Бешенство

— Проверим возраст позже, — пообещал он и продолжил диктовку. — Покойный скончался сегодня в пять пятьдесят восемь в клинике Спрингер, в Ньютоне, штат Массачусетс, куда поступил семь дней назад.

Он снова взял в руки скальпель.

Дворак проделывал все это столько раз, что теперь это происходило на автомате. Он вскрыл пищевод, трахею, а также магистральные сосуды, вытащил сердце и легкие. Лиза положила их на весы и записала данные, затем переместила сердце на препаровочный столик. Дворак сделал продольный разрез коронарных сосудов.

— Не думаю, что это инфаркт, — заметил он. — Сосуды на вид совершенно чистые.

Он удалил селезенку, затем тонкую кишку. На ощупь кажущиеся бесконечными кольца кишечника были холодными и скользкими. Желудок, поджелудочная и печень были извлечены единым блоком. Никаких видимых следов перитонита, нет и характерного для анаэробной инфекции смрада. Работать со свежим трупом — одно удовольствие. Никакой вони, только запах крови — как в мясной лавке.

Дворак вскрыл желудок, оказавшийся пустым.

— Должно быть, больничная еда уже всосалась, — предположила Лиза.

— Судя по записям, есть он не мог.

До сих пор общий осмотр не дал даже намека на то, что же могло послужить причиной смерти.

Дворак обошел стол и остановился у головы трупа, сделал надрез и откинул кусок кожи головы так, что тот накрыл лицо покойника, словно резиновая маска. Лиза приготовила хирургическую пилу. Пока инструмент завывал, вскрывая череп, они молчали.

Доктор отделил верхнюю часть черепа. Под тонкой менингеальной оболочкой мозг напоминал накрытый пленкой ком серых червяков. В самих оболочках ничего необычного не обнаруживалось, что отвергало возможность инфекции. Не увидел Дворак и признаков эпидурального кровотечения.

Надо было извлечь мозг для более детального исследования. Он взял скальпель и быстрым движением рассек зрительные нервы и кровеносные сосуды. Запустив руки поглубже, чтобы отделить головной мозг от спинного, он ощутил резкий болезненный укол.

Выдернув руку, он уставился на порезанную перчатку.

— Черт, — пробормотал он, направляясь к раковине.

— Что случилось? — заволновалась Лиза.

— Порезался.

— Кровь идет?

Дворак сорвал перчатки и уставился на средний палец левой руки. Заметная полоска крови проступила вдоль бритвенно тонкого пореза.

— Скальпель проткнул обе перчатки. Черт, черт, черт! — Он схватил бутыль с бетадином и принялся поливать палец дезинфицирующим средством. — Сдохните, гады.

— Он же ВИЧ-отрицательный, да?

— Да. К счастью для меня, — сказал Дворак, насухо вытирая палец. — Этого не должно было случиться. Я просто потерял бдительность.

Злясь на себя, он снова надел перчатки и вернулся к трупу. Мозг уже ничто не удерживало. Дворак осторожно вытащил его двумя руками, окунул в солевой раствор, чтобы смыть кровь, и положил влажный орган на препаровочный столик. Сначала Дворак внимательно осмотрел его со всех сторон. Доли выглядели нормальными, без всяких утолщений. Он погрузил мозг в банку с формалином, где тот пролежит еще неделю, и тогда можно будет сделать срезы для изучения под микроскопом. Скорее всего тогда и найдутся ответы на все вопросы.

— Доктор Дворак! — послышалось из переговорного устройства. Это был голос Стеллы, его секретарши.

— Да!

— Звонит доктор Карл Валленберг.

— Скажи, я перезвоню. Я провожу вскрытие.

— Потому-то он и настаивает на разговоре с вами прямо сейчас. Он хочет, чтобы вскрытие было остановлено.

Дворак выпрямился.

— Почему?

— Может, вам лучше поговорить с ним?

— Полагаю, мне придется принять этот звонок, — пробормотал он, снимая перчатки и фартук. А потом обратился к Лизе: — Продолжай. Сделай биопсию мышц и срезы печени.

— А разве не нужно ждать, пока вы с ним поговорите?

— Мы и так уже почти все сделали. Давай закончим со срезами ткани.

Дворак прошел в свой кабинет. Несмотря на закрытые двери, комната была пропитана запахом формалина, который он переносил на руках и одежде. Он уже и сам пахнул как законсервированный экспонат, хранимый в этом лишенном окон кабинете.

Человек, угодивший в сосуд и застрявший там.

Он снял трубку.

— Доктор Валленберг? Это доктор Дворак.

— Полагаю, произошло какое-то недоразумение. Господин Парментер был моим пациентом, и я ума не приложу, зачем вам понадобилось проводить вскрытие.

— Это была просьба одного из врачей клиники Спрингер.

— Имеете в виду доктора Харпер? — На том конце линии фыркнули, судя по звуку, явно неодобрительно. — Она не имела никакого отношения к лечению. И не имела права вызывать вас.

— Судя по записям, она осматривала пациента в отделении «скорой помощи».

— Это было неделю назад. С тех пор пациента наблюдал я и несколько более узких специалистов. Никто из нас не видел необходимости во вскрытии. И уж тем более мы не считаем, что этот случай заслуживает вмешательства судмедэксперта.

— Она убедила меня, что это связано с вопросами здравоохранения.

Трубка снова недовольно фыркнула.

— Доктор Харпер — не слишком надежный источник информации. Возможно, вы не в курсе. Клиника Спрингер возбудила расследование по факту ее ошибочных действий в отделении неотложной помощи, серьезных ошибок. Она вскоре может лишиться работы, и я не стал бы доверять ее мнению о чем бы то ни было. Доктор Дворак, это вопрос субординации. Я — лечащий врач, и говорю вам: это вскрытие — напрасная трата вашего времени. И моих денег.

Дворак едва сдержал стон. «Я не хочу во все это ввязываться. Я патологоанатом. Предпочитаю работать с телами мертвых, а не с амбициями живых».

— Кроме того, — продолжал Валленберг, — есть еще и семья. Его дочь будет очень расстроена, узнав, что ее отца изуродовали. Она даже может подать на вас в суд.

Дворак медленно выпрямился и озадаченно поднял голову.

— Но, доктор Валленберг, я разговаривал с его дочерью.

— Что?

— Сегодня утром. Госпожа Лэйси позвонила, чтобы обсудить вопрос вскрытия. Я объяснил ей, какие на то есть причины, и мне кажется, она поняла. Она была не против.

На линии повисло молчание.

— Должно быть, она передумала с тех пор, как я говорил с ней, — предположил Валленберг.

— Наверное. В любом случае вскрытие уже проведено.

— Уже?

— Сегодня выдалось довольно спокойное утро.

Новая пауза. Когда Валленберг снова заговорил, голос его звучал на удивление подавленно:

— А тело… Оно будет возвращено семье… целиком?

— Да. Со всеми органами.

Валленберг откашлялся.

— Полагаю, это их порадует.

«Интересно, — подумал Дворак, вешая трубку. — Он так и не спросил, что я обнаружил при вскрытии».

Он еще раз мысленно воспроизвел весь разговор. Может, он просто оказался втянут в какие-то дрязги пригородной больницы? Валленберг описал доктора Харпер так, словно она была отверженной, человеком «под колпаком», возможно, конфликтующей с коллегами. Была ли ее просьба провести вскрытие просто попыткой поставить другого врача в неловкое положение?

Этим утром ему стоило бы попрактиковаться в макиавеллиевском искусстве умозаключений, стоило бы прояснить истинные намерения доктора Харпер. Однако мышление Дворака жаждало конкретики. Он извлекал информацию из того, что мог увидеть, потрогать и понюхать. Секреты мертвых легко обнажить с помощью скальпеля, человеческие же мотивы оставались для него тайной.

Интерком снова зажужжал.

— Доктор Дворак! — произнесла Стелла. — На линии доктор Харпер. Соединить?

Дворак немного подумал и решил, что у него нет настроения беседовать с женщиной, которая уже испортила ему день.

— Нет, — отозвался он.

— Что мне ответить?

— Что я ушел домой.

— Ну, если вы действительно так хотите…

— Стелла!

— Да?

— Если она снова будет звонить, скажи ей то же самое. Со мной связаться нельзя.

Он повесил трубку и вернулся в морг.

Лиза склонилась над препаровочным столиком, делая скальпелем срезы печени. Когда он вошел, она подняла глаза.