Страница 3 из 12
Дома Огурец прямо в банке смешал содержимое склянки со «змейкой». Отпил глоток. Тело вдруг стало круглиться и покрылось пупырышками. Плохо соображая, он вышел в сени и свалился на дно кадушки с рассолом, превратившись в семенной огурец.
Подоспела братва. Расположились за столом. Час сидят, два, не идет хозяин. Захотелось им вина. Нашли огурцову банку. Один сбегал в сени, принес ковшик рассола и большой огурец. Разлили, выпили, тот, кто бегал, огурец надкусил. Зелье сработало мгновенно, двое сыграли в ящик, третий превратился в обезьяну-шимпанзе. Рассол ли яд вытянул, или действие напитка кончилось, проснулся Огурец на столе: ухо наполовину откушено, но живой. Рядом скулит обезьяна-шимпанзе и лежат два жмура.
Приехала милиция. Провели экспертизу, в «змейке» обнаружили цианиды. Дело запахло тюрьмой, все знали, что напиток поставляет Бес. Начальник милиции Болт Иван Панкратович, что этот бизнес крышевал, решил так: взял себе «Ауди», а Бесу запретил торговать «змейкой». Тот перешел на «Монолит», «Мозаику» и «Максимку» – «прозрачные бесцветные жидкости-стеклоочистители на основе этилового спирта без механических примесей». Заказать их легко – наберите в Интернете «Спирт – оптом», вам хоть домой привезут.
Колдунья с той поры никому не являлась. Огурец ставит брагу и пьет только ее, работу забросил. Проповедует на селе, что скоро в каждом проснется комси, ибо пришла пора их аурам освободиться от подземного заточения. Над ним смеются. Тогда Огурец идет домой, ложится в кадушку и мокнет там неделями, активизирует чакры. Мужики теперь потребляют «Максимку», от нее на два дня отнимается язык, но о чем говорить, если все и так понятно? Шимпанзе живет у Беса в гараже, воет ночами на луну. У начальника милиции новая головная боль – Дума повышает вдвое штрафы на дорогах. А что хорошо москвичу, старгородцу – беда. Один экипаж гаишников за день привозит наверх сто долларов, теперь должен будет везти двести. Вопрос: станут ли давать, и не вызовет ли это в народе волнений?
Святой обезьян
Настоящему чуду требуется, конечно, время, чтобы его признали. Бандит Фома, что заклятием колдуньи-комси превратился в обезьяну-шимпанзе, жил в гараже своего бывшего командира Антона Беса. Тот нарядил шимпанзе в сапоги, штаны, ватник, ушанку и черные очки в белой оправе, Фомка стал выглядеть, как свихнувшийся клоун. Бес посмеялся над несчастной тварью и скоро о ней забыл. Фомка удрал в город, прибился к кладбищенской церкви святого Христофора. Просил подаяние при дверях, понемногу стал заходить внутрь. Староста донесла настоятелю отцу Артемону, что Фомка, кажется, обезьян. Тот попытался раз с ним заговорить. Фомка бухнулся на колени, лапами обхватил голову и замер в покаянной позе. Подслеповатый отец Артемон такое рвение оценил: «Немтырь, дурак, но не без Христа в душе, отстаньте от него. Святой Христофор тоже лицом был зверообразен, недаром его изображают с песьей головой». Слово батюшки – закон, Фомка стал мести церковный двор, ему даже выделили место в теплой подсобке, где он спал не раздеваясь, как настоящий юродивый. Бабки стали поговаривать, что Фомка – немой индус, а скрючило его от заморской болезни.
Храмовой иконой в церкви был, понятно, образ святого Христофора старинного письма, – в те времена воина изображали с песьей головой и большим мечом. Таких образов на Руси сохранились считанные единицы, позднее вышел указ переписать песьи головы на человечьи. Отец Артемон иконой дорожил и пятьдесят семь лет своего служения смиренно ждал от нее чудес.
Кладбищенская церковь – место доходное, настоятелю прислали на подмогу второго священника – отца Павлина Придворова. Начитавшись базарных книг, он горел идеей канонизировать царя Ивана Грозного и проповедовал, что Русь святая возродится только под крепкой рукой, о чем имел смелость писать митрополиту. В ответ получил совет не умничать шибко. Отец Павлин жаждал дела. Кто-то рассказал ему местное придание: Грозный угостил в кладбищенской церкви сироту Ивашку яблочком. Мальчишка яблочко съел, засветился весь, аки ангел, и преставился. Иметь в церкви местночтимого святого казалось отцу Павлину полезным. Он бросил клич, активисты из «Молодой гвардии» перекопали холм вокруг церкви, но мощей не обрели. В результате пришлось платить штраф в комитет по охране культуры за самовольные раскопки. Отец Артемон штраф заплатил и настрого запретил Придворову смущать прихожан историями про лжечудеса. Отец Павлин затаил злобу на настоятеля.
Меж тем Фомка как-то забрел к бывшему шефу, и подслушал разговор: из Питера поступил заказ на икону святого Христофора. Пацанов лезть в церковь ломало, тогда Бес из бахвальства заявил, что сегодня же обделает все сам. Ночью он залез в храм. Только вырвал икону из иконостаса, как Фомка на колокольне ударил в набат. Вор – на улицу. Фомка слетел с колокольни стрелой, догнал, вырвал икону. Бес ударил его ножом в грудь. Набежали люди и грабителя скрутили. Подоспел и настоятель. Фомка, не сводя глаз с иконы, умер у него на руках. Тут только разглядел отец Артемон, что спаситель сокровища – шимпанзе.
Бес так надоел нашей милиции, что ему дали по максимуму: двенадцать лет строгого режима. Отец Артемон долго молился, а после отписал наверх про святого обезьяна. Вдогон полетел донос отца Павлина Придворова, где сообщалось, что шимпанзе стоял литургию, тогда как известно: в храм из зверей допускаются только кошки, ибо одни своего кала не поедают.
Как рассказал звонарь епископа, днем ранее верующие в старгородском соборе, которым не хватило места на чине елеосвящения, до крови покусали охрану владыки. Сочтя письмо о чудесах чуть ли не ересью и устав от народных волнений, епископ тихо отправил отца Артемона на пенсию, отца Павлина перевел в Мокрую Тундру, просвещать язычников. Весть о чуде облетела город, шептались, что Фомка перед смертью принял человеческий образ. В церкви прибавилось верующих. Обезьяну-героя схоронили за кладбищенской оградой, но паломники протоптали к могилке тропу. Доходную церковь отдали монахам Борисоглебского монастыря. Их игумену старгородские бандиты подарили новый «Ягуар», чтоб за них молился. Народ немедленно перекрестил его в Ягуария. Многие принимают имя за чистую монету, а что – звучное имя, ему подходит.
Крылья
Роза Мусаевна Бахтиярова после сталинских лагерей не вернулась в столицу. Экс-балерина осела у дальней родственницы в татарской слободе и создала танцевальную школу при заводе «Подшипник». В 1995-м она тихо скончалась и была похоронена на Христофоровском кладбище. Труппа со смертью Розы Мусаевны захирела и развалилась – все там дышало ее гением. Старгород стал ее судьбой, школа – делом, как казалось поначалу, порушенной жизни. Следователь на допросе сломал у нее на глазах крылья для тренировки, переданные ей английским дипломатом от полусумасшедшего Нижинского. Она была строга, мечту пестуемых ею девочек о большой сцене пресекала жестко: «Здесь родились, здесь и пригодились».
Айгуль Сараева, наше национальное достояние, великая летающая балерина – ее воспитанница. Рифат Сараев хотел сделать из дочери златошвею, какой была его рано скончавшаяся жена. Танцовщица, говорил он, не профессия, а сплошное несчастье. Девочка отца боготворила, плакала, но отказаться от танцев не могла. Когда же в последнем классе школы она влюбилась в Васю Перышкина, отец, мечтавший о муже-татарине, и вовсе перестал с ней разговаривать. Васю забрали в армию. В первую чеченскую компанию он погиб в Грозном.
Стояла весна, птицы распевали брачные песни. Айгуль сбежала с поминок и случайно набрела на лавочку старого Камбиза, что с незапамятных времен торговал у проездной башни кремля всякой рухлядью. Перс и сам походил на башню: грузный и нечесаный, он восседал на массивном табурете: ноги – воротные столбы, бешено блестящие глаза – два фонаря над ними. Девушка зашла внутрь, Камбиз моргнув глазом, поприветствовал ее. Среди пионерских горнов и резных прялок Айгуль углядела маленькие крылышки в осьмушку на кожаных застежках. Стесняясь старого перса, она примерила их перед зеркалом. Крылья пришлись в самый раз: не стесняли движение и не терлись о лопатки.