Страница 38 из 50
В углу — груда деталей какого-то аппарата, назначения которого эксперты определить не смогли.
Полицию вызывают по телефону с ранчо. Сообщили, что произошло убийство. Владельцев ранчо нет. Они ли звонили? Может быть, хотя маловероятно. Скорее всего, звонили те, что стреляли.
Картина достаточно запутанная даже для авторов детективных романов, не то что для скромного полицейского лейтенанта.
К тому же выясняется, что Гроппер примерно за неделю до этой ночи начал куда-то переправлять свои деньги. Похоже, что Патрик Кроуфорд, его единственный наследник, ни при чем. К тому же какой был смысл убивать старика, если было известно, что у того рак? Нет, нет, вряд ли это работа Кроуфорда, тем более что старику достаточно было одного удара прикладом, чтобы отправить его на тот свет.
Скорей всего Гроппер сам поехал на это ранчо.
Он едет на ранчо. Раз он вел машину, он не мог быть сумасшедшим в это время.
Допустим, он верил, что его могут вылечить. Какой-нибудь новейший препарат или что-нибудь в этом роде. Вполне вероятная версия. Смертельно больные люди готовы поверить во что угодно, вцепиться в любую соломинку. Но связанный труп?
Разве что подпольные врачи устроили у себя целую очередь, причем некоторые пациенты ожидают приема связанные но рукам и ногам, с кляпом во рту.
Гм… Лейтенант наклонил банку над стаканом и вылил остатки пива. Пиво было, безусловно, теплым…
И потом одновременная смерть на шоссе садовника и секретаря Гроппера. Пока еще он ничего не докладывал шефу и газеты ничего не пронюхали, но он-то знает, что на правом крыле «роллса» маленькая, еле заметная царапина, а на массивном бампере две вмятинки.
Если учесть, что в багажнике «роллса» он нашел две лопаты со свежими следами земли — а умирающий старик вряд ли стал бы копать сам, особенно двумя лопатами…
Размышления его прервал телефонный звонок. В трубке низко рокотал бас Джо Джеффи:
— Добрый вечер, лейтенант, как поживаете? Что-то давно не видно вас в клубе. Наверное, на вас все висят это таинственное убийство и гропперовские миллионы? Знаете что, Мак-Грири, так загружать свой мозг — это жестокость. Приезжайте-ка сегодня вечером в клуб. У меня просто руки чешутся сыграть в покер…
Лейтенант вспомнил автоматные пробоины в дубовой двери и сказал:
— С удовольствием, мистер Джеффи. Вы же знаете, как я рад вашей компании, особенно за зеленым столиком.
Он положил трубку и облегченно вздохнул. Ну вот, дело распутывается само собой. Газеты пошумят и перестанут, а шеф… Время от времени шеф тоже любит сыграть с ним партию-другую, правда, не в покер, а в канасту. Удивительно везет шефу в канасту, когда он играет с Мак-Грири. Причем почему-то получается так, что играют они всегда, когда у Мак-Грири в бумажнике, рядом с фотографией жены, толстой пачкой лежит покерный выигрыш. Бывают же совпадения…
Мак-Грири засмеялся, взял консервный нож и открыл новую банку «Швепса». На этот раз пиво оказалось великолепным.
12. Самая умная собака «свободного мира»
— Послушайте, Бакстер, перестаньте нести чепуху и скажите внятно: почему вы думаете, что я выну из сейфа две тысячи долларов и вручу вам с поклоном?
Менеджер Хиллсайдского городского банка Лесли Мастертон снял очки и иронически взглянул на Бакстера. Он очень гордился своим ироническим взглядом и, оказываясь один перед зеркалом, подолгу репетировал, пытаясь научиться уничтожать человека одними глазами.
Но Фред Бакстер не замечал тонкой иронии — грубый человек — и весь подался вперед:
— Мистер Мастертон, сэр, вы знаете меня лет двадцать. Слышали вы когда-нибудь, чтобы я рассказывал небылицы, даже после третьего виски? Нет, вы ответьте, мистер Мастертон.
— Я ваши виски не считаю, Бакстер, вы же их не держите у меня на счете. — Мастертон засмеялся, в восторге от своего остроумия. Он гордился тем, что принадлежал к новому типу банковского служащего, без старомодной чопорности и всегда готового пошутить с клиентом.
— Да вы у кого угодно спросите, я вас не обманываю. Сроду небылиц не рассказывал.
Менеджер пожал плечами. Разговаривать с Бакстером было трудно.
— Сэр, это же верное дело. Это не пес, а маленький форт Нокс, набитый золотом. Я не скажу, что он стоит шестнадцать миллиардов долларов, которые, говорят, хранятся там в бронированных подвалах, но поверьте мне: собака будет делать деньги, как печатный станок. Сэр, позвольте мне принести сюда пса. Он в машине внизу, на коленях у миссис Бакстер.
— Вы с ума сошли. Хорошенькое дело, если все начнут носить в банк разную домашнюю живность. Сегодня вы пытаетесь одолжить деньги под собаку, завтра кто-нибудь предложит взглянуть на его дрессированного гуся, послезавтра здесь можно будет открыть зверинец и устроить в сейфах клетки.
— Мистер Мастертон, сэр, это не гусь. Вы только взгляните на пса, вы больше тратите времени на разговор со мной.
— Ну хорошо, тащите своего пса сюда. Но если он нагадит на ковре, вам придется купить новый. Причем ссуды для этого я вам не дам, учтите.
Через минуту дверь кабинета снова приоткрылась, и в комнату быстрым шагом вошел Фрэнк Гроппер. Он шел на задних лапах, всей своей собачьей грудью вдыхая знакомый запах банка, такой неуловимый и вместе с тем незабываемый. Запах кожаных кресел, пыли, бумаги.
Он подошел к столу и небрежным жестом протянул менеджеру лапу. Лесли Мастертон знал толк в рукопожатиях. Вытянутая для пожатия рука всегда красноречивее лица. Лицу можно придать любое выражение, но рука говорит только правду. По рукаву костюма Мастертон мог определить годовой доход клиента с точностью до пятисот долларов. Рукав — это его банковский счет. Чем больше блестит материал — тем менее блестящи дела его владельца. Качество материала, от дешевого бумажного твида до упругого на ощупь и корректного ворстеда, — открытая книга для опытного глаза.
На бульдоге не было ни костюма, ни крахмальной рубашки, ни манжет, ни запонок. Когти его меньше всего напоминали о маникюре, а черные подушечки лап никак не ассоциировались с уверенной манерой брать деньги.
И тем не менее Лесли Мастертон невольно протянул руку навстречу бульдожьей лапе — столько в ней было уверенности. Бульдог еще раз кивнул ему и опустился на четвереньки.
— Послушайте, Бакстер, — Мастертон уже оправился от первого впечатления, — если я буду одалживать деньги под каждого пса, умеющего пройти десять шагов на задних лапах, боюсь, что у нас…
Бакстер посмотрел на бульдога, бульдог на него. Потом Гроппер медленно подошел к менеджеру и несколько раз мягко потянул его за руку. Мастертон встал. Гроппер одним прыжком вскочил в кресло, оперся грудью о край стола и развернул свежий номер «Хиллсайд дейли геральд». Бумага была тонкая, и ему пришлось листать газету языком. Вот, наконец, и биржевая страница. Мельчайшая нонпарель серым налетом покрывала полосу. Сотни фирм, разбитые в алфавитные группы по три буквы, в нескольких цифрах рассказывали свои истории, полные значимости и драматизма. Слева — высший и низший биржевые курсы за год, справа — курс к началу дня, к закрытию биржи, разница. Плюсы, казалось, весело подмигивали, минусы напоминали рот с поджатыми губами. Минусов было намного больше — биржа катилась вниз.
Гроппер с трудом взял со стола карандаш, пристроил его между лапами, жирно и неуклюже подчеркнул слова «Дженерал электрик». Справа против фирмы стоял плюс. Потом написал на полях страницы «покупать». Писать было тяжело, и каждая буква давалась с трудом, но он справился. Лесли Мастертон повернулся к Бакстеру и добрую минуту молча смотрел на него. Он был бы рад помолиться, но банковский менеджер не должен удивляться.
— Бакстер, мы знакомы уже двадцать лет, и я не знал, что вы хоть что-нибудь смыслите в акциях.
— Клянусь этим бульдогом, сэр, в жизни я не держал в руках ни одной акции. Какие там акции! За дом — выплачивай, за машину — выплачивай, а я, слава богу, как вы знаете, держу авторемонтный гаражик.