Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 35

– Гровер?

– Нет, конечно, нет. Я имела в виду Солтер. Какое глупое имя. – Лэси подняла руку и провела ею по волосам. – Девочка говорит, что возьмет меня с собой, когда выйдет замуж. Моя Евгения, она никого так не любит, как меня. Она не упоминала вас, конечно, но вы ведь уже приняли меры, чтобы устроиться в коттедже, с карманами, набитыми нечестно заработанными деньгами, не правда ли? Вы даже не дождетесь, пока девочки будут устроены. Нет, все-таки никого нет, кого бы она любила так, как меня.

– Уверена, что нет, – устало согласилась Трикси, поднимаясь с кровати и возвращаясь к зеркалу, чтобы еще раз проверить гранатовое ожерелье.

Слово «шантажистка» так и жгло ее. Разве кто-нибудь понимал, что она придумала весь этот план в момент отчаяния, что она не воровка и не посягает на чужое добро? Нет, она предполагала, что никто этого не понимал.

Она снова взяла себя в руки и вернулась к разговору с Лэси.

– Так ты думаешь, что мистер Солтер только играет с мисс Евгенией, с ее чувствами? Может, ты и права, Лэси, но он, кроме всего прочего, друг герцога. Я поговорю с Евгенией.

Лэси поднялась на ноги.

– Вы совсем не обращаете внимания на то, что происходит в эти дни, да, мисси? Я не сказала, что этот парень, Солти, сейчас прогуливается с Евгенией по саду. Дело не в этом. Вся проблема в его матери, защити нас, о Боже, от матерей, вмешивающихся в отношения детей. Она единственная, кто создает трудности и противится их браку. Моя девочка думает, что леди когда-нибудь изменит свое мнение, но я так не думаю. Не изменит, нет-нет.

Трикси начала злиться. Одно дело, если Гарри смотрел на нее свысока – он, между прочим, был герцогом. И совсем другое дело, когда не особо родовитая мать Гровера Солтера свысока смотрела на Евгению, чья мать была двоюродной кузиной самого графа Пембрука!

– Евгения действительно любит мистера Солтера? – спросила Трикси, ее зеленые глаза сузились в узкие щелочки, когда она глянула в зеркало.

– Готова умереть за него, – уверенно ответила горничная, скрестив руки на своей широкой груди.

– А мистер Солтер отвечает ей взаимностью?

– Она готова носить на шее под рубашкой его кольцо на цепочке, даже если он не отвечает ей взаимностью. Вот что важно.

Трикси вгляделась в лицо Лэси.

– Ты права, это доказывает, что чувства серьезные. Посмотрим, что можно сделать, я все выясню сегодня на вечере у Херефордов. Но мы должны быть уверены, что Евгения не считает, будто ее подгоняют принять решение. Мы же не хотим, чтобы ее брак превратился в катастрофу.

Лэси кивнула в знак согласия.

– Я также буду внимательно смотреть за Еленой. Если она снова будет выглядеть счастливой, как раньше, нам нужно будет приглядывать за обеими девочками.

Герцог Глинд всегда считал себя нормальным, рациональным и честным человеком. Он всегда был хорошим хозяином по отношению к своим фермерам-арендаторам и к обслуживающему персоналу, он был любящим сыном своих рано ушедших из жизни родителей, наставником для брата и лояльным другом. Он щедро поддерживал церковь, ответственно подходил к своим обязанностям в парламенте, где каждый январь принимал участие в заседаниях. И он никогда не соблазнял чужих жен. Короче говоря, он всегда считал себя настоящим джентльменом.

Почему же сейчас он чувствовал себя ужасным монстром? Почему сейчас он, бродя по дому, так сердито смотрел на слуг, что они в страхе скрывались на кухне? Почему он так часто отлучался из дома, играя и выпивая, избегая любых контактов с толпой женщин, поселившихся в его резиденции на Портмен-сквере?

А самое главное, почему он боялся встретиться взглядом с мисс Сторбридж всякий раз, когда он был вынужден находиться вместе с ней в одной комнате? Был ли он смущен? Чувствовал ли он свою вину? Было ли ему больно?

Да, черт возьми, размышлял он, выходя из Сент-Джеймса сразу после полудня. Все это он испытывал, и даже больше. Герцог был озадачен и чувствовал себя виноватым в том, что так глупо поверил в чувства Трикси, якобы заботившейся о нем больше, чем о собственном комфорте. Она могла признать, что желает его, но она так же быстро готова была отбросить свои чувства и отстаивать свои требования, как только на горизонте появился более лакомый кусочек – сэр Родерик, а с ним и возможность устроиться в браке, в который она готова была броситься, как в омут, с головой.

Гарри был обескуражен. Даже теперь, спустя неделю, он не мог полностью разобраться в тех проблемах, которые возникли в ту судьбоносную ночь после первого бала близнецов. Трикси могла вслух произносить, что бизнес есть бизнес, ее слова все еще звучали в его ушах, но Гарри не мог полностью избавиться от чувства, что девушка была искренне поражена его непристойным предложением – стать его любовницей.

Его руки сжались в кулаки. Нет! Он не должен позволять себе рассуждать таким образом. Он не должен вспоминать ее умные зеленые глаза и одинокую, возможно, специально выдавленную слезинку, пущенную, чтобы обмануть его уже не в первый раз, чтобы убедить Глинда в своей невиновности. Нужно забыть эту молодую леди, забыть, какой жесткой она может быть при определенных обстоятельствах, забыть, что она может приставить к голове мужчины пистолет – фигурально или в реальности, – требуя коттедж и деньги на существование. Все это нужно забыть.

Он был прав, ограничив их запутанные отношения простой схемой: мужчина и его любовница. Он не собирался жениться. По крайней мере, не сейчас. Когда же он решит обзавестись семьей, его женой однозначно не станет женщина, которая угрожала обвинить его брата в похищении, поставив под сомнение доброе имя Глиндов. Это было бы смешно!

Так, прогуливаясь по парку, герцог признался себе, что был сконфужен, пристыжен и находился в смятении. Он мог жить и дальше со всеми этими чувствами, полагал он, потому что по окончании Сезона и Трикси, и близнецы навсегда покинут его дом и его жизнь.

Но еще он чувствовал боль, боль глубоко в своем сердце, потому что его сердце – герцог понял это только в последнее время – не было равнодушным. И эта особая боль, он знал, не пройдет быстро.

– Эй, Гарри! Подожди, пожалуйста! Я иду за тобой вот уже почти полмили, стараясь привлечь твое внимание. Я мог бы громко позвать тебя, но я теперь повзрослел и стал более осмотрительным. Куда это ты так спешишь?

Гарри, который пытался убежать от самого себя хоть куда-нибудь, остановился и увидел сэра Родерика Хилларда, пытавшегося догнать его.

– Еще одна пара дорогих ботинок, Родди? Тебе действительно иногда нужно думать о комфорте для своих ног, а не о красоте ботинок. Ты не гуляешь, а щеголяешь. Это все до тех пор, пока боль не скрутит тебя. Как бы там ни было, ты выглядишь не самым лучшим образом.

Сэр Родерик, тяжело дыша после быстрой ходьбы, остановился и не мигая, как сова, уставился на своего друга.

– Ты сегодня остер на язык, Гарри, что случилось? Ты ведешь себя так странно в последнее время, с тех пор, как мы вернулись в город. Не может быть, чтобы ты до сих пор волновался по поводу того, как воспримет общество выход в свет дочерей Сомервилля под твоей опекой. Все считают, что ты почти святой – позаботился о девочках, когда их подлый отец бросил их. Ситуация с девочками в полном порядке, и нет никакого повода думать, что что-то будет не так. Сейчас страдает только репутация Майлса.

Гарри не понравилось, что его заботу о близнецах Сомервилль рассматривают как проявление святости. Никто не стал бы так думать, если бы знал реальное положение дел. Грустно улыбнувшись, Гарри пошел дальше.

– А куда мы идем, Гарри? – осведомился сэр Родерик, стараясь не отставать от герцога и не обращая внимания на собственные ноющие ноги, отвратительно натертые новыми ботинками. – Еще очень рано для игр, да ты всю неделю только и делал, что играл. А еще ты прятался в какой-нибудь угол и дулся. Ты ведешь себя, как Солти, когда он не со своей мисс Евгенией. Тогда он тоже дуется. Мне это даже начинает действовать на нервы!