Страница 4 из 5
– На Камчатке стартуют всероссийские соревнования по горнолыжному спорту “Вулканы Камчатки”…
– В Корякском автономном округе пропали пятнадцать оленеводов. Их ищут уже шестой день…
– В столице Индонезии открывается международный форум по вопросам инфраструктуры…
– Во Франции разбился автобус с бельгийцами…
– Федеральные льготники хотят получить льготы…
– В Великом Новгороде прошел легкоатлетический мемориал памяти маршала Мерецкова…
– В Новом Уренгое выборы главы города можно считать состоявшимися…
– В Саранске завершился чемпионат России по греко-римской борьбе…
– Мадонна и Роджер Уотерс спели для жертв цунами…
– В Гонконге прошли гонки машин на солнечных батареях…
– Трупы боевиков в разрушенном доме могли сгореть…
Вот уже две недели изо дня в день Яша покорно появлялся в редакции закрывшегося “Увлекательного журнала”, ковырялся в новостных лентах, размещал что-то на сайте – но совершенно механически, без всякого удовольствия, “без огонька”, как говаривал главный редактор.
Новости этого бренного мира больше не занимали его.
За минувшие две недели невидимая тонкая трещина между ним и всеми остальными людьми угрожающе разрослась, превратилась в непреодолимую преграду. Яша стал рассеянным, приходя на работу, забывал спрашивать коллег, как дела, потом перестал подавать руку, а потом и вовсе здороваться. Коллеги, в свою очередь, посматривали на него как-то странно. Яша вспомнил, что точно так же год назад все смотрели на секретаршу Олю, которой пора было в декрет, а она все ходила и ходила с огромным животом, и выглядело это уже даже как-то неприлично… И каждый день, встретив ее, сотрудники удивлялись все больше, и все более настойчиво расспрашивали о здоровье, и смотрели почти осуждающе. Она раздражала. При ней нельзя было курить, ее нельзя было огорчать, но главное, ей было пора.
В Яшином присутствии тоже перестали курить – хотя он совсем об этом не просил. И говорили приглушенными голосами. И смотрели на него так, словно… словно ему тоже было пора . Пора.
И дома все изменилось. Не дожидаясь окончания бумажной волокиты с наследством, жена затеяла в квартире ремонт, чтобы все, по ее выражению, “освежить”. Теперь на полу были разложены испачканные известкой, клеем и еще бог знает чем газеты, воняло пылью и краской, а в центре гостиной красовалась обшарпанная стремянка. Там же, рядом со стремянкой, поставили раскладушку, на которой теперь спал Яша, с позором изгнанный из супружеской спальни. (“За некрофилию у нас, между прочим, в тюрьму можно сесть, – спокойно пояснила Ира, водружая на раскладушке старенький полосатый, местами распухший матрас, – кроме того, ты в последнее время слишком громко храпишь. Так я хоть высыпаться буду”.)
Сталкиваясь по утрам на кухне, Яша и его вдова ощущали некоторую неловкость – и Яша каждый раз казался себе кем-то вроде домового.
Потом приходили мрачные похмельные бугаи из ремонтной бригады. Они никакой неловкости не чувствовали, а просто не обращали на Яшу внимания. Проходя мимо, бесцеремонно задевали его локтями. В его присутствии (конечно, когда жены не было дома) не стесняясь пили водку и мрачно воровали колбасу из холодильника. И принципиально с ним не разговаривали. За исключением того единственного случая, когда красномордый бригадир Леха, оскалившись обезоруживающе-доброй улыбкой – из которой за минувшую ночь пропало два передних зуба, – попросил у Яши двадцать рублей “взаймы”. Впрочем, бригадир Леха был в тот момент в состоянии настолько ужратом, что вполне мог бы обратиться с этой же просьбой к шкафу или, например, к люстре.
“Они, наверное, тоже считают, что мне пора” , – с тоской подумал Яша и двадцать рублей не дал.
По каналу “Культура” шла интересная передача производства BBC – американские астронавты рассказывали, как они чувствуют себя в безвоздушном пространстве, – и Яша уселся смотреть, хотя, по-хорошему, пора было идти на работу.
– Первые два дня вас страшно тошнит, – радостно сообщала круглая румяная физиономия, как будто специально предназначенная для того, чтобы ее вставляли в скафандр, – потому что вся жидкость в организме, избавившись от действия закона тяготения, поднимается вверх; так что мы всегда имеем при себе пакеты… Но они порой не помогают, – физиономия гнусно ухмыльнулась, – и тогда все разлетается. И потом до конца полета летает по кораблю, и вам становится очень неловко, ну, вы понимаете…
– На корабле обязательно есть тренажерный зал, – заявил бритоголовый верзила с неестественно тонкими губами, – в космосе очень важно поддерживать физическую форму. Заниматься спортом в условиях невесомости гораздо проще, чем на земле. Есть только одна проблема – пот. Вода в космосе ведет себя совсем по-другому. Она не течет вниз, а превращается в такие шарики, знаете? И вот вы сидите, крутите педали велотренажера, а по спине у вас ползают эти шарики, а при каждом резком движении разлетаются в разные стороны…
– Унитаз. – Первая физиономия снова заняла собой весь экран. – Я бы сказал, что главная проблема любого космонавта – это именно унитаз. В условиях невесомости очень сложно…
Яша выключил телевизор, пошел в коридор, надел ботинки и заплакал.
Что-то неожиданно надорвалось в нем. Постоянную нервотрепку, напряжение, унижение, морок последних недель, этот ужасный безвыходный сон (или не сон? – да нет, конечно, сон), этот ремонт – до сих пор он как-то терпел, с трудом терпел, но космос… Прекрасный, сияющий, без конца и начала космос, который манил его с детства, был его самой прекрасной мечтой… Теперь он лишился его. Приятно покачиваться в невесомости с книжкой в руке, полетать немного туда-сюда по салону корабля и, наконец, прильнуть к иллюминатору и долго смотреть на далекую Землю, на огненные хвосты проносящихся мимо комет… Как же, как же! Сжимать в дрожащей руке вонючий бумажный пакетик, уворачиваться от пролетающих мимо шариков пота… тошнота, головная боль, унитаз с ремнями и вентилятором – вот что там, в бесконечности!
Не то чтобы Яша собирался лететь в космос – понятно, что он вовсе не собирался туда лететь. Но все же до сих пор космос казался ему чем-то вроде последней возможности, вроде аварийного выхода на самый крайний случай. Когда больше некуда деваться.
– Что за жизнь, – подумал Яша вслух и прямо в ботинках зашел в комнату. Прислонился головой к запотевшему окну. – Пора на работу… Что за жизнь… Что за глупый сон… Зато я теперь, наверное, могу, как этот, в фильме “День сурка”, – Яша открыл окно и взгромоздился на подоконник, – как его… фамилия на букву “М”… Яша закрыл глаза и прыгнул вниз с двенадцатого этажа.
Утренняя улица встретила его привычным оглушительным скрежетом. Вокруг дома вот уже который день происходили какие-то загадочные не то строительные, не то ремонтные работы, и все здание оказалось окружено глубоким искусственным рвом, через который тут и там были перекинуты гнилые деревянные мостики. Подмерзшая осенняя земля топорщилась чуть поодаль бесформенными бурыми кучами.
Яша поднялся на ноги и стряхнул с брюк налипшие желтые листья. Балансируя руками и глядя прямо перед собой, аккуратно перешел через мостик. И лишь оказавшись на другой стороне, брезгливо посмотрел вниз. На дне ямы копошились маленькие таджики в оранжевой униформе. Одни, в облаке пара и ослепительных искр, сверлили ржавые трубы, торчавшие из земли, словно фрагмент обуглившегося скелета какого-то гигантского доисторического животного. Другие неторопливо копали.
Копали, копали землю.
Уже у входа в метро Яша вдруг решил, что не пойдет на работу. Ни сегодня, ни завтра, никогда.
Он постоял немного.
Две замерзшие девушки исступленно совали в руки прохожим какие-то желтые бумажки. Толстая тетка в зеленом берете бойко торговала сосисками в тесте. А пахло почему-то тухлой рыбой и водорослями, как после морского шторма – хотя рядом с метро никакого моря не было. Может быть, из развороченной осенней земли, из дырявых канализационных труб пришел этот далекий запах…