Авантюристка

— Черт побери, Роман! — недовольно скривился он, когда джип обдал грязной водой его брюки. — Я и так уже промок до костей, мне не хватало только грязевых ванн.

Остановив машину перед своим домиком, Роман выключил зажигание.

— Извините, — коротко сказал он. — Но если не хотите, чтобы вас обрызгали, то лучше никуда не выходите. Проклятая пустыня превратилась в болото.

— Кажется, мы не в духе? — саркастически заметил Деннис. — Я хотел как можно скорее с вами поговорить. Вы что, и вправду хотите, чтобы я засунул в «Сессну» четыре верблюда? Знаете, это ведь не транспортный самолет.

— Не будьте ослом! — недовольно нахмурившись, сказал Роман. — Я вовсе не говорил, что нужно их доставить по воздуху.

Их нужно привезти из Сиднея на машине. Кто вам сказал, что я… — Он осекся. — А, знаю! Брент Пенроуз. Деннис кивнул.

— Мне следовало догадаться, что он меня разыгрывает. — Он посмотрел на трясущуюся от смеха Мэнди. — А ты чему так радуешься?

— Извини, Деннис. — Выйдя из джипа, она подбежала к нему и чмокнула в щеку. — Я просто представила себе, как ты сидишь в шестиместной «Сессне» с четырьмя верблюдами. — Она снова расхохоталась. — Кроме того, у меня сейчас очень хорошее настроение. Сегодня замечательный день!

Гром все еще громыхал, дождь лил как из ведра, но тем не менее Деннис согласно кивнул:

— Замечательный, если ты утка.

— А я не утка. — Мэнди раскинула руки, словно собралась взлететь. — Я лебедь. Я вам говорила, Роман, как моя сестра Сидни любит лебедей?

— Нет. — Он смотрел на нее с тем же смущенным выражением, что и Деннис.

— Да, любит. — Она закружилась на месте. — Черных лебедей.

У вас намокли перышки, мадам Лебедь, — грубовато сказал Роман. — Идите в дом и посушите их как следует.

— Хорошо, — ослепительно улыбнувшись, сказала Мэнди и, взбежав по металлическим ступенькам, исчезла в домике.

Не говоря ни слова, мужчины долго смотрели ей вслед.

— Разве я не говорил вам, что она самая настоящая Лорелея? — наконец засмеялся Деннис.

Опустив глаза, Роман медленно покачал головой.

— Нет, вы не правы. Она не Лорелея. — Обойдя вокруг джипа, он направился к трейлеру. — Она — Питер Пэн.

Роман появился в комнате как раз в тот момент, когда Мэнди вышла из ванной, вытирая влажные волосы большим белым полотенцем. Она бросила ему второе полотенце, висевшее у нее на руке.

— Я подумала, что вам тоже захочется посушить перышки. Мы оба такие мокрые, что с нас течет. Так что там с верблюдами?

Поймав полотенце, Роман принялся вытирать им мокрое лицо.

— Я хотел, чтобы картина была как можно ближе к жизни, потому что некоторые старатели использовали как вьючных животных именно верблюдов, а не ослов или лошадей. — Он улыбнулся. — Я не виню Денниса за то, что он расстроился, когда услышал, что в его драгоценную «Сессну» собираются сажать верблюдов. Они очень капризные животные, и даже дрессировщик не всегда может их утихомирить. Деннис сейчас, наверно, разыскивает Брента, чтобы рассчитаться с ним за эту маленькую шутку.

— А как там Брент? Вы им довольны? На лице Галлахера появилось настороженное выражение.

— А почему вы спрашиваете? Может, вы решили все-таки принять его предложение? — со злостью спросил он. — Ну нет! Может быть, я и не так хорош, как Пенроуз, но вам придется потерпеть. Уж теперь я вас не отпущу.

Мэнди раскрыла глаза от удивления. Она не могла понять, почему ее невинный вопрос вызвал такую резкую реакцию.

— Боже мой, я только спросила, как он играет! Я ведь не спрашивала у вас разрешения с ним переспать. — Она выпятила подбородок. — Этого я ни у кого не спрашиваю. Я всегда делаю то, что хочу, Роман.

— Об этом вы могли бы и не говорить, — мрачно посмотрев на нее, сказал Галлахер. — Скитаетесь по стране словно бродяга, сплавляетесь через пороги и… — Его взгляд стал еще мрачнее. — Что вас так забавляет?

— Просто мне показалось смешным, что вы сравнили меня с бродягой. Вы знаете, как меня зовут?

— Мэнди Делани. Она покачала головой:

— Нет, Матильда. Отец назвал меня в память о нашем неофициальном государственном гимне. Он ревностный патриот. Моим сестрам повезло больше: он назвал их в честь двух крупнейших городов — Сиднея и Аделаиды. — Она наморщила нос. — Но какой ребенок согласится быть Матильдой? Когда мне исполнилось шесть лет, я заявила, что теперь никакой Матильды не будет, будет только Мэнди.

Лицо Романа смягчилось.

— Наверно, этого было более чем достаточно.

Она жизнерадостно кивнула.

— Да, я была несносной девчонкой.

— Вы ею и остались. — Он шагнул ей навстречу. — Наклоните голову, я вытру вам волосы. Вы к ним едва прикасаетесь.

Мэнди покорно склонила голову, и Галлахер начал энергично вытирать ей волосы.

— Ой! Я чувствую себя как овца на стрижке.

— Перестаньте ворчать. Я пытаюсь спасти вас от пневмонии.

— И наслаждаетесь тем, что делаете. — Немного помолчав, она задумчиво спросила: — Вы все еще сердитесь на меня, да?

Руки Романа на миг замерли.

— Возможно.

— Почему? Я не понимаю.

— Я дьявольски ревнив, — еле слышно пробормотал он, — а ревнивые люди часто ведут себя неразумно. — Она попыталась поднять голову. — Не дергайтесь. Дайте мне закончить.

— Я хочу видеть ваше лицо.

— Подобное эстетическое наслаждение вы можете доставить себе и позже, — горько сказал он.

— Роман, я не понимаю. Вы такой уверенный в себе человек. Ревность вам совсем не подходит.

— Бывают моменты, когда я совсем не уверен в себе. Вам лучше знать это заранее. Тогда я становлюсь ревнивым собственником и веду себя как самый настоящий варвар. Кое-какие мои чувства столь же безобразны, как и моя внешность.

Наконец освободившись от полотенца, Мэнди растерянно посмотрела на него.

— Вы не… — начала она.

— Не лгите, — сверкнув глазами, сказал Галлахер. — Я знаю, как я выгляжу. С этим я уже давно смирился. Я просто предупреждаю, что вы должны быть осторожны. — Он отбросил полотенце в сторону, и Мэнди внезапно оказалась в его объятиях. — Потому что по отношению к вам я не могу вести себя цивилизованно.

Он впился в ее губы с такой страстью, что Мэнди задохнулась. По телу пробежала горячая волна. Галлахер принялся целовать ей шею. Он весь дрожал, его мышцы вибрировали от напряжения.

— Я хочу войти в тебя и никогда не выходить, — бормотал он, и Мэнди чувствовала, как его жадные губы оставляют горячие следы на ее коже. — Я хочу сжать тебя и… Скажи, чтобы я остановился, умоляю! — перебил он себя. — Черт возьми, я могу причинить тебе боль!

— Я не хочу, чтобы ты останавливался. — Прижавшись к нему еще крепче, она почувствовала, как по его телу вновь пробежала дрожь. — Но я также не хочу, чтобы ты занимался со мной любовью, кипя от ярости.

— Уходи. — Но вместо того чтобы оттолкнуть Мэнди, он только крепче прижал ее к себе. — Я не хочу так. Я не хочу, чтобы кто-то мною помыкал и выворачивал наизнанку. — Он заговорил еще тише: — Я ужасно боюсь. Наверно, я хочу оттолкнуть тебя, пока ты не стала еще ближе. Я не хочу, чтобы кто-то получил возможность причинять боль мне.

Мэнди почувствовала, как ее переполняет нежность. По щекам ее потекли слезы. Неуклюжее признание Романа тронуло ее до глубины души.

— Я никогда не причиню тебе боль. Я хочу одного — чтобы ты любил меня. Прошу тебя, поверь мне.

Он чуть отстранил девушку от себя, желая видеть выражение ее лица. Лицо самого Галлахера было бледным и напряженным, челюсти сжаты, неровный шрам на щеке стал виден еще отчетливее.

— Наверно, придется тебе поверить, — хрипло произнес Галлахер. — Но берегись, если ты предашь меня, Мэнди. Я не знаю, что я сделаю с тобой, если…

Она мягко закрыла ему рот рукой.

— Не надо угроз, — прошептала Мэнди. — Просто люби меня.

В глазах Романа все еще стояла боль, когда он взял ее пальцы в рот и принялся сосать, медленно проводя по ним языком. Мэнди не хватало воздуха, грудь ее высоко поднималась в такт бурному дыханию, словно при быстром беге.