Том 2

Наши кавказские клоуны

По поводу наших статей меньшевистская газета “Лахвари” воспылала гневом, — видать, обвинение попало в цель. Это, конечно, весьма забавное зрелище… В чем дело?

Мы писали, что поворот Думы вправо нас не удивляет. Почему? Потому, что в Думе господствует либеральная буржуазия, а эта буржуазия вступает в союз с правительством и порывает с рабочими и крестьянами. Отсюда — слабость Думы. И если рабочие и революционные крестьяне не идут в хвосте антиреволюционной Думы, и если они также порывают с думским большинством, — то это значит, что у нас народ является более сознательным, чем во Франции восемнадцатого века. Отсюда — опять же слабость Думы. Так мы объясняли слабость Думы и ее поворот вправо.

Оказывается, у наших меньшевиков после этого объяснения душа ушла в пятки, и они в ужасе вопят:

“Нет, если бы объяснение большевиков было правильно, в таком случае мы вынуждены были бы махнуть рукой и сказать, что русской революции пришел конец” (см. “Лахвари” № 6).

Бедняги! Они в свою революционность верят не так крепко, как в кадетскую! Либералы предают революцию, — следовательно, революция ослабела! Рабочие и революционные крестьяне, оказывается, нуль. Горе вам, если у вас нет большей проницательности!

Они не верны даже самим себе. Вот, например, полтора года назад, в газете “Схиви”,[31] те же меньшевики писали нечто другое:

“Декабрьская стачка оттолкнула буржуазию от революции и сделала ее консервативной. Дальнейшее развитие революции должно пойти против либералов. Под силу ли это революции? Это зависит от того, кто будет двигателем революции. Вождем революции и тут, разумеется, является пролетариат. Один он не в состоянии довести ее до конца, если у него не будет сильного и верного союзника, а таким союзником является единственно крестьянство” (см. “Схиви” № 12).

Да, так говорили меньшевики, пока они придерживались точки зрения социал-демократии…

Но теперь, когда они повернулись спиной к социал-демократии, они запели на иной лад и центром революции, ее спасителями объявляют либералов.

И после всего этого имеют смелость уверять нас, что кавказские меньшевики не клоуны, что они не рядятся в социал-демократические одежды, чтобы скрыть свое кадетское нутро!

“Как же случилось, — говорят меньшевики, — что в первой Думе кадеты действовали смелее, требовали ответственного перед Думой министерства и т. д.? Чем объяснить, что кадеты на второй день после разгона Думы подписались под Выборгским воззванием?

Почему они так не поступают сегодня?

На этот вопрос политическая философия большевиков ответа не дает и дать не может” (см. там же).

Напрасно утешаете себя, струсившие товарищи. Мы давно ответили на этот вопрос: нынешняя Дума более бесцветна потому, что пролетариат теперь более сознателен и сплочен, чем в период первой Думы, что и толкает либеральную буржуазию в сторону реакции. Раз и навсегда зарубите себе на носу, либеральствующие товарищи, что чем более сознательно борется пролетариат, тем более контрреволюционной становится буржуазия. Таково наше объяснение.

А как вы объясняете бесцветность второй Думы, любезные товарищи?

Вот, например, в № 4 “Лахвари” вы пишете, что в слабости Думы, в ее бесцветности виновата “несознательность и неорганизованность народа”, Первая Дума, как вы сами говорите, была более “смелой”, — следовательно, тогда народ был “сознательным и организованным”. Вторая Дума более бесцветна, — следовательно, в этом году народ является менее “сознательным и организованным”, чем в прошлом году, — следовательно, дело революции и роста сознательности народа пошло назад! Не это ли вы хотели сказать, товарищи? Не этим ли вы хотите оправдать свое тяготение к кадетам, любезные?

Горе вам и вашей путаной “логике”, если вы и впредь думаете оставаться клоунами…

Газета “Дро” (“Время”) № 29, 13 апреля 1907 г.

Статья без подписи

Перевод с грузинского

Разгон Думы и задачи пролетариата

Вторую Думу разогнали.[32] И разогнали ее не просто, а с шумом — точь-в-точь как первую Думу. Тут есть и “разгонный манифест” с “искренним сожалением” царя-фарисея по поводу разгона. Есть и “новый избирательный закон”, сводящий на ничто избирательные права рабочих и крестьян. Есть даже обещания “обновить” Россию при помощи, конечно, расстрелов и третьей Думы. Словом, тут есть все то, что еще так недавно имело место при разгоне первой Думы. Царь вкратце повторил разгон первой Думы…

А разогнал царь вторую Думу не зря и отнюдь не без цели. При помощи Думы он хотел связаться с крестьянством, сделать его из союзника пролетариата союзником правительства ну таким образом, оставив пролетариат одиноким, изолировав его, расстроить дело революции, сделать невозможной ее победу. Для этого правительство прибегло к помощи либеральной буржуазии, пользующейся пока еще некоторым влиянием среди темной массы крестьян, и вот через нее-то оно хотело связаться с многомиллионным крестьянством. Так хотело оно использовать вторую Государственную думу.

Но вышло обратное. На первых же заседаниях второй Думы обнаружилось недоверие крестьянских депутатов не только к правительству, но и к депутатам либеральных буржуа. Недоверие это росло по поводу целого ряда голосований и, наконец, дошло до того, что перешло в открытую вражду к депутатам либеральной буржуазии. Таким образом, правительству не удалось сплотить крестьянских депутатов вокруг либералов, а через них — вокруг старой власти. Желание правительства — связаться через Думу с крестьянством и изолировать пролетариат — не осуществилось. Наоборот: крестьянские депутаты все более и более сплачивались вокруг пролетарских депутатов, вокруг социал-демократов, И чем больше они отдалялись от либералов, от кадетов, тем решительнее сближались с социал-демократическими депутатами. А это значительно облегчало дело сплачивания крестьян вокруг пролетариата вне Думы. Получилось, стало быть, не изолирование пролетариата, а изолирование либеральной буржуазии и правительства от крестьян, — пролетариат закреплял за собой многомиллионное крестьянство — расстраивалось) стало быть, не дело революции) как этого хотело правительство) — а дело контрреволюции. Ввиду этого существование второй Думы делалось для правительства все более и более опасным. И оно “распустило” Думу.

А чтобы успешнее расстроить дело сближения крестьян с пролетариатом, чтобы посеять в темных массах крестьян вражду к социал-демократам и сплотить их вокруг себя, правительство прибегло к двум мерам.

Во-первых, оно напало на думскую фракцию социал-демократов, возвело на ее членов ложное обвинение в призыве к немедленному восстанию и вывело их, таким образом, главными виновниками разгона Думы. Дескать, мы бы не разогнали, милые крестьяне, вашу “Думушку”, но социал-демократы грозили нам восстанием, и мы оказались вынужденными “распустить” ее.

Во-вторых, правительство издало “новый закон”, по которому наполовину сократило количество крестьянских выборщиков, настолько же увеличило количество помещичьих выборщиков, предоставило последним выбирать на общих собраниях депутатов от крестьян, сократило количество выборщиков от рабочих тоже почти наполовину (вместо 237 выборщиков — 124), оставило за собой право перераспределения избирателей “по местностям, по роду владеемых цензов и по национальностям”, уничтожило всякую возможность свободы избирательной агитации и т. д. и т. д. И все это для того, чтобы: не пустить в третью Думу революционных представителей рабочих и крестьян, заполнить ее либеральными и реакционными представителями помещиков и фабрикантов; исказить представительство крестьян, создав возможность проведения, вопреки желанию самих крестьян, наиболее консервативных депутатов от крестьян и, таким образом, отнять у пролетариата возможность открытого сплачивания вокруг себя широких масс крестьянства, — стало быть, создать себе возможность открытого сближения с крестьянством.

31

“Схиви” (“Луч”) — ежедневная газета грузинских меньшевиков; выходила в Тифлисе с декабря 1905 года по январь 1906 года. — 39.

32

II Государственная дума разогнана царским правительством 3 июня 1907 года. Социал-демократическая фракция Думы, насчитывавшая 65 депутатов, была провокационно обвинена в военном заговоре. Большая часть социал-демократических депутатов была приговорена к каторжным работам и ссылке на поселение. — 41.