Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 3

(Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Кабинет Альсима в Москве

Альсим

Исполнились мечтания

О бракосочетании!

О жизнь!.. Существование!..

Любовь!.. Очарование!..

    Блаженствуй, о Альсим!

(После паузы)

Сбылося всё, чего душа искала,

Сбылося всё, о чем мой ум гадал,

Сбылося всё, что сердцу оказала

Святая вера в вечный идеал.

Да! это так! Сбылись мечты поэта,

И жизни новый свет мне заблистал.

Я сам — досель блуждавшая комета,

     Звездою неподвижной стал.

     Мои челн у брега: на скалу я

     Уж не наткнусь теперь вовек.

Волшебный миг немого поцелуя

Мне показал, что значит человек!

Человек

(показываясь в дверях)

Чего изволите?

Альсим

Кто тебя спрашивал? Ступай к черту!

Человек

   Чего ходить-то? Сам ведь обещался зайти, нешто не

слыхали?

Альсим

Что говорит этот невежа?

Человек

   Вы бы, сударь, вместо того чтобы зря ругаться, да с чертями дружбу водить, кругом себя хорошенько б поглядели: на что это похоже?

Альсим

Что такое?

Человек

   Про супругу говорю. Разве такие барыни бывают! Я вам хоть по пальцам доложу. Первое — насчет табаку. Известно, ежели барыня хочет курить — кури папироску, цигарку кури, ну, а чтобы барыня тютюн из трубки целый день тянула, так этого, к примеру, ежели по всей империи искать, так не найдешь! Второе — водка. Я против водки — ничего! Потому напиток настоящий — как есть в самую пропорцию. Только всякий свою деликатность в раз- мерах должен соблюдать, потому как всякое создание стоит в своем определении. Ежели, к примеру, соседский кучер Обдул пьет штоф, я штофа пить не буду; я выпью полштофа, потому как я в своем звании лакеи и должность не имею, чтобы, то есть, стоять на тонкой линии. Ну, а барыня должна пить рюмками, потому как она есть дамского сложения…  Альсим

Умолкни, чернь непросвещенная и презираемая мной!

Человек

   Это точно, мы из Черни — Чернского, то есть, уезда, ну, а насчет просвещения, хотя грамоты не сподобились, а всё же довольно хорошо можем понимать, что барыне с рыжей бородой ходить не резон!

Альсим

Вон!

(Выталкивает его. После паузы)

     Однако грубый сей простолюдин

          Смутил мое очарованье,

Чтоб возвратить его, мне способ лишь один,

          И способ сей — воспоминанье!

(Прохаживается по комнате.)

          С Трапезунда к Таганрогу

          Незабвенный переезд!

          Месяц освещал дорогу

          Посреди мильона звезд.

          Волны черные кипели,

          Воздымалися валы,

          А над морем чайки пели

          И слеталися орлы.





          Пароход летел, как птица,

          Я на палубе стоял

          И души моей царицу

          Нежной дланью обнимал.

          Трапезунд исчез в тумане…

          Вдруг рассеялся туман.

          Руку спрятавши в кармане,

          Подошел к нам капитан.

          «Где Ваш пачпорт?»— Я ответил,

          Шляпу сняв: «У Сатаны!»

          Он же с дерзостью заметил:

          «Вы рассудка лишены!»

          Но, взглянув на Леонору,

          Замолчал и прочь пошел

          И, в свою залезши нору,

          В сне спокойствие нашел.

   Элеонора тоже ушла в каюту. Я же не смог спать. Я продолжал стоять на палубе, всматриваясь в фосфоресцировавшее море. И — странное дело! Длинная осенняя ночь пролетела, как полчаса! Эта непонятная быстрота так удивила меня, что на другое утро я решился спросить о ее причинах у капитана, несмотря на его вчерашнюю невежливость. Впрочем, на этот раз он оказался далеко не свирепым и на мой вопрос грустно, но учтиво ответил: «И вы не знаете этого, молодой человек? А между тем это явление корениться в самой натуре вещей. Ведь мы на море, и натурально, что течение морских волн, присоединяясь к течению времени, производит его ускорение; и это, разумеется, только ночью, потому что днем лучи солнца, расширяющиеся от теплоты, парализуют применение этого закона». Сказав это, капитан удалился, оставив меня в величайшем смущении. Я проклял классицизм филологии, который выбил из головы моей даже столь элементарные истины физической науки. Но вот вошла Элеонора, и радости любви заставили меня забыть мою неудачу на поприще науки. Впрочем, вследствие начавшейся качки и других неудобств, мое блаженство было неполно. Но когда мы вышли на берег, тогда… скромность заставляет меня умолкнуть. В глубине моего сердца должен я заключить восторженные порывы моей души. Но здесь, подобно разгоряченным парам, сдавленным стенками парового котла, мои страстные чувства получают силу неодолимою. Я пламенею… Я задыхаюсь.

Элеонора — да! моя Элеонора!

Oнa во мне, я в ней — и это не во сне!

О, дайте мне воды, воды, ить очень скоро

Я весь сгорю на собственном огне.

(Кричит)

Скорей, скорей воды!

Показывается Сатана, держа в одной руке ведро и лом,

а в другой графин с водой.

Сатана

Пожар иль жажда? То иль это?

Огня, однако, не видать,

И потому я без ответа

Могу спокойно наливать.

(Наливает из графина воды в стакан и подносит Альсиму.)

Испить воды полезно и приятно,

Тебе ж служить и в этом я готов.

(Про себя)

Хоть я совсем не зол, но все-таки занятно

           Дурачить эдаких скотов.

(Исчезает.)

Альсим

(выпивает понемногу воду, бросает стакан на пол и

в ужасе говорит)

     В воде сей яд, отравлен сей напиток:

Лишь только я хлебнул — сомненья родились

          И, будто некий мрачный свиток,

          Перед душою развились.

(После продолжительной паузы, во время которой раз-

личными телодвижениями изображает свои душевные

волнения.)

Не борода меня смущает и тревожит…

Что борода? Волос случайный агрегат!

Нет, что мой ум гнетет, что сердце рвет и гложет,

Что гонит сон от глаз, когда все люди спят,

Так это нрав ее презрительный и злобный,

       Наклонность бить, и бить по пустякам.

       Кто б думать мог, что с красотой подобной

       Совместна страсть к ударам и пинкам!?