Высокий замок

Неподалеку от плотников работали кузнецы – железо предоставил за вполне разумную плату все тот же герцог. Мечи и топоры, копья для стрелометов и наконечники стрел, арбалетные болты и кирасы – два десятка кузнецов и почти сотня подмастерьев трудились и днем и ночью, сменяя друг друга у горнов. Здесь работали не только мастера, пришедшие с потрепанными орденскими полками, но и местные – Орден платил. Пока еще было чем.

Часть солдат ежедневно отправлялись на заготовку древесины. Лес в герцогстве всегда считался большой ценностью – Тимрет мог похвастаться лучшими лесами, а потому торговля бревнами и досками приносила Сиверу Тимретскому весьма существенный доход. Только ему – простым крестьянам, разумеется, дозволялось заготавливать дрова для своих печей, но приказчики герцога бдительно следили, чтобы топоры смердов не касались ни строевого леса, ни ценных пород дерева. А если и касались – то за плату. Сейчас могучие деревья валились одно за другим, специально приставленные к лесорубам писцы старательно учитывали каждое бревно – может, впоследствии герцог и не предъявит Инталии счет, но уж что-нибудь выторговать попытается непременно.

Но основным занятием в армии были, есть и будут тренировки. Каждый день в лагере гремело железо – пахарей и рыбаков, пастухов и землекопов учили владеть оружием.

– Сомкнуть щиты! – орет сержант, топорща усы и грозно сверкая глазами. – Сомкнуть, козлы! Плотнее! Теперь вперед десять шагов! Не рвать строй!

Крестьяне, мокрые от пота, уже с видимым трудом ворочают тяжелыми деревянными щитами, время от времени с ненавистью поглядывая на сержанта. А тот, хоть и носится по полю втрое больше любого из обучаемых, ничуть не выглядит утомленным. В перепалку с ветераном вступать никто не решается – только заикнешься об отдыхе, тут же получишь в рыло без разговоров. Командир сам знает, когда прекратить тренировку.

– Крепи оборону!

Первая шеренга щитоносцев падает на одно колено, опуская щиты на землю и почти полностью прячась за ними. Сверху у каждого щита выемка, в которую тут же бухаются длинные тяжелые копья, упираясь тупым концом в землю, выставляя кованые жала навстречу воображаемому врагу. Такой строй нелегко пробить и латной коннице.

– Арбалетчики!!! Пли!!!

Раздаются нестройные хлопки арбалетов, слышатся глухие удары – некоторые из стрел достигли цели, поразив деревянные мишени. Сержант морщится – плохо стреляют, плохо.

– Сомкнуть щиты! – снова звучит команда, заставляя щитоносцев встать. – Вперед, крысоеды, десять шагов!

Арбалетчики остаются на месте. Сейчас их задача – побыстрее перезарядить свое громоздкое оружие, затем нагнать медленно идущие шеренги – как раз к тому моменту, как вновь прозвучит команда крепить оборону и придет их черед бить в цель поверх голов присевших щитоносцев и согнувшихся, словно в поклоне, копейщиков.

Неподалеку другой ветеран учит тех, кто помоложе да посмекалистей, управляться с крючьями и алебардами. Этот явно не крикун, говорит неторопливо, веско – и слушают его внимательно.

– Пока рыцарь на коне – он силен! – вещает солдат, теребя седой ус. – Только крюк длиннее, чем его меч. Цепляй его, да побыстрее. Оплошаешь – он до тебя мечом дотянется или древко перерубит, а в бою без оружия – сразу конец. Тот, кто латы делает, тоже, чай, не дурак – с иных доспехов крюк соскользнет, не зацепится. Так что постараться придется. Ежели совсем никак не подступиться – бей крюком коню по голове али по ногам. Круп у коня кольчугой, а то и пластинами прикрыт, и шея тоже, и грудь. А ноги да брюхо – места уязвимые. А если у тебя алебарда – руби что есть мочи да близко не подходи. Самым кончиком алебарды руби, лучше всего – по ногам рыцарю. Тогда, ежели с лошади свалится, встать уже не сможет.

Парни кивают, мысленно уже примериваясь, как будут цеплять гордых латников крючьями, как будут стягивать их на землю… Что ж, дай им Эмиал удачи. Рыцари учатся владеть оружием с детства, их мечи быстро доберутся до холопских тел. Но там, где падут трое-четверо, пятому может улыбнуться удача.

Самые способные обучаются бою на мечах. Пока на деревянных, тяжелых и неудобных. Скоро от этих оглобель останутся одни щепки, но к утру плотники понаделают новых. Научишься ворочать деревяшкой – железный клинок покажется чуть ли не перышком. Четыре десятка мужчин, разбившись на пары, вовсю охаживают друг друга мечами, время от времени прерываясь, дабы выслушать очередную порцию брани от инструктора.

– Ты чего ему по щиту колотишь, остолоп? Если щит железом окован, меч сломаешь, если целиком деревянный – клинок увязнет. Пока выдернешь – три раза сдохнешь. И не замахивайся так, сразу вся грудь открывается, ткнут острием – и ты труп. Колоть старайтесь, в давке колоть куда лучше, чем рубить. У пехоты мечи короткие, с такими сподручнее. А длинные клинки – это для рыцарей, что с коня удары наносят, либо с таким же благородным один на один рубятся. По всем, мать их, благородным правилам. Вот, смотри, как надо!

Солдат берет деревянный меч и несколько минут отбивается сразу от троих противников. Те впустую рубят воздух или щербят свои деревяшки о ловко подставляемый щит, тогда как ветеран наносит точные колющие удары – и вот все трое стонут, оглаживая ушибленные места.

– Поняли, крысоеды? Так, начали!

Невысокий кряжистый десятник в кольчуге и при мече неспешно шагал по лагерю, направляясь к шатру, где расположился рыцарь, командующий полком. В иное время каждую сотню ведет в бой светоносец, но сейчас почти все белые рыцари ушли в Торнгарт, и в войске их осталось немного, десятка три от силы. Теперь сотнями командуют сержанты, а десятников назначили новых – из ветеранов. Честь немалая, в мирное время дослужиться до десятника непросто. Да и не только честь – платят десятнику куда больше, чем простому воину. Вот и рвут жилы новоиспеченные командиры, стремясь доказать, что достойны доверия.

Перед десятником шагал солдат – совсем еще мальчишка, лет семнадцати, не больше. Кожаная, набитая конским волосом куртка болталась на худом теле – да уж, статью не вышел боец. Видать, сытым нечасто бывал. Такие в армию идут охотно, все лучше, чем целыми днями ковыряться в земле, ставя свою жизнь и жизнь домочадцев в зависимость от дождей и ветров, от половодья и засухи. А если повезет, то через двадцать лет вернется домой уже с серебром в кошельке, найдет себе какую-нибудь женщину, отстроит домик… и будет весьма уважаемым в селе человеком.

– Иди быстрее! – прорычал десятник, отвешивая юноше подзатыльник.

Мало кто из таких вот мальчишек задумывался о том, что возвращаются со службы далеко не все. Особенно в военное время. Но и в мирные годы у солдат хватает рисковых дел. То за разбойниками охотиться, то бунт какой приключится. А на границе – там стычки с гуранцами часто происходят, и тоже не всегда малой кровью дело обходится. Но если доведется пасть в бою – то смерть славная. И Орден позаботится, чтобы родня погибшего, буде таковая найдется, получила несколько увесистых монет.

А есть и другая смерть. Тех, кто пытался самовольно оставить службу, ловили и вешали нещадно, но там разговор был коротким – петля, краткая молитва Эмиалу, мол, прости грешного. И удар ногой, выбивающий чурбак из-под ног дезертира. Совсем иначе поступали с теми, кого ловили на грабежах – этих преступников, как правило, забивали кнутами до смерти. И эта пытка длилась долго – полковые маги внимательно следили, чтобы истязаемый не отдал свою черную душу Эмнауру слишком быстро. Чтобы сполна получил за свое преступление, да и другим урок преподал.

В этом не было ничего особо удивительного. Орден прекрасно понимал, что любой бунт лишь ослабит Инталию, дав лишнюю возможность порадоваться Гурану, а потому тщательно следил, чтобы население относилось к армии как к защитникам, а не как к врагам. Закон был суров – но приносил свои плоды. Солдат Ордена в народе уважали – даже больше, чем рыцарей-светоносцев. Тех все же боялись, как-никак маги, от простых смертных невообразимо далекие. Богатые и высокомерные… к тому же именно рыцари сопровождали волшебниц, отбирающих у родителей их детей. В этом тоже был заложен определенный смысл. Нельзя посылать на такое дело солдат, их куда легче разжалобить. Рыцари – дело другое, за время долгого обучения они привыкли воспринимать Орден как свою семью и совершенно уверены, что ребенок, сочтенный достойным обучения, получает великий шанс.