Страница 107 из 125

Россия в 1839 году

де Кюстин Астольф

…не похож на калмыка. — Убежденность, что русский непременно должен походить на калмыка (или казака), была свойственна не одному Кюстину; задолго до появления его книги и даже до его приезда в Россию «Северная пчела» в очерке В. В. В. (В.М. Строева) «Как в Париже знают Россию» (18 мая 1839) высмеивала французские стереотипы мышления; «Француз думает, что мы все — казаки. Русский и казак — в Париже совершенно одно и то же. Парижанин думает, что статский казак назывался русским, а военный русский — казаком; впрочем, в существе (au fond) это совершенно то же самое. Вследствие такого общепринятого мнения парижанин удивляется, не находя в русском калмыкской физиономии, то есть сплюснутого носа, выдавшихся скул, и говорит: „Monsieur n'a pas l'air russe, du tout, du tout“ (У вас, сударь, вид совсем, совсем не русский.)»

…контраст между смеющимися молодыми глазами и постоянно поджатыми губами выдает недостаток искренности… — Двойственность эта была заметна не всем сторонним наблюдателям; например, Стендаль в письме к Р. Коломбу от 4 января 1840 г. из Рима аттестовал цесаревича как существо «непосредственное, любезное и живое в обращении»: «Русский великий князь — настоящий военный, безыскусственный, веселый и добрый. Он ничем не напоминает варвара, но не может усидеть на месте и, по-видимому, очень дружен с сопровождающими его офицерами» (Стендаль. Собр. соч.: В 15 т. М., 1959. Т. 15. С. З10). С другой стороны, в портрете наследника, нарисованном несколько позже хорошо знавшей его фрейлиной А. Ф. Тютчевой, подчеркнуто то же «двоякое выражение лица», отражающее «до известной степени двойственность его натуры и судьбы», которое уловил Кюстин: «Он был красивый мужчина, но страдал некоторой полнотой, которую впоследствии потерял. Черты лица его были правильны, но вялы и недостаточно четки; глаза большие, голубые, но взгляд мало одухотворенный — словом, лицо было мало выразительно и в нем было даже что-то неприятное в тех случаях, когда он при публике считал себя обязанным принимать торжественный и величественный вид. Это выражение он перенял от отца, у которого оно было природное, но на его лице оно производило впечатление неудачной маски» (Тютчева. С. 23).

…цесаревич больше чем наполовину немец… — Мать наследника, Александра Федоровна, была до замужества прусской принцессой, а его бабушка, Мария Федоровна, — принцессой вюртембергской.

…потрясли Париж в 1814 году отец цесаревича и его дядя, великий князь Михаил… — В начале 1814 г. Александр I разрешил своим младшим братьям, великим князьям Николаю и Михаилу Павловичам, принять участие в боевых действиях против наполеоновской армии на территории Франции, и 5 / 17 февраля они выехали из Петербурга, но опоздали к решающему моменту кампании и до покорения французской столицы оставались в Базеле, а затем, в апреле 1814 г., присоединились к Александру в Париже.

Через два дня я уезжаю в Берлин… — На самом деле Кюстин пробыл в Эмсе дольше, по крайней мере до 1 / 13, а возможно, и до 6 / 18 июня 1843 г. (см.: Tarn. P. 772, note 104).

Берлин, 23 июня… — По старому стилю 11 июня.

Хорон Александр Этьенн (1772–1834) — французский теоретик музыки, создатель нового (симультанного) метода всеобщего обучения хоровому пению, основавший в начале эпохи Реставрации Королевскую школу пения и декламации; Вильхем (наст. имя и фам. Гийом Луи Бокийон; 1781–1842) — французский композитор, основатель народных певческих школ, убежденный сторонник введения в начальных школах уроков пения.

…город Берлин подчиняется наименее философической из стран, России… — Политический союз России и Пруссии подкреплялся родственной связью династий: российская императрица Александра Федоровна была дочерью прусского короля Фридриха Вильгельма III.

Прошло три года, и с переменой монарха… — В 1840 г. скончался прусский король Фридрих Вильгельм III (1774–1840), правивший страной с 1797 г. и на престол вступил его сын Фридрих Вильгельм IV (1795–1861), при дворе которого возобладали набожность и пиетизм.

…Пруссия — древняя колыбель той непоследовательной философии, которую здесь из вежливости именуют религией. — Примечание Кюстина к изданию 1854 г.: «Невозможно не заметить, что нынешние события полностью подтверждают эти выводы» (по-видимому, раздражение Кюстина объясняется той позицией, которую занимала Пруссия накануне Крымской войны, т. е. ее нежеланием принять сторону Франции, Англии и Австрии против России).

Сегодня Францию представляет в Пруссии посол… — 1 июля 1839 г. Кюстин писал из Берлина своей приятельнице г-же де Курбон: «Я познакомился с человеком, которого нахожу очаровательным: это наш посланник г-н де Брессон; он любезен донельзя…» (Revue de France. 1934. Aout. P. 734). Граф Шарль де Брессон (1788–1847) был французским послом в Берлине с 1836 г., в 1841 г. получил назначение в Мадрид, в 1847 г. — в Неаполь. Заинтересованные наблюдатели оценивали роль и самоощущение Брессона в Берлине не совсем так, как Кюстин; П. К. Мейендорф, русский посол в Пруссии, в своих донесениях от 7/19 сентября и 3/15 октября 1839 г. писал: «Влияние, каким Брессон якобы пользуется в Берлине, сильно преувеличивают оно основывается исключительно на любви короля к миру и его восхищении политическим гением Луи-Филиппа; впрочем, французская партия весьма слаба. Брессону здесь не по душе, и он этого не скрывает; он вот-вот отправится в отпуск в Париж» (Meyendorff P. von. Politischer und privater Briefweschel. Berlin und Leipzig, 1923. Bd. i. S. 76, 79).

…позвольте познакомить вас с некоторыми сведениями… — Второе и третье письмо, посвященные детству Кюстина и истории его семьи, казались многим критикам Кюстина лишними; например, публицист Ж. Шод-Эг утверждал: «Чтобы как следует уловить мысль, высказанную маркизом де Кюстином в его книге о России, необходимо, на наш взгляд, выбросить из этой книги по меньшей мере треть составляющих ее писем, ибо именно столько страниц посвящает автор рассказу о своей семье, о своих общественных связях, мыслях и пристрастиях. Исповедальная литература, без сомнения, имеет свою прелесть, но лишь в том случае, когда она приобщает нас к жизни человека великого. А можно ли назвать великим автора романов „Алоис“, „Свет как он есть“ и „Этель“? Пожалуй, нет. Право, чувствуешь себя обманутым, когда, открыв книгу под названием „Россия в 1839 году“, обнаруживаешь себя, совершенно того не желая, в обществе предков автора» (Chaudes-Aigues. P. 328–329) — Справедливее представляется мнение современного исследователя: присутствие этих двух писем в книге о России оправдано, ибо они, во-первых, показывают резко отрицательное отношение Кюстина к революции и тем самым сообщают больший вес его признанию касательно симпатии к представительному правлению, проснувшейся в его душе по возвращении из России, а во-вторых, оттеняют страшными картинами якобинского деспотизма еще более страшные картины деспотизма царского, российского (Тат. Р. 518–519)