Страница 22 из 27
Всего за четыре года до этого письма, летом 1951 года, Павел Кудинов уже посетил родные донские края, только не добровольно, а по этапу.
В следственном “Деле” П. Н. Кудинова хранятся два свидетельства на этот счет. Один документ — под грифом “Сов. секретно” — письмо от 24 июля 1951 года начальника Управления МГБ по Ростовской области полковника Трапезникова начальнику отдела “А” МГБ СССР генерал-майору Терновскому: “В связи с проведением оперативно-чекистских мероприятий по борьбе с антисоветским элементом из числа Донского казачества, просим Ваших указаний выслать для ознакомления архивно-следственное дело на осужденного в 1945 году полковника царской белой армии Кудинова Павла Назаровича, бывшего организатора и руководителя контрреволюционного восстания казаков на Дону. По миновании надобности дело будет Вам возвращено”.
Вслед за “Делом” Ростовскому МГБ понадобился и сам Кудинов. В “Деле” Павла Кудинова хранится еще один документ — “Постановление об этапировании заключенного”, утвержденное 5 сентября 1951 года тем же полковником Трапезниковым. Оно гласит:
“Я, зам. Начальника 5 отделения 2 отдела УМГБ РО — майор Обиюх, рассмотрел архивно-следственное дело № 885438 на Кудинова Павла Назаровича... отбывающего меру наказания в Озерном лагере № 7, МВД СССР -
Нашел:
Кудинов П. Н. 31 мая 1945 г. Окр. “СМЕРШ” 3 Украинского фронта был арестован и привлечен к уголовной ответственности, по ст. ст. 58-4 и 58-11 УК РСФСР.
В ходе следствия по делу Кудинова было установлено, что он, будучи офицером царской армии, после Великой Октябрьской Социалистической Революции в начале 1919 года организовал на Дону контрреволюционное восстание казаков против Советской власти...
Однако, в процессе следствия вопрос контрреволюционного восстания казаков на Дону в 1919 году остался глубоко не исследованным, идейные его руководители и активные участники, оставшиеся на территории Ростовской области, не выявлены, антисоветские связи белогвардейских кругов из числа казаков не установлены.
Кроме того, на следствии не были вскрыты методы и формы борьбы антисоветских белогвардейских организаций против Советской власти и какую они делали ставку на реакционную часть донского казачества.
На основании вышеизложенного и учитывая то обстоятельство, что на территории Ростовской обл. в 1947 г. возвратилось значительное количество бывших белогвардейцев, находившихся в эмиграции с 1920 г.,
Постановил:
Кудинова Павла Назаровича, 1891 г. рождения, отбывающего меру наказания в Озерном лагере № 7 МВД СССР, для дальнейшего отбытия наказания этапировать во внутреннюю тюрьму УМГБ по Ростовской области”.
Постановление об этапировании, естественно, было выполнено: “Будучи в трудовых лагерях в Сибири, я был вызван Главным управлением МГБ, а после МВД по Ростовской области, где пробыл в тюрьме от 22 октября 1951 года до августа 1953 года в интересах Советского государства”, — сообщает Павел Кудинов в письме Председателю Верховного Совета СССР К. Е. Ворошилову от 9. 4. 1956 уже из Болгарии. В письме этом он требовал вернуть ему изъятые у него дорогие фотоаппараты, чтобы продолжить работу фотографом.
“Возвратившись из лагерей к родной семье, я встретился с гнусной нищетой: дома нет, средств тоже, а чтобы приобрести аппарат и возобновить работу, средств не имею...
Да, я эмигрант, оскорбленный, пренебреженный, но все же я к родине питаю самые лучшие чувства и храню в сердце своем жгучую добрую память”. Так завершается это последнее в “Деле” письмо.
Что означает столь неожиданный заключительный зигзаг в лагерной биографии Кудинова, — его “этапировали” из Сибири в Ростов в 1951 году для продолжения следствия по “контрреволюционному” Верхнедонскому восстанию?
Во-первых, то, что власти и тридцать лет спустя не могли ни забыть, ни простить верхнедонцам Вешенского восстания.
А во-вторых, как выясняется, КГБ так и не смог “глубоко исследовать” “вопрос организации контрреволюционного восстания”, “выявить идейных его руководителей и активных участников”: видимо, помешало то, что не только к началу пятидесятых, но уже и к началу двадцатых годов из “руководителей восстания” и “активных участников” в живых почти никого не осталось.
Выехавший в эмиграцию, а потом арестованный и доставленный в сибирские лагеря руководитель армии повстанцев Павел Кудинов, расстрелянный в 1927 году комдив-1 Харлампий Ермаков, расстрелянный в 1920 году командир 4-го полка 1-й повстанческой дивизии Платон Рябчиков (на самом деле — Иван Платонович) — таковы три имени из опубликованной Кудиновым в очерке “Восстание верхнедонцев в 1919 году” таблицы командного состава армии повстанцев, судьба которых после гражданской войны доподлинно известна. Ни изыскания краеведов, ни поиски историков не выявили на сегодняшний день ни одной фамилии из списка командного состава армии повстанцев, составленного Кудиновым, кроме названных выше. Видимо, все они сгинули в боях и застенках гражданской войны. Ни одна из хоть сколько-нибудь крупных повстанческих фигур не попала в сети ОГПУ, а потом — КГБ. Подтверждение тому — следственное дело Харлампия Ермакова. Вместе с ним были арестованы восемь казаков-верхнедонцев, — но половина из них имела отношение не к Вешенскому восстанию, а к суду над Подтелковым, остальные — случайные фигуры.
А как обстояло дело в эмиграции? Следственные материалы, “исторический очерк” Кудинова, эмигрантская казачья печать помогают установить истину и здесь. Кудинов — оптимальная фигура для этого. Он находился в самом центре эмигрантской казачьей жизни, будучи в составе Вольноказачьего движения, а потом — председателем “Союза казаков-фронтовиков в Болгарии”. Он, как мало кто другой, знал состав эмигрантского казачества, чему помогала и принятая Вольноказачьим движением и “Союзом казаков-националистов”, по инициативе атамана А. П. Богаевского, система казачьих станиц и хуторов, расположенных по тем адресам Восточной Европы, где находились в эмиграции казаки. Эта система структурировала оказавшиеся в эмиграции остатки Донской армии, которые были настолько малы, что исчислялись сотнями, в лучшем случае — тысячами эмигрантов. Будучи распределенным по импровизированным станицам и хуторам, казачество в эмиграции легко поддавалось учету, и его состав руководителям Вольноказачьего движения или “Союза казаков-националистов” был хорошо известен.
Трудно себе представить, чтобы бывший руководитель Вешенского восстания, а потом — активист Вольноказачьего движения и председатель “Союза казаков-националистов”, опубликовавший к тому же в 1931—1932 годы в главном органе “Вольное казачество” исторический очерк “Восстание верхнедонцев в 1919 году”, не имел сведений о своих соратниках, не получил от них отклика, если кто-то из них был еще жив и находился в эмиграции. Однако среди лиц, которые входили в актив Вольноказачьего движения и руководство “Союза казаков-националистов”, названных Кудиновым в ходе следствия, не было ни одного, которое хоть как-то было бы связано с Верхнедонским восстанием.
Не обнаружены пока отклики или материалы о верхнедонцах, их судьбе в эмиграции и на страницах эмигрантской казачьей печати, которые помогли бы установить, кто из участников Вешенского восстания после катастрофы в Новороссийске смог вырваться из России и остался жив. Правда, В. Васильев обнаружил в одной из эмигрантских газет статью П. Кудинова “Забытый герой”, посвященную памяти П. Г. Богатырева, двоюродного брата командира отдельной повстанческой бригады хорунжего Богатырева, в которой он сообщал, что “есаул П. Г. Богатырев... борясь с неумолимой материальной нуждою в чужом краю, умер 20 июля 1933 года от черной малярии в Бургаевской державной больнице в Болгарии”.
В 1934 году в Болгарии вышел, вызвав сенсацию, роман М. Шолохова “Тихий Дон”. Это обстоятельство, вкупе с публикацией очерка П. Кудинова “Восстание верхнедонцев в 1919 году”, должно было бы выявить хоть какие-то отзвуки, отклики тех, кто участвовал в Вешенском восстании. Полное молчание! Впечатление выжженной земли, парового катка, который прошел по участникам Вешенского восстания, мало кого оставив в живых в России и в эмиграции.