Страница 3 из 3
– Расплакался, глупец, – сказал я и, попрощавшись, вышел, пока никого не было.
Весной следующего года происходили последние аресты коммунистов. Из газет я узнал, что среди арестованных был и Фукуяма. В течение трех лет он жил за границей и, кажется, играл там важную роль. Читая об этом в газетах, я пробовал строить всякие предположения и пытался связать слезы Масако в тот вечер с прошлым и с деятельностью Фукуяма, но не пришел ни к какому заключению. Я все же убедил себя, что, даже если это непонятно мне, Масако, по-видимому, сейчас хорошо и не стоит тревожить ее.
Мысль о том, что идеи Фукуяма были претворены им в жизнь, дала мне ощущение какой-то душевной ясности. Однако в целом в то время меня пугала внутренняя сила самого слова «идея». Где-то в глубинах Японии уже зародилось стремление к новым идеям, еще недостаточно ясным и понятным. Мало-помалу эти идеи распространялись, и судьбы тысяч людей были связаны с ними. Может быть, этим идеям отдала свою молодость и Масако. Мне же идейные течения того времени представлялись лишь весьма смутно. Будущее новых идей, неотчетливых, но обладающих в моем представлении большой силой, виделось мне в образе плачущей Масако, и это пугало меня. Вместе с тем я почувствовал, что все эти переживания и страх словно сорвали болячку с моего сердца.
Я перестал увлекаться женщинами, я понял, что вести пустое, никчемное существование – значит уподоблять свою жизнь песку, сыплющемуся сквозь пальцы.
Я погрузился в атмосферу тишины, малых и добрых дел, хоть это и выглядело старомодно. Я пытался покончить с никчемностью своей прошлой жизни и, хоть ненадолго, обрести покой. По рекомендации товарища я женился на скромной девушке из буржуазной семьи и поселился в окрестностях Токио. Я занимался переводами, писал небольшие новеллы. У моей жены Торико слабое здоровье, и у нас нет детей. Я бросил пить, полюбил возиться в саду и кормить животных. Но меня не покидает мысль о том, что вряд ли стоит так определять свой жизненный путь, как это сделал я.