидел небольшую отмель и на ней несколько выброшенных водой серых грязных бревен. «Не красное ли дерево?» – подумал я, раздвигая ветки, чтобы получше рассмотреть отмель. Неожиданно одно из бревен зашевелилось, приподнялось на коротких лапах и бросилось в реку.
– Крокодилы! – закричал я, отпрянув от воды.
Купальщики уже были на берегу. Я сосчитал их глазами: все...
На обратном пути заехали в небольшую ганскую деревушку. Был какой-то местный праздник. Вокруг небольшой площадки на длинных нарах сидели празднично одетые мужчины, а в центре танцевали перед ними, изгибались в танце, кружились на одном месте молодые женщины и девушки. Солнце, застрявшее в самом зените, обрушивалось на обнаженные плечи танцовщиц водопадом расплавленных лучей. Но никто, кажется, не замечал жары: барабанщик выкрикивал что-то и ритмично колотил черными палочками в гулкий деревянный барабан; зрители хлопали в ладоши, а девушки старательно выделывали замысловатые африканские «па». Очень хотелось побыть на этом празднике подольше, но время, отпущенное для поездки, кончалось, и мы вернулись в свой автобус.
В тот же вечер мы побывали на шведском и американском теплоходах, стоявших рядом с нами в порту. Суда – отличные, чистые, хорошо оборудованные. Каюты – на двух-трех человек, с установками искусственного климата, прохладные, удобные, но чего-то в них не хватает. Внимательно окидываю взглядом стены, увешанные рисунками и фотографиями «герлс», полку, уставленную бутылками с вином, стол, тумбочки. И, наконец, понимаю, в чем дело: в каютах нет книг.
Ночью мы задыхаемся от духоты. К тому же нас мучают маленькие злые мушки. Они проникают через металлическую сетку, которой закрыт иллюминатор, и облепляют тело, очень больно кусаясь. К утру многие из команды оказываются покрытыми красными болезненными укусами от пяток до макушки.
Очередной день мы проводим на берегу океана. Грохот и лязг железа, рокот моторов и вскрики теплоходов остаются позади. Сбросив сандалеты, мы идем по плотному сырому песку, быстро удаляясь от порта. Прибойная волна здесь высокая, крутая. Она с ревом налетает на прибрежные скалы и с недовольным рыком откатывается обратно в океан. Над волнами постоянно играют небольшие радуги и с пронзительными криками носятся маленькие чайки. Заметив что-то в воде, они пикируют вниз и исчезают в пенных бурунах. А впереди нас бежит стайка маленьких куликов. Когда вода откатывается от берега, они всем табунком бегут за ней и все время втыкают свои длинные носы в размытый волнами песок. Потом волна налетает на берег, и птицы, смешно подпрыгивая, бегут прочь от пенных языков.
На камнях принимают солнечные ванны крупные крабы. Когда мы подходим поближе, нервы у них не выдерживают, и крабы шумным водопадом обрушиваются в волны. На других валунах замерли серые и белые цапли, чайки, стайки бекасов. Вся птичья мелкота уже начинает сбиваться в стаи – скоро они покинут Африку, скоро в путь, на север!
К берегу, оседлав гребень крутой волны, стремительно несется узкая, выдолбленная из ствола красного дерева лодка. Трое гребцов, блестя на солнце мускулистыми спинами, быстро гребут короткими, с лопастями в виде трезубца веслами. Вот еще пяток сильных гребцов. Волна расплескивается, растекается по песку, пирога стукается о гравий, и гребцы, тотчас выскочив из нее, подхватывают хрупкое суденышко и выволакивают его на берег, подальше от грохочущих зеленых валов. Это рыбаки – трое смуглых крепких парней. Они закуривают и несколько минут молча сосредоточенно смотрят на гремящий накат: океан кормит их и вечно грозит. Грозит им пенными водоворотами, в которых от лодки остаются одни щепки, грозит подводными скалами. Грозит, а кормит плохо: среди спутанных рыбацких снастей – небольшого перемета – лежит десяток некрупных скатов, мурена и два небольших каменных окуня. Это все. Весь ночной улов.
А там – еще один рыболов. Он стоит на камне и размахивает над головой сеткой. По краю сетки, имеющей вид зонта, пришиты грузила. Выбрав удобный момент, рыбак швыряет сетку в воду, а потом дергает за веревку, зонтик захлопывается, и рыбки застревают в ячее. Но сеткой рыбак ловит не только рыбу. Вот он соскочил с камня и выбежал на песок. Бросок – и под сеткой забился крупный сухопутный краб, да не один, а целых три! Три сердитых соседа только что дрались из-за тухлой рыбешки, а теперь попадут в сумку к рыболову.
Рядом в опресненной лагуне крабов ловят трое глазастых мальчишек. Им лет по восемь-девять. Снасти их очень просты – металлические сетки в виде тазика. К центру сетки привязан кусок вонючего мяса и ниточка с поплавком на конце. Свою ловушку мальчуганы ставят в воду на мелком месте, а сами валятся на траву и смотрят в синее небо. Когда краб заползает в ловушку, он начинает теребить мясо, поплавок об этом дает знать, и кто-нибудь из мальчишек выдергивает свою ловушку из воды. Мальчишек-краболовов зовут Тетти, Летти и Одетти. Они безжалостно отрывают у крабов клешни и суют полуживых уродцев в корзинки. Мальчишки снова валятся на траву, а мы возвращаемся на берег, к шуму волн и крикам чаек.
До чего же здесь все-таки красиво, чудесно! Золотой песок, синие волны, пальмы вдоль берега – удивительно красива природа Золотого Берега! Но люди, которых мы видим, не отдыхают тут, а трудятся.
Шум прибоя и крики чаек заглушают крики людей. Вот длинная цепочка людей, вцепившись руками в два каната, тянет из океана невод. В волнах, как черные поплавки, мелькают головы рыбаков. Они что-то подправляют, поддерживают там. Просто непонятно, как они остаются живыми в хаосе ревущих валов, как не захлебнутся соленой пеной и песком!
Блестят потные лица, лоснятся согнутые спины; в страшном усилии напряглись мышцы. Метр за метром выползает невод на песок. С напряженным вниманием смотрят в воду женщины – они ждут улова. Наконец в волнах показался наполненный мелкой рыбой куток. Еще усилие – и куток, трепещущий, подвижный, как громадный ртутный шар, выкатывается на песок. Рыбаки с дрожащими от напряжения мышцами, уходят в тень, под пальмы, а женщины окружают улов. Получив каждая свою долю, они спешат на шоссе; там дожидается их грузовик-рефрижератор рыбника-перекупщика.
Рядом другая группа рыбаков выволакивает из океана такой же невод. Мы подходим. Рыбаки встречают нас улыбками и приветливыми возгласами: «О, рашен!..» Мы пожимаем их крепкие, пахнущие свежей рыбой руки и склоняемся над уловом. В кутке трепещет рыба – килограммов триста мелкой, плоской и серебряной, как американские доллары. Ее так и называют «доллары». Это та самая рыба, которая по-латыни называется «вомер», а у итальянских рыбаков получила кличку «Муссолини». Между рыбами копошатся десятка полтора крабов и два больших рака-лангуста. Мальчуган лет десяти, одетый в форму школьника, вытаскивает одного из них и дарит нам.