Страница 52 из 57
Петр подумал о тех, кто создал эти ткани. Из тысяч людей он знал поименно лишь нескольких: Петров, Куни, Мей. Куни умер в тридцать четыре года…
«Он знал, что безнадежно болен, и спешил, работая по восемнадцать часов в сутки. Этим он, вероятно, ускорил свою смерть. Но Куни успел завершить создание ткани, которая безотказно служит мне».
Гигант опять вспомнил Кантова и подумал: «Командор ждет. Он верит не мне, а людям, созданным природой, — таким же, как сам. Но ведь это они создали меня, отдав мне все лучшее, что имели, и лишив своих недостатков. Они сделали для меня больше, чем для своих кровных детей, воплотив во мне свою мечту о бессмертии и всемогуществе. И выходит, что, веря людям, командор верит мне, даже не подозревая об этом».
Петр продолжал опыт. Он включил регеностимуляторы И за несколько секунд восстановил пораженную ткань. Одновременно он просматривал память Шлема, сравнивая эти сведения с тем, что видел в ходе опыта. Так он обнаружил очень интересное упоминание об опытах доктора Вайнера. «Постой, постой, сказал он себе, — кажется, то, что мне нужно».
Вайнер выращивал колонии стафилококков на питательном бульоне, а затем действовал на них различными антибиотиками. Всякий раз колонии погибали, бульон становился прозрачным. Но где-то все же оставалось едва заметное в оптический микроскоп пятнышко. Это уцелели жалкие остатки колонии. Они приобрели устойчивость к данному антибиотику и передали ее потомству. Так доктор Вайнер получил в конце концов штамм золотистого стафилококка, устойчивый ко всем известным в то время антибиотикам. А затем, действуя на него нагреванием, высушиванием, вакуумом, Вайнер вывел стафилококков, способных образовывать споры.
Петр увидел диаграммы и фото. На одном из них что-то очень знакомое… Ну конечно же, они похожи! Именно таким путем из обычного возбудителя ангин и образовался этот неуязвимый возбудитель асфиксии-Т. Много столетий медицина боролась против ангин, изобретая все более действенные средства, и… вывела возбудителя асфиксии-Т!
«Значит, первый случай этой болезни и прилет ракеты — простое совпадение. Микробы с планеты, о которой рассказывал Истоцкий, и возбудитель асфиксии-Т, не имеют ничего общего, — думает Петр. — Штурман не заразил кого-то на Земле, а сам заразился от него. Командор Кантов не нарушил своего долга, воплощенного на этот раз в суровых параграфах о карантине. Первая часть вопроса решена. Но есть и вторая — как бороться против асфиксии-Т? Если ее возбудитель был «выведен» таким необычным путем, то он защищен только против тех лекарств, которыми пытались уничтожить его ближайших предков. Но в его генетической памяти не могут храниться сведения о первых лекарствах, применявшихся несколько столетий назад. Против них у него не должно быть защиты. Надо попробовать древние средства. Например, раствор соды с солью…»
— Уже сделано, Петр, — сказал Зевс, подходя к нему. — Я пришел к таким же выводам и проверил их. Возбудитель образовывает споры лишь в ответ на известные ему яды. А с содосолевым раствором он не знаком и не прикрывается «щитом». Несколько полосканий горла раствором — и больной здоров.
«Я смогу уплатить часть своего долга людям, — думает Петр. — Маленькую часть огромного долга…»
Павел Петрович все еще не мог решиться… «Как мы скажем ему? Нет ничего больнее этого наказания. «Карантинный недосмотр». А он знает, что стоит за этими словами…»
Павел Петрович хочет представить лицо Кантова, но перед ним всплывает лицо умершей жены. Теперь только удивительным свойством памяти можно вызвать его из небытия. Следователь укладывает пленки с показаниями свидетелей: на случай, если обвиняемый захочет познакомиться с ходом следствия, с логикой людей, которые вели его. Но Кантов не захочет — в этом Павел Петрович уверен.
«Лучше бы он захотел. А вдруг там можно найти какое-то отклонение от логики, неточность? Тем более, что из-за его ошибки…»
Вспыхивает сигнал «разрешите войти». Павел Петрович машинально нажимает кнопку телеэкрана и видит гиганта.
«Не ко времени», — думает Павел Петрович, но приглашает войти.
— Здравствуйте, — говорит Петр.
— Здравствуй, — отвечает Павел Петрович. — Вот собираюсь в Совет по делу Кантова…
Он готовится сказать, что оно уже закончено, что командор виновен, но неожиданно Петр перебивает его:
— И я к вам по тому же делу.
«Даже если он выяснил что-то новое, очень важное, сигом не имеет права перебивать меня. Он нарушает правила поведения для сигомов. Но почему?»
— Возбудитель асфиксии-Т — мутировавший стафилококк.
«Несколько деловых слов, сказанных нарочито небрежно… Что понадобилось Петру, чтобы добыть их? Этого он все равно не скажет». И Павел Петрович невольно произносит то, что можно уже не говорить и что звучит просто, как вздох облегчения:
— Значит, он не виновен.
Петр словно не замечает его слов, словно не понимает, что они — признание: «Раньше я пришел к иному выводу».
— Уже известно и радикальное средство против асфиксии-Т.
Лицо жены, искаженное страданием… «Радикальное средство… Если бы пять дней тому назад… Пять дней — целая вечность…» Петр продолжает:
— Доложите о своих выводах Совету. Я там буду завтра.
«Вот почему он перебил меня. Все получается так, как будто он сообщил мне лишь факт, а вывод о невиновности сделал я. Впрочем, если бы этот факт был мне известен, то… Но что лежит в основе его поступка? Почему он отказывается от славы, от благодарности человека, который обидел его недоверием? Узнаю ли я это когда-нибудь?»
— Спасибо. — Кантов пожимает руку Павлу Петровичу, думает: «Хорошо, что это сделал для меня человек и ему можно пожать руку. Я правильно поступил тогда… Может быть, мыслительные возможности гиганта больше наших, а логика точнее, но в своих делах мы разберемся сами…»
Он стоит перед следователем прямой и негибкий, как параграф Устава.
Напрасно Павел Петрович ожидает, что его лицо смягчится, потеплеет, — оно спокойно, неулыбчиво, будто наглухо застегнуто на «молнии», как куртка. И Павел Петрович понимает, что Кантов уже никогда не станет таким, как геолог Истоцкий, как доктор, — в этом не его вина. И нельзя ни ласково опустить руку на его плечо, ни сказать сочувственные слова — это будет неуместным.
Командор стал таким потому, что кто-то должен был стать таким. Чтобы экипаж ракеты выполнил задание и вернулся.
— Рад, что все так кончилось, — говорит Павел Петрович и добавляет обычную формулу юриста своего времени: — Извините за подозрение.
НЕНУЖНОЕ ВОСПОМИНАНИЕ
Фантастическая новелла
Всхлипнул во сне ребенок…
Сигом Алг прислушался. Повернул голову. Потрескавшаяся оранжевая почва, ослепительно белое сияние над ровным, как линейка, горизонтом чужой планеты.
…Зажегся ночник. В светлый прямоугольник двери скользнула на цыпочках женщина в ночной сорочке, еще вся теплая от постели, сонная.
Потянула колыбель к себе. Пластмассовые шнуры бесшумно растянулись, и стал виден ребенок: длинные ресницы и пухлые ручонки, которыми он обнял куклу. Сонным туманом заволокло рассудок сигома. «Не разбудить бы…» — подумал он, и тотчас будто порывом ветра отбросило туман. Другие участки мозга уже проанализировали увиденное и выдали результаты. То, что видел Алг, жило только в его памяти, а вокруг была чужая планета, пустыня…
Сигом не знал, когда в его память вписались эти картины.
Может быть, они попали туда из книг или из разго-воров с людьми. А вернее всего, он увидел это, когда жил в доме одного из своих двойников-людей, перенимая их опыт и память. То ли в доме строгого Ипполита Ивановича, умевшего так четко доказывать теоремы, то ли у фантазера Валерия, или у всеобъемлющего теоретика Колосовско-го. Впрочем, не все ли равно? Ни женщины, ни ребенка давно не было в живых — ведь Алг улетел с Земли свыше трех тысяч лет тому назад. А мгновение из чьей-то семей-ной жизни сохранилось лишь в его колоссальной атомарной памяти. Он бы должен был давно выбросить его оттуда. Оно не имело для него никакого значения и, словно навязчивый мотив песни, иногда мешало думать. Но выбросить его было все равно что смыть последние, призрачные следы женщины и ребенка. Как бы умертвить их обо- их вторично и полностью.