Творения

16-19 октября 1919, 1921

209. Три сестры

Как воды полночных озерЗа темными ветками ивы,Блестели глаза у сестер,А все они были красивы.Одна, зачарована богомСтаринных людских образов,Стояла под звездным чертогомИ слушала полночи зов.А та замолчала навеки,Душой простодушнее дурочки,Боролися черные векиС глазами усталой снегурочки.А та — золотистые глиныЛюбила весною у тела,На сене, на стоге овинаЛежать — ее вечное дело.Внезапный язык из окошка на птичнике —Прохожего дразнит цыгана,То, полная песен язычника,Стоит на вершине кургана.И, полная неба и лени,Жует голубые цветы,И в мертвом засохнувшем сенеПлывет в голубые пути.Порой, быть одетой устав,Оденет ночную волну,Позволит ветров табунуЛаскать ее стана устав.И около тела нагогоХолодная пела волнаДавно позабытое словоИз мира далекого сна.Она одуванчиком телаЛетит к одуванчику мира,И сказка великая пела, —Глаза человека — секира.И в сказку вечернего небаЛетели девичьи глаза,И волосы темного хлебаВолнуются, льются назад.Умчалися девичьи землиВ молитвенник дальнего неба,И волосы черного хлебаВолнуются, полночи внемля.Она — точно смуглый зверок,И смуглые блещут глазенки;Небес синева, точно слабый урок,Блеснет на зарницах теленка.Те волосы — золота темного мед,Те волосы — черного хлеба поток,То черная бабочка небо сосетИ хоботом узким пьет синий цветок.Поверили звезд водоемуЕе молодые лета,Темнеет сестрой черноземуЛюбимая сном нагота.И кротость и жалость к себеВ ее разметавшихся кудрях,И небо горит голубейВ колосьях священных и мудрых.И неба священный подсолнух,То золотом черным, то синим отливомБлеснет по разметанным волнам,Проходит, как ветер по нивам.Идет, как священник, и темной рукойДает темным волнам и сон и покой,Иль, может быть, Пушкин иль ЛенскийПо ниве идет деревенской;И слабая кашка запутает ногиСлучайному путнику сельской дороги.Глазами зеваки, иль, может быть, богиПришли красивыми очамиВсе на земле благословить.Другая окутана сказкойУмерших недавно событий,К ней тянутся часто за ласкойДругого дыхания нити.Она величаво, как мать,Проходит по зарослям вишниИ любит глаза подымать,Где звезды раскинул всевышний.Дрожали лучи поговоркою,И время столетьями цедится,Ты смотришь, задумчиво-зоркая,Как слабо шагает Медведица.Платка белоснежный ковер,Одежда бела и чиста;Как пена далеких озер.Ее колыхались уста.И дышит старинная вольница,Ушкуйницы гордая стать.О, строгая ликом раскольница,Поморов отшельница-мать.Лоск ласк и хитрости привычной сетиЧертили тучное лицо у третьей,Измены низменной онаБыла живые письмена.И темные тела дары,Как небо, светлы и свободны;На облако черной главыНисходит огонь благородный.И голод голубого холодаОставит женщину и глину,И вновь таинственно и молодоМолилась глина властелину.И полумать и полудитя,И с мглой языческой дружа,Она уходит в лес, хотяЗовет назад ее межа.Стонавших радостно черемухЗовет бушующий костер.Там в стороне от глаз знакомыхНаходишь, дикая, шатер.Сквозь белые дерева очиТы скачешь товаркою ночи,И в черной шубе медвежонокСвоих на тело падших кос, —Ты, разбросавший волосы ребенок,Забыв про яд жестоких ос,Но помнишь прелести стрекоз.И ловишь шмелей-медвежат,Хоть дерева ветки дрожат,И пьешь цветы медовой пыли,И лазаешь поспешней белки, —Тогда весна сидит сиделкойУ первых дней зеленой силы.И, точно хохот обезьяны,Взлетели косы выше плеч,И ветров синие цыганеВедут взволнованную речь.Она весна или сестра,В ней кровь весенняя течет,И жар весеннего костраВ ее дыхании печет.Она пчелиным божествомНа службу тысячи шмелейИдет, хоть трудно меж ветвейСлужить молитву божеством.

30 марта 1920, 1921