Страница 2 из 29
ЗАГАДКА «АКУЛЫ»
Юрий сидел на стуле у изголовья кровати и молчал.
За окнами больницы цвели деревья, журчали арыки, и ему казалось, что волнистые волосы Марины стекают по подушке, как ручьи. Он смотрел на ее исхудавшее лицо, на сухие потрескавшиеся губы, вбирал в память все мелочи — и то, как она слабо пошевелила рукой, и как посмотрела на него.
Марина видела обострившиеся скулы Юрия и все понимала. Пыталась шутить, чтобы подбодрить его;
— Ну вот, исполнилась твоя мечта, Я — в опaсноcти.
Он вспомнил скамейку в московском парке. Рука девушки лежала в его руке, и ему ничего не хотелось, только чтобы это длилось вечно, чтобы чувствовать, как бьется ниточка пульса, чтобы знать, что рядом она, доверившаяся просто и навсегда. Он сказал тогда:
— Иногда мне хочется, чтобы ты попала в опасность… Понимаешь?
— Понимаю. Тогда бы ты спас меня, — улыбнулась она.
Это было недавно — восемь месяцев тому назад, и очень давно — когда она была здорова.
И еще он вспомнил, как тревожилась ее мать на аэродроме;
— Берегите Марину, Юра, и сами поберегитесь. Ведь «акула» — это, наверное, очень опасно.
Он улыбнулся тогда успокаивающе и с видом превосходства: «акула» казалась ему совсем не такой страшной,
«Акула»… Она вспыхнула в Афганистане и, как смерч, ворвалась в Иран, превращая целые районы в госпитали и больницы. Она была страшней чумы. Все заболевшие умирали.
Походные госпитали и научно-исследовательские станции вырастала на пути эпидемии, как бастионы,
Было замечено, что после фильтрования — причем применялись фильтры с широкими порами — зараженная среда становилась неопасной. Значит, возбудитель — микроб, и, значит, он во много раз больше вирусов, которые так малы, что не задерживаются фильтрами. Но даже при увеличении в сотни тысяч раз, при котором ясно различались вирусы, возбудителя «акулы» обнаружить не удалось.
Коварного врага тщетно искали бессонные глаза микроскопов. Газеты тревожно заговорили о загадке «акулы». Это была страшная загадка — она стоила жизни многим тысячам людей.
Юрий вспоминает, как они летели сюда: он, Марина, профессор Нина Львовна, лаборанты. Нина Львовна подшучивала над веселой «брачной поездкой» своего ассистента, и все смеялись, хоть всем было невесело.
И вот Юрий сидит у постели больной. Его рот защищает многослойная марлевая повязка. И горыко подумать, что это защита от дыхания Марины, от ее губ, которые он столыко раз целовал.
Из соседней палаты доносятся стоны. Ежедневно в больницах освобождаются десятки коек, но не потому, что больные выздоровели…
За окном сплелись цветущие ветки. Им нет никакого дела до человеческой тревоги и муки. Они рассказывают людям о том, что смерти не существует, что есть только жизнь во ммогих переходах и разнообразии форм. Они говорят, что ничто на свете не бывает неподвижно и мертво, а просто меняет формы так же, как цветок переходит в плод, как плод падает на землю, чтобы прорасти семенами. Они рассказывают людям все это, и кто может — тот читает, кто прислушивается тот слышит. А самый острый слух — у мудрецов и влюбленных.
Юрий наклоняется ниже и говорит сквозь марлевую повязку:
— Bce будет в порядке, Маринка. Вот увидишь…
Она с трудом улыбается.
Рядом хрипит большая:
— Няня! Няня!
В углах ее губ — кровавая пена…
Юрий вышел из больницы и сразу же попал в иной, живой и стремительный мир. Куда-то опешили люди, с шуршаньем проносились мимо стеклянные коробки автобусов. Мужественный голос пел по радио:
Юрий ходил по этой дороге каждый день по многу раз. Собственно говоря, все другие дороги исчезли, осталась одна: лаборатория — больница, больницалаборатория. Он плохо запоминал улицы — всегда был занят своими мыслями, но эту печальную дорогу запомнил навсегда.
Он шел и думал о Марине и своих опытах в лаборатории, потому что теперь это связывалось воедино.
Красные треугольные пятна на шее Марины — метка от зубов «акулы». Потрескавшиеся губы, лихорадочный блеск глаз. Стоны из соседней палаты, кровавая пена… Еще не увидев таинственной бактерии, он уже знал ее в лицо. Загадка «акулы» — и жизнь Марины. Одно переплеталось с другим, совмещалось, отзывалось болью.
Где же скрывается возбудитель, бактерия «а», как ее заочно назвали ученые? Проклятый, подлый возбудитель болезни! В электронный микроокоп, в котором ясно видны вирусы, он не может увидеть бактерию «а», которая во много десятков раз больше вируса. В чем же дело? Может быть, эта бактерия не поддается окраске? Он применял все мыслимые и немыслимые способы окраски, он рассматривал объект и в боковом свете, и с натенением металлом, и в флуоресцентный микроскоп, дающий цветное изображение. Но загадка гтродолжала существовать — и умирали тысячи людей, пораженные невидимым врагом, и мучилась Марина (он не мог подумать «умирала»). Юрий почувствовал боль в груди и как-то особенно ясно осознал, что в слове болезнь» — корень боль». Боль… болит… болеет… И это имеет прямое отношение к Марине.
Он завернул за угол и увидел слепого. Постукивая палочкой по забору, тот искал вход во двор и не мог его нащупать. А калитка была перед ним — стоило только толкнуть ее. На лице слепого застыло мучительное выражение. Видимо, он опешил, и вот — неодолимая преграда.
Юрий быстро подошел к. человеку в темных очках и провел его в калитку.
— Спасибо, — оказал слепой, и мучительное выражение сбежало с его лица.
Где находилась преграда? Во внешнем мире? Нет, в нем самом. Ведь преграда — не забор, а «слепота».
И вдруг Юрий с отчаянием подумал: «Может быть, я со стороны похож на него? Я тоже стою перед калиткой, но не могу ее распахнуть не потому, что она спрятана или трудно открывается, а просто потому, что я слеп…»
И в его напряженном мозгу возникла мысль, на долгое время лишившая его покоя: «Разве мог бы слепой создать микроскоп и проникнуть в невидимый мир? Разве глухой помыслил бы о создании звукоуловителя? С помощью приборов можно совершенствовать органы но что делать, если нет самого органа?»
Юрий вглядывался в окуляр оптического микроскопа. Он рассматривал капли культуры болезни при увеличении в две тысячи раз. Он менял одну пластинку за другой.
Иногда поле зрения почти закрывали шарообразные бактерии. Это — стрептококки и пневмококки, которым невидимая бактерия «а», ослабив защитные силы организма, открывала широкую дорогу. На каждой последующей пластинке кокков становилось все больше и больше. Это означало, что они делилась, бесконечно удваивались. Но где же сама бактерия «а»?
Ее не удается обнаружить, а между тем, как это неоднократно подтверждалось на опытах, еслм зараженную белковую среду привить здоровому животному, то уже через два-три часа у него появятся признаки «акулы».
Юрий может перечислить все симптомы в любое время. Он помнит их, как воин — приметы врага.
Когда он ехал сюда, он мечтал о славе. Теперь он думал только об умирающих людях, о науке — она одна может их спасти. Опасность глядела на него с пылающего лица Марины. У него появилось больше сил для борьбы. Он болел, умирал вместе с больными. Теперь он мечтал только об одном: чтобы из больниц выходили выздоровевшие люди. И пусть они даже не узнают, кому обязаны спасением, — главное, чтобы они были здоровы. И Марина тоже.
Он трет воспаленные глаза. Какой тяжелой стала голова… Он вспоминает, что не опал две ночи, и тут же забывает об этом. Он думает: «Если с ней что-либо случится, как я буду жить?» Он ловит себя на мысли, что больше думает о себе, чем о ней.
Юрий выключает микроскоп. Перед глазами все еще плывут, как в тумане, палочки, спираши, кокки, что живут в капле жидкости, частицы необъятного мира. А за окном на дереве сидят птицы, шевелятся листья. Юрий слышит шум большого города. Это — жизнь другой частицы мира, в которой живет человек. Ив этом мире звучит голос Марины, она зовет…