Страница 136 из 142
Услышав про полозов, Анна пожала плечами:
— И кому такая погань нужна?
— Это они тебе не в диковинку, Анна Игнатьевна, а другие посмотрят — знать больше будут.
— О чем? О змеях?
— Нет, о природе, о жизни. Человек должен знать, чем его земля богата.
— Ну, узнают, а толку? Узнать — и все.
— Не совсем. Узнав что-либо, люди не всегда еще знают, что из этого следует.
Аннушке было приятно, что Андрей разговаривает с ней о серьезных вещах и всерьез. Поселковые парни, те просто ходили за ней на шаг позади, вздыхали, либо разговор вертелся около чужих домашних сплетен. А тут… Даже со старыми, опытными охотниками Андрей Петрович не разговаривал так, как с ней. Аннушка старательно пыталась понять, какая же главная мысль руководит Андреем во всей работе. Он же не просто охотник, он видит в тайге больше, чем промысловик. Те-то шли в тайгу, как на скотный двор или в птичник, как в кладовую, где никогда не оскудевает запас.
— Все знали, — продолжал Андрей, — выдра — хищник, она поедает рыбу. Ее уничтожали без пощады. Вдруг увидели: исчезла выдра — исчезла и рыба. В чем дело? Оказалось, выдра — санитар реки. Она уничтожала слабых и больных. По-своему заботилась об улучшении потомства. Не стало выдр — рыба начала вымирать.
Неделю спустя Аннушка пришла на базу поутру и сказала:
— Андрей Петрович, нашла я вам полозов. Знаете, на Матае барак старый, на лесосеке. Километрах в десяти вверх по течению. Видела я их там.
И они поехали. Бат, длинная лодка, выдолбленная из великана тополя, хорошо слушалась шестов, особенно Аннушкиного. Она стояла посредине этой удэгейской пироги, широким мужским махом заносила шест и, навалившись на него, легко гнала лодку. Андрей едва поспевал за ней. Хотя и доводилось ему уже раз ходить на бате, но сноровки еще было мало.
В плывшей навстречу тайге стояла грустная осенняя тишина. Лишь быстрая вода курлыкала под обрывами, звенела галькой на перекатах. На правом, освещенном солнцем берегу застыли в безветрии багряные клены, бледно-желтые липы вперемежку с хмурыми, поросшими сизым мхом кедрами, елями; без устали трясли медными монистами осины. Другой берег был темен, и от него почти до середины реки легла глубокая тень.
К заброшенному бараку добрались после полудня. Подогнав лодку к берегу, Анна, не дожидаясь, пока Андрей вытащит бат, взяла мешок и пошла к полуобвалившемуся строению. Управившись с лодкой, Андрей поспешил к ней.
Он увидел Анну в бурьяне, за бараком. У ее ног вился клубок змей, уже собравшихся на спячку. В клубке было не меньше полусотни полозов, больших и малых. Их тела, разрисованные по-тигриному, в ярких желтых и черных полосах, упруго выгибались. Стеклянные немигающие глаза смотрели отчужденно, будто ненавидяще. В ярости змеи раскрывали рты, извивались в руках Анны, пытаясь укусить ее. Но не успевали. Быстрым движением Анна совала очередного полоза в мешок.
Не раздумывая, Андрей подскочил к клубку и схватил полоза около головы. Холодное, будто мертвое тело упруго шевельнулось под пальцами, змея взметнула хвостом. Превозмогая отвращение, Андрей сунул полоза в мешок. В освободившейся ладони еще оставалось ощущение двигающегося холодного тела. Поймал второго полоза — тоже в мешок — Третьего — туда же.
Испуганные змеи начинали расползаться.
В мешке полозы бились с такой силой, что Андрей и Анна едва удерживали его. Один полоз взвился, выскочил из мешка и скрылся в траве.
Андрей зажал горловину мешка, в котором бились змеи. Их круглые тела четко обозначались под холстиной.
— Хватит, — сказал он.
Анна подняла было руку к лицу, чтобы вытереть пот, но задержала ее на полдороге и, брезгливо поморщившись, отвела в сторону.
— И противные же они!
Затягивая бечевкой мешок, Андрей оглянулся:
— Очень. До сих пор холод в ладонях.
Анна вдруг вздрогнула всем телом. Потом она очень долго и тщательно мыла руки в прозрачной речной воде.
Присев на борт лодки, Андрей закурил.
— Бедовая ты!
Выпрямившись, Анна повернулась к нему:
— Бедовая?.. Нет.
Ресницы ее дрогнули и опустились:
— Глупая…
И вдруг рассердилась:
— Глупая! Чего меня понесло за этой пакостью!
Бросив папиросу, Андрей поднялся, подошел к ней:
— Аннушка!
Она не обернулась и все смотрела на раскаленные зарей облака над черной тайгой.
Улыбка тронула уголки ее губ. Только уголки. Они чуть приметно дрожали, сдерживая готовую хлынуть радость.
— Догадался. Ученый ты человек…
Обернулась и поцеловала Андрея по-девичьи, сжатыми губами. Прижалась виском к его щеке.
Он почувствовал, как напряженно бьется у нее под кожей жилка.
— Не осуди, — прошептала она.
С вечера третьего дня Андрей почувствовал жар. Глаза стали сухими, точно их засыпало песком, губы пересохли. Нудно заныла раненая нога.
Тайга по-прежнему стенала под ветром, и снег валил не переставая. Костер едва тлел. Андрей берег дрова: на всякий случай.
Тигр, не евший три дня, следил за каждым движением охотника. Он уже перестал бояться огня, привык к нему и даже сам поворачивался, чтобы погреть у костра то бок, то спину. И еще он стал очень раздражительным: шипел и скалил клыки при попытке приблизиться к нему. А охотнику приходилось каждое утро подползать к зверю, чтобы ослабить плетеные бинты, стягивавшие его. Недогляди Андрей, и тигр отморозил бы лапы, а кому нужен безногий амба? Потом несколько раз за день надо было посматривать, не слишком ли свободны бинты: остаться наедине с голодным и освободившимся тигром опасно. Андрей не успел бы и выстрелить, как попал бы на обед к своему полосатому пленнику.
Так они и лежали, время от времени подолгу смотря друг на друга. Амба научился выдерживать взгляд человека и глядел на него жадно. Изредка сквозь приоткрытые губы высовывался кончик языка.
Охотнику нравилось смотреть в желтые, с прорезями зрачков глаза зверя. Человек старался прочесть в их черной глубине, как тигр принял неволю: будет ли пытаться вырваться или веревки, связавшие его лапы и челюсти, убили в нем страсть к свободе. Ведь приди амбе в голову забиться в своих путах, пройтись колесом под тесным выворотнем, плохо пришлось бы человеку.
Сделает ли тигр еще попытку вырваться? И когда? И еще Андрей ждал прихода тигрицы. Напуганная выстрелами, она ушла в тайгу, бросив детей на произвол судьбы. Страх перед человеком оказался сильнее инстинкта материнства… Охотник видел, как она широкими махами шла по крутому боку сопки. Она не останавливалась и. не оглядывалась. Но потом, когда стихло и ужас, подавивший в ней все врожденные стремления, прошел, она должна была вернуться. Чувство матери толкало ее назад, к распадку, где она оставила детей.
В полусне, ожидая неизбежного ее прихода, Андрей словно видел, как растерянно и осторожно идет она обратно. Иного ей не оставалось, и она будет беспощадной, если почувствует своего детеныша близко, рядом. И трудно сейчас было предрешить исход встречи.
Наблюдая за жизнью зверей, охотовед заметил, что, чем выше организация животного, тем чаще туманные зачатки разума побеждают слепоту инстинктов. Тем легче при встрече с человеком звери признают его силу и прекращают борьбу за свою свободу. У них нет воли, чтобы направить свои инстинкты, быть целеустремленными. И если их сравнивать с людьми, то они безвольны.
Вдруг Андрей почувствовал на своей щеке теплое дыхание, влажные мохнатые губы ткнулись в его лицо.
Охотник не услышал, как тигр подполз к нему.
Андрей отпрянул. Тигр ощерился, зашипел. И охотник увидел, что когда тигр подался, то его задние связанные лапы оказались у самого огня и бинты затлели.
Тогда Андрей ударил тигра кулаком меж глаз. Дернувшись, зверь вяло опустил голову. Он был оглушен.
Охотник оттащил пленника на прежнее место, по ту сторону костра, и накрыл лапчатыми ветвями ели. Потом приложил руку к груди тигра, боясь, что удар был слишком силен для зверя.