Белая ночь

— Э… — замялся Баттерс. — Что вы конкретно хотите с ней сделать?

— Ничего особенного. По дороге объясню.

Он задумчиво пожевал губу и кивнул.

— Нам сюда.

По длинному коридору он провел меня в смотровую. Точно такую же, как та, в которой мы только что разговаривали, только в этой одну стену сплошь занимали, как и положено в морге, холодильные отсеки. Та самая смотровая, в которой год назад шайка зомби под предводительством некроманта раз и навсегда лишила Баттерса способности отмахиваться от сверхъестественного мира.

Баттерс взял каталку, сверился с висевшим у двери списком, и подкатил ее к холодильникам.

— Не люблю сюда заходить, — признался он. — С тех пор, как Фил…

— Я тоже, — сказал я.

Он кивнул.

— Ладно, беритесь вот здесь.

Мне очень не хотелось этого делать. Ну да, я чародей, но общение с трупами не доставляет мне удовольствия, даже если они не пытаются двигаться как живые, пытаясь при этом убить меня. Однако я постарался представить, будто мы грузим на каталку тяжелый мешок с продуктами, и помог ему достать лежавшее на металлическом поддоне и накрытое тяжелым полотнищем тело из холодильника и переложить его на каталку.

— Вот так, — сказал Баттерс. — И что она собирается с ней делать?

— Заглянуть в глаза, — ответил я.

Он не без скепсиса покосился на меня.

— Надеетесь увидеть на сетчатке отпечаток последнего, что она увидела, или что-то в этом роде? Боюсь, это, скорее, относится к области мифов. Разве нет?

— Тело хранит и другие впечатления, — возразил я. — Последние мысли. Эмоции, воспоминания, — я тряхнул головой. — Собственно, подобные отпечатки происходившего могут сохраняться почти на любом неодушевленном объекте. Вы ведь слыхали о таком, нет?

— Вы это серьезно? — спросил он.

— Угу. Но это хлопотно как черт знает что, да и смазать эти отпечатки проще простого.

— Ох, — сказал Баттерс. — Но вы думаете, на трупе могло сохраниться что-то такое?

— Возможно.

— Это было бы очень кстати.

— Надеюсь.

— А почему вы тогда все время этим не пользуетесь?

— Это дело тонкое, — ответил я. — В том, что касается магии, с точностью у меня неважно.

Он нахмурился, и мы покатили тележку из смотровой.

— А ваша волшебница-недоучка может?

— Чародейские способности — штука очень индивидуальная, — сказал я. — Одному чародею лучше дается одно, другому — другое. Тут все зависит от врожденных свойств, от личного опыта. У каждого свои сильные стороны.

— А у вас? — поинтересовался он.

— Находить предметы. Следить за предметами. Разносить все к чертовой матери — это у меня особенно хорошо получается, — я ухмыльнулся. — Перенацеливать энергию. Использовать энергию с тем, чтобы она вступала в резонанс с энергией тех предметов, которые я хочу найти. Накапливать энергию для того, чтобы использовать ее потом.

— Ага, — кивнул он. — И все это не требует точности?

— Ну, я достаточно набил руку, чтобы делать это более-менее точно, — сказал я. — Но… Одно дело, бренчать по гитарным струнам, и совсем другое — исполнять сложную испанскую пьесу.

Баттерс обдумал это и снова кивнул.

— А девчонка, значит, гитарист-виртуоз?

— Почти что так. Силы у нее, конечно, поменьше, чем у меня, но у нее врожденные способности к деликатной магии. Особенно к той, что связана с ментальностью и эмоциями. Собственно, из-за этого она и напоролась на неприятности с…

Я прикусил язык, не договорив. Только мне не хватало еще обсуждать с кем-то Моллины нарушения Законов Магии. Ей и без того нелегко пришлось после тех ужасов, что она натворила по незнанию, так что живописать ее монстром-недоучкой было бы с моей стороны самым последним делом.

Секунду-другую Баттерс вглядывался в мое лицо, потом кивнул и сменил тему.

— Что вы думаете, она найдет?

— Представления не имею, — признался я. — Потому и пробуем.

— А вы сами смогли бы это сделать? — поинтересовался он. — То есть, я хочу сказать, если пришлось бы?

— Я пробовал что-то в этом роде, — уклончиво ответил я. — Но я не слишком силен в настройке, и результат оказался практически невнятным.

— Вы говорили, ей это может быть неприятно, — сказал Баттерс. — Почему?

— Потому что если там что-то еще сохранилось, и она сумеет уловить это, ей придется пережить это. От первого, так сказать, лица. Как будто это произошло с ней.

Баттерс негромко присвистнул.

— Ох. Да уж. Пожалуй, такое и впрямь неприятно.

Мы вернулись в первую комнату, и я заглянул в щелку, прежде чем открывать дверь и завозить каталку. Молли сидела на полу в позе лотоса, закрыв глаза и склонив голову чуть набок. Кончики больших и средних пальцев чуть касались друг друга.

— Тихо, — прошептал я. — Никакого шума, пока она не закончит. Ясно?

Баттерс кивнул. Как мог тихо, я отворил дверь. Мы закатили тележку в комнату, оставили ее перед Молли, по моему жесту молча отошли к дальней стене и приготовились ждать.

Молли потребовалось больше двадцати минут, чтобы сосредоточиться для относительно несложного заклинания. Собственно, концентрация мыслей или воли универсальна для всех разновидностей магии. Я проделывал это столько раз и с таких давних пор, что задумываюсь над этим только в случаях, когда заклинания особенно сложны, опасны… ну, или когда мне кажется, что немного осторожности не помешает. Гораздо чаще для того, чтобы сконцентрировать волю, мне хватает и секунды — это очень кстати в ситуациях, когда все решает скорость. Истекающие слюной демоны или злобные вампиры вряд ли дадут вам двадцать минут на подготовку к удару.

В общем-то, Молли прогрессировала достаточно быстро, но и учиться ей предстояло еще очень и очень многому.

Когда она, наконец, открыла глаза, взгляд их сделался отрешенным, блуждающим. Медленно, осторожно поднялась она на ноги и подошла к каталке с лежавшим на ней телом. Она откинула край простыни, открыв лицо мертвой девушки, потом все с тем же отрешенным выражением пригнулась и, прошептав что-то, приоткрыла той веки.

Она увидела что-то почти сразу.

Глаза ее открылись широко-широко, и она потрясенно охнула. Дыхание ее резко участилось, а потом она зажмурилась, постояла еще пару секунд застывшим изваянием и, негромко вскрикнув, медленно, безвольно осела на пол, где и осталась лежать, всхлипывая.

Она так и продолжала задыхаться, глядя перед собой пустыми глазами. Тело ее выгнулось, грудь напряглась, а бедра медленно задвигались взад-вперед. Потом она обмякла, и дыхание постепенно вернулось в норму, только с губ продолжали срываться негромкие, но без всякого сомнения удовлетворенные вздохи.

Я потрясенно уставился на нее.

Нет, правда.

Такого я не ожидал.

Баттерс громко сглотнул слюну.

— Э… — произнес он. — Я правильно понял, чем она сейчас занималась?

— Э… — отозвался я. — Э-э… Возможно.

— Так что все-таки произошло?

— Она… э… — я кашлянул. — Она чего-то ощутила.

— Нет, то, что она что-то ощутила, я как раз понял, — пробормотал Баттерс и вздохнул. — Ничего подобного не ощущал уже года два.

Насчет себя я промолчал. У меня этот срок приближался к четырем.

— Ясно, — произнес я вслух, вложив в это слово больше досады, чем хотелось бы.

— Она хоть совершеннолетняя? — поинтересовался Баттерс. — С точки зрения закона?

— Угу.

— Это хорошо. А то я как-то не ощущаю себя… персонажем Набокова, что ли, — он взъерошил волосы пятерней. — Чего теперь будем делать?

Я как мог изобразил профессиональную бесстрастность.

— Подождем, пока она придет в себя.

— Умгум, — кивнул он, покосился на Молли и снова вздохнул. — Вот бы и мне таких ощущений.

Не тебе одному, приятель.

— Скажите, Баттерс, здесь где-нибудь можно набрать для нее воды или чего такого? Принесете, а?

— Без проблем, — ответил он. — А вам?

— Спасибо, не надо.

— Я мигом, — Баттерс накрыл лицо трупа простыней и вышел.

Я подошел к девушке и нагнулся над ней.