Страница 2 из 18
Александр. Сейчас.
Входит Яшвиль.
Пален. Что с вами, князь?
Яшвиль. По щеке меня…
Пален. Ай, ай! Вот и кровь. Должно быть, зуб вышиб. Примочку бы, а то распухнет. И за что вас так?
Яшвиль. За цвет мундирной подкладки у нижнего чина… Сего тиранства терпеть не можно! Честью клянусь, он мне за это…
Пален. Не говорите-ка лишнего… А я вам лучше вот что скажу: (отводя Яшвиля в сторону) подлец — кто говорит, молодец — кто делает!
Депрерадович. Господа, глядите: за Тутолминым с палкою гонится между шеренгами. Точно в пятнашки играют. Сюда бегут.
Полковник Тутолмин вбегает.
Тутолмин. Не выдавайте! Убьет!
Перескакивает через шлагбаум и убегает.
Депрерадович (вдогонку Тутолмину). В манеж беги — на сеновале спрячешься.
Константин. Ну, с Богом, с Богом, Сашенька! Вот он — ступай.
Александр. Не подождать ли, Костя? Видишь, с палкой. Прибьет.
Константин. Экий ты, братец, мямля! Чего зевать? Сколько еще народу перепортит. (Подталкивая Александра.) Да ну же. Ступай!
Александр (крестясь). Господи, помилуй! Господи, помилуй!
Павел вбегает с поднятою тростью.
Павел. Держи! Держи!
Депрерадович. Кого?
Павел. Тутолмин, сукин сын! Где он?
Депрерадович. Здесь нет, государь!
Павел. Врете! Сюда пробежал. Я сам видел.
Депрерадович. Никак нет, ваше величество!
Александр подходит к Павлу и подает письмо.
Александр. Батюшка…
Павел. К черту!
Александр. От княгини Гагариной…
Павел. Давай.
Павел читает письмо. Депрерадович всходит на крыльцо и становится рядом с Константином.
Константин (крестясь). Заступи, Царица Небесная! Заступи, Аннушка!
Депрерадович. Кажись, действует.
Константин. Да, лицо просветлело. Усмехается. Ну, слава Богу, слава Богу! Вывезла родинка… Молодец, Аннушка!
Павел. Monseigneur…[3]
Александр. Sire?[4]
Павел. На одно словечко, ваше высочество! Граф фон дер Пален, извольте команду принять. А я сию минуту…
Все уходят, кроме Константина и Депрерадовича. Павел берет Александра под руку.
Павел. Ты имеешь много благородства в сантиментах, Сашенька, — ты меня поймешь… Ах, зачем, зачем так мало знают люди, что такое любовь, и сколь великое таинство скрывается под сим священным именем…
Отходят.
Депрерадович. А там-то, за дверью, слышите, ваше высочество, экзекуция…
Константин. Да, воет бедняга, как овца под ножом. Изверг Мамайка, должно быть, с него теперь третью шкуру спускает…
Павел. Анна, Анна! Твой образ везде предо мною. Мое сердце бьется и вечно будет биться для тебя одной. Кто из смертных, кто станет рядом с оною женщиною, несравненною в чувствах моих? Никто из земнородных. Бог и она! Понимаешь, друг мой Сашенька?
Александр. Понимаю, батюшка! Ах, чего бы стоила жизнь человеков, если бы любовь не услаждала ее бальзамом своим!
Павел. Вот, вот именно — бальзам…
Отходят.
Константин. Спелись, видно. На эти дела Сашка мастер: ему бы актером быть… А тот-то все воет!
Депрерадович. Просто мочи нет, ваше высочество! Отойдемте, ради Христа.
Константин. Нельзя. Батюшка, не дай Бог, увидит, подумает, что мы подслушивали. Теперь мешать ему не надо, пусть наговорится досыта. (Прислушиваясь.) Как будто затих?.. Нет, опять пуще прежнего. Тьфу, даже слушать противно!.. А впрочем, наплевать — все там будем…
Павел. Я одарен от природы сердцем чувствительным, Сашенька! Однажды увидел я маленькую фиалку: она стояла подле скалы, покрыта камнями, где ни одна капля росы не освежала ее. И нежная меланхолия обняла мою душу, слеза упала из глаз моих на тот цветочек, и он, оживленный влагою, распустился. Такова любовь моя к Анне…
Барабан. Солдаты маршируют. Входят Пален и прочие командиры. Офицеры на ходу салютуют Павлу эспантонами.
Павел. Молодцы, молодцы! Видишь, Саша, — пробрал их как следует, и подтянулись. Раз-два, раз-два, ноги прямо, носки вон, левой-правой, левой-правой, раз-два! Молодцы! Утешили. Лучше не надо.
Военная музыка.
Павел (махая тростью, напевает).
Ельник, мой ельник,
Частый мой березник,
Люшеньки-люли!
Константин. Ну, «Ельник» запел — значит выгорело. Только бы теперь Саша не мямлил.
Константин делает знаки Александру за спиной Павла.
Александр. Осмелюсь ли, батюшка?..
Павел. Говори, братец, не бойся.
Александр. Простите, ваше величество, тех, кто сегодня провинился!
Павел. Прощаю.
Александр. И фельдфебеля…
Павел. Всех.
Александр целует руку Павла и отходит к Константину.
Александр. Скорее, Костя!
Константин. Ну, брат, не поздно ли?
Константин входит в дверь экзерциргауза.
Павел. Граф фон дер Пален! Последней экзерцицией я, сударь, весьма доволен: изрядненько командовать изволили. Благодарю и виновных прощаю. (Командирам.) А если погорячился, сказал что лишнее, так и вы, господа, меня простите. (Солдатам.) Смирно-о! Стой, равняйся!
Солдаты останавливаются. Музыка стихает.
Павел. Спасибо, ребята!
Солдаты. Рады стараться, ваше величество!
Павел. По чарке вина, по фунту говядины!
Солдаты. Ура!
Солдаты маршируют. Музыка.
Павел (напевает).
Ельник, мой ельник.
Люшеньки-люли!
Уходит. Из двери экзерциргауза — Константин.
Александр. Ну, что?
Константин. Еле дышит. Фельдшер говорит, до завтра не выживет. Я велел в лазарет.
Александр. Господи! Господи!
Слева, из-за стены экзерциргауза, выносят на походных носилках фельдфебеля, покрытого рогожею; справа маршируют солдаты с музыкой и знаменами.
Солдаты. Ура! Ура!
Пален (командирам, указывая на знамена и носилки). Как в древнем Риме: Ave, Caesar, morituri te salutant.[5]
Константин. Что ты, Саша?
Александр. Оставь…
Александр опускается на ступеньки крыльца, закрывает лицо руками и плачет.
Константин. Вишь, разнюнился! Экая баба!.. (Помолчав.) Ну, перестань, перестань же, миленький Сашенька, голубчик! Не стоит же, право. Наплевать, все там будем!
Александр. Не могу! Не могу! Не могу!
Пален. Поздравляю, господа, с царскою милостью: всех простил.
Яшвиль. Он-то простил, да мы…
Пален. Тише, князь! Вы опять за свое. Вспомните-ка лучше, что я вам сказал давеча: подлец — кто говорит, молодец — кто делает.
Кабинет Александра в Михайловском замке. В глубине — окно на Летний сад и Фонтанку. Слева — дверь во внутренние покои великого князя; справа — на лестницу, ведущую в покои государя.
Александр; Елизавета, великая княгиня, жена Александра; Павел; Пален.
Александр лежит на канапе с книгой в руках. Елизавета у окна играет на арфе.
Александр. Что это, Лизхен?
Елизавета. Из «Орфея»[6] песнь Евридики. А ты спал?
Александр. Нет, так только, дремлется. Читать темно.
Елизавета. Да, темно. Уж сколько дней солнца не видно. Живем, как в подземелье.
Александр. Что же ты не играешь? Я люблю мечтать под музыку.
Елизавета. Любишь мечтать. Лежать и мечтать…
Александр. Канапе старенький, еще от бабушки, а удобный. Как ляжешь, так бы и не вставал…
Елизавета (глядя в окно). Небо низкое, темное, точно каменное; а деревья, под инеем, белые, как в саване. — Евридика, Евридика под сводами ада… Мужик идет, шапку снял. Удивительно, что люди шапки снимают перед дворцом. На морозе-то сколько, должно быть, простудилось… Ну, а что же Руссо?
Александр. Руссо? Знаешь, я все о нем думаю. Первобытное состояние натуры… Ах, для чего не родились мы в те времена, когда все люди были пастухами и братьями!
Елизавета. Как старикашка Куракин поет:
Берега кристальной речки.
И пастушка, и овечки…
3
Ваше высочество (франц.).
4
Государь (франц.).
5
Здравствуй, Цезарь (император), идущие на смерть (гладиаторы) приветствуют тебя! (лат.)
6
Опера «Орфей и Эвридика» — композитор К. Глюк (1714–1787), впервые поставлена в России в 1782 г.