Страница 23 из 29
Его тон был сочувственным, но в углах губ притаилась довольная усмешка. Ведь все произошло так, как он писал в своей работе.
Уолтер мрачно кивнул головой,
— Сегодня вы правы, — сказал он. — Но завтра…
— Что завтра? — профессор приподнял одну бровь.
Доктор Кроумэн и сам бы не мог точно сказать, что он имел в виду. Наверняка Уолтер знал лишь одно: завтра он вернется в округ Лобиту к своим обязанностям врача бедняков. А люди будут по-прежнему умирать от рака желудка, и исцеление Ньгаячокве останется неразгаданным «чудом»,
Через восемнадцать дней Уолтер внезапно получил телеграмму:
«Немедленно прилетайте.
И уже сидя в самолете, он сознательно подавлял радостную надежду. «Чепуха, сущая чепуха», — твердил он себе, боясь разочароваться.
Профессор Рескинг встретил его на аэродроме. Он подал руку и вместо приветствуя оказал:
— Черт вас возьми, Уолтер, но опухоли все же рассосались, в семнадцати случаях из двадцати.
Они помчались в лабораторию.
Уолтер долго вглядывался в рентгенограммы, читал истории болезней, осматривал подопытных животных.
Во всех случаях рассасывания опухолей в них сначала появлялась кислота с пиримидиновым основанием и заменой урацила его аналогом тиоурацилом. Затем ядра клеток изменяли свою форму и переставали делиться, превращаясь в добычу фагоцитов.
Профессор ходил следом за Уолтером и молчал. Наконец он взорвался;
— Что ж вы ведете себя так, как будто я вас дурачу, а вы меня проверяете! Пляшите же, черт вас возьми, разбейте пробирки, выбросьте меня в окно, сделайте что-нибудь из ряда вон выходящее!
Из последних сил сдерживая радость, Уолтер ответил:
— Не произошло ничего необычного. Вначале все было так, как вы писали в своей работе. Вирус батата не мешал опухоли развиваться, освобождая ее от избытка некоторых веществ. Но постепенно вирус размножился и стал потреблять этих веществ все больше и больше, оставляя голодать клетки опухоли. Началась борьба. Вирус батата выделил кислоту, которая, включившись в обмен веществ опухоли, остановила ее развитие и, возможно, вызвала гибель вируса рака. Одновременно последовали перестройка нервного процесса, мобилизация фагоцитов, которые довершили уничтожение опухоли, а заодно уничтожили и самый вирус батата. Вчерашний симбионт стал антагонистом. Разве это необычно в природе? Ничего не поделаешь, коллега, вам придется писать новую книгу.
ВОЗВРАЩЕНИЕ ОЛИМПИЙЦА
Может быть, ему почудилось? Но диктор повторил:
— Вместо Владимира Бредько на беговую дорожку выйдет неоднократный чемпион Европы Всеволод Левицкий…
Совпадение имени, фамилии и почетного звания?
В напряженных глазах появилась легкая резь, и Дрю Карлсон усилием воли расслабил глазные мышцы. Надо взять себя в руки; волнение перед дальней дистанцией — плохой помощник.
На стартовой дорожке появился высокий, чуть сутуловатый человек. Он остановился неподалеку. Дрю пристально смотрел на него.
Да, он все такой же, как и два года назад в Риме. Смуглая гладкая кожа, сквозь которую теплится румянец, выпуклая неширокая грудь чуть вздымается в такт дыханию. Точно такой же, а должен быть совсем другим…
«Спокойствие!» — приказал себе Дрю, пытаясь остановить нахлынувшие мысли. Ему удалось это всего на несколько секунд. А затем знакомым движением русский стайер поднял руку ко лбу, и у Дрю в голове словно закрутилась кинолента. Быстро-быстро понеслись кадры-воспоминания…
…Рим. Стайеру Левицкому вручают золотую медаль, а Дрю, занявший лишь восьмое место, с плохо скрытой завистью наблюдает за ним.
…Едкий горячий дым вползает в глаза, в рот, в нос. Когда огонь доберется до кормы, вспыхнет нефть.
Команда делает все, что может, но огонь укротить невозможно.
Выскочивший из рубки радист орет во все горло;
— Держись, ребята! Русские китобои идут на помощь!
Огонь и дым, красное и черное постепенно вытесняют все другие цвета…
Три шлюпки причаливают к судну, и на палубе появляются русские матросы.
В это время с левого борта раздается первый взрыв. Столб огня, ровный, как свеча, вонзается в небо, затем разрастается в клокочущую черно-багровую тучу.
— Нефть! — звучит вопль, и невозможно узнать, кто это кричит..
Нечем дышать. Дрю обеими руками рвет ворот и падает на палубу.
Его кто-то подхватывает. Дрю открывает глаза.
«Всеволод Левицкий!»
Русский чемпион тащит его сквозь огонь.
Затем Дрю видит горячий обломок мачты и теряет сознание…
Очнувшись в приморской клинике на второй день, он узнает, что отделался сравнительно легко: ожог второй степени и перелом руки. У его спасителя дела безнадежны. Левицкого придавило обломком мачты, раздробило ребра. Пришлось удалить правое легкое и часть левого. Обгоревшие пальцы на руке — это уже мелочь. Врач оказал:
— Вряд ли выживет…
Перед уходом из клиники Дрю удалось пробраться в палату русского. Он увидел лицо, словно вылепленное из желтой и синей глины. На простыне безвольно лежала широкая рука, на которой не хватало двух пальцев.
Спелые апельсины тяжело шлёпнулись на пол из кулька и покатились в разные стороны…
Чтобы полностью восстановить здоровье и силы, Дрю понадобилось немало денег. И тут подвернулся этот необычный тренер доктор Лунквист со своей экспериментальной программой и контрактом, по которому Дрю, по сути, становился его собственностью, подопытным кроликом. А у моряка не было выхода…
Свою программу доктор Лунквист изложил Дрю в самом начале опытов:
— Тебя не должна угнетать мысль, что ты служишь подопытным кроликом, мой малычик. Кролики, морские свинки, собаки принесли человечеству гораздо большую пользу, чем многие люди, бесполезно растратившие жизнь. В конце концов все мы — только подопытные кролики, и цели того, кто проделывает над ними эксперименты, нам неведомы. Так что ты еще в лучшем положении, Дрю.
Моряк кивал головой. Ничего не скажешь — Лунквист умеет мягко стлать.
— Если тебе придется трудно, не думай, что я варвар, изверг, садист. Для моих опытов нельзя использовать собак или обезьян, потому что стимуляторы, с которыми я экспериментирую, близки к сигналам мозга, а шифр сигналов человеческого мозга отличается от обезьяньего и собачьего. И мне очень жаль, что приходится использовать тебя, а не обезьяну.
— К тому же обезьяна и стоила бы дешевле, — усмехнулся Дрю.
— Я ничего не хочу скрывать от тебя, — продолжaл Лунквист. — Я знаю, ты умный парень и поймешь, что цель моих опытов — великая цель. И ты вместе со мной служишь ей. Слушай же внимательно и постарайся запомнить то, что я сейчас скажу. Все в нашем бренном мире колеблется. Колеблются горы и долины, наши сердца, каждая молекула нашего тела. От того, как колеблются молекулы, зависят основные свойства ткани, органа, организма. Когда мы научимся управлять колебаниями молекул, мы научимся управлять своим телом и его жизнью. Сегодня в моих слабых руках уже есть орудие, с помощью которого я могу усиливать и тормозить колебания молекул живых клеток. Это оружие — электромагнитные импульсы.
Лунквист посмотрел на своего «кролика», и Дрю кивнул головой. Он тогда еще не все понимал в раосказе Лунквиста, но ему было забавно наблюдать, с каким волнением этот холодный жестокий человек излагает свою программу. Что ж, у каждого — свои заблуждения. Хорошо, если они способны волновать.
— С помощью таких импульсов наш мозг управляет организмом. Когда ты только думаешь о предстоящей опасности, твои мышцы непроизвольно напрягаются, а чувства обостряются. Почему? Это мозг послал сигналы определенным группам клеток, усилил колебания их молекул, возбудил их, создал дополнительные потоки электронов, дополнительную энергию. Эти сигналы и сложны и просты, как знаки алфавита. Но они могут оказать самое разнообразное действие в зависимости от их комбинаций и от того, куда посланы, в какое время. Если знать этот алфавит, код сигналов мозга и научиться посылать их определенным органам и участкам ткани, то можно использовать их в качестве стимуляторов — усилить или затормозить работу желудка, печени, сердца, изменить их режим. Это открывает неограниченные возможности. Но мы находимся только в начале пути… Я надеюсь, ты кое-что понял, Дрю. Остальное поймешь позже.