Золотые колдуны

— Сегодняшний день был долгим, — сказал он, — вы, Орландис, ранены, а т'ан Эвален должна позаботиться о своих людях я дам распоряжение коричневым робам, и они пропустят вас, Эвален, в торговый город. Вам нужно принять решение до появления ветра. До этого момента Касабаарде не покинет ни один корабль. И даже я не могу наколдовать для вас ветра.

Эвален громко засмеялась, улыбнулся даже Халтерн.

Блейз предложил Родион свою руку, когда она встала.

— Не рассказывайте ничего, — сказал старец, — я сообщу вам, какие слухи уходят из города, а потом мы снова встретимся.

Я как раз собралась последовать за другими, но он дал мне понять, что я должна еще остаться.

— Вы ели? — спросил он, когда комната опустела.

Когда я ответила отрицательно, он послал обитателя Топей принести чай из арниака и пироги из муки делри. В глубине комнаты журчал приятную мелодию фонтан, а в прозрачных емкостях под зеленовато-золотистым светом постоянно плавали рыбки.

За едой мы разговаривали в основном о Земле. Не о Доминионе или правительстве, а о том, как вырастают под другим солнцем и другим небом и как там решаются проблемы личного выживания.

— Я знаю так мало, — наконец сказал он, — а понимаю еще меньше.

— Все, что я могу заметить по этому поводу — это то, что не обязательно должно быть именно так, как вы это извлекли из моей памяти. — Я выпила последний глоток чая из арниака, остававшийся в моей чашке. — Я не лгунья, мастер, но могу предоставить впечатления только одного лица о Земле, да и то не обо всей Земле, а всего лишь о той ее части, которую я знаю. Если бы здесь побывал кто-нибудь из ксеногруппы, он, вероятно, предложил бы вам совершенно иную картину. Я не понимаю Орте даже после того, что вы уже объяснили мне о ней кое-что, а вы гораздо больше видели в нашем мире, чем я когда-нибудь увижу в своем.

Когда он взглянул на меня, я вспомнила, что он знал обо мне все. Это должно было бы вселять в меня страх. Причина того, почему я его не ощущала, заключалась в том, как я думала, что он не мог судить о человеческой природе, потому что не был земным человеком.

— Вы отдохнули? — спросил он. — Тут есть еще одно обстоятельство, как я вам уже говорил, при котором вам следовало бы поприсутствовать. Однако прежде всего я должен просить вас никогда не говорить о том, что вы увидите или услышите.

— Этого я не могу обещать. В качестве посланницы я обязана давать полнейший отчет о своих действиях.

— Хорошо, тогда обещайте мне, что расскажете об этом исключительно вашим людям, но и им только лишь тогда, когда сочтете это совершенно необходимым.

Это показалось мне корректным предложением. Я согласилась.

Он встал, одернул на себе одеяние, и медленно двинулся к фонтану. Там он сунул одну руку под воду и некоторое время молча подержал ее в таком положении. Когда он вынул руку из воды, в противоположной стене бесшумно возникла быстро расширявшаяся щель, превратившаяся во вход в другое, столь же большое, помещение.

Здесь было темно.

Я пошла за Чародеем, мы вышли из той части помещения, что освещалась подводным светом, и вокруг нас возникло слабое голубоватое мерцание. Он подошел к какому-то большому блоку аппаратуры на возвышении, состоявшем из прозрачного вещества. В его хрустальных глубинах пульсировал золотой свет.

Лицо старика находилось в тени, его глазницы, казалось, были наполнены темнотой.

Он сказал:

— Так его можно вызвать. Я подготовил здесь все, как только сегодня после обеда услышал о нападении на вас. Сейчас…

Его руки задвигались по панели с одной стороны пульта. Затем — как и в устройстве, через которое я видела облик его преемницы — чистая поверхность начала заполняться изображениями.

— Где… — в голосе появилась хрипота.

— Таких не осталось больше нигде, только здесь, сказал он, — и еще в этом древнем городе, Кель Харантише. Вот это устройство передает, между тем, только мой голос, и это, может быть, лучше так от него остается скрытым мое лицо.

Теперь изображение занимало весь экран, и я увидела помещение, подобное тому, в котором мы стояли. Изображение было трехмерным и обеспечивало четкую передачу деталей. Что-то не давало мне покоя. Подобный мощный выброс энергии — все равно, какого рода ее источник — должен был бы обнаружиться на снимках Каррика, сделанных спутником, как сигнальный огонь.

Неужели наши техники пропустили его, просмотрели, стали жертвой дефекта передачи информации? Здешняя атмосфера плохо подходила для распространения в ней радиоволн (иначе бы я поддерживала связь с ксеногруппой или открыто, или тайком).

«Здесь такого просто могли бы и не существовать», — подумала я.

В том, другом помещении были видны на стенах геометрические узоры, имелись подсвечники, гнезда которых имели формы черепов животных. Мерцание свечей над остатками высокоразвитой технологии.

Там стоял, наклонившись над пультом, ортеанец, и я сначала увидела его светлую, свободно ниспадающую гриву. Затем он выпрямился, и стало видно его лицо. Узкий подбородок, широкий лоб и полуприкрытые глаза цвета влажного песка. Ему было не более девятнадцати или двадцати лет.

— Даннор бел-Курик, — сказал Чародей, — вы, который сам себя называет Повелителем в изгнании, послушайте.

Ортеанец пристально посмотрел на нас, впрочем, нет, не на нас, а на что-то, что должно было казаться ему пустотой. Он смотрел сквозь нас.

Он был очень красив, обладая внешностью, излучавшей нечто, по чему я определяла в моих воспоминаниях тех, золотых. Это нечто являлось способностью вызывать очарование.

— Покажитесь, — потребовал он.

— Я предпочитаю не делать этого.

— Тогда я предпочитаю не разговаривать.

— Ваша наемная убийца, — сказал быстро Чародей, и рука, которую бел-Курик уже протянул к пульту, застыла в воздухе. — Одна из ваших шпионок. Она многое рассказала, прежде чем, наконец, умерла.

Даннор бел-Курик засмеялся. У него был звонкий голос. Он сказал:

— Не означает ли это войну между нами? Я буду воевать с вами, старик. Борьба с вами доставит мне радость.

Тут я вспомнила лицо Сантендорлин-сандру из того времени, когда Золотая Женщина накликала гибель Империи. Этот Даннор бел-Курик являл собой жалкого уродца, его потомка, хотя существовал сейчас, когда Сандор был забыт.

«И вот этот метис, этот полузолотой, — подумала я, — этот мальчишка из колдовского народа является виновником всех этих событий?»

— Я не воюю с Повелителем в изгнании, — ответил старик. — Но напоминаю ему о том, что город Кель Харантиш является городом в изгнании и что он не был городом, пока не погибла Империя, а представлял собой всего лишь крепость в пустыне.

Мальчишка повернулся, сел и откинулся назад в своем кресле. Либо он знал, что на него смотрели, либо в его движениях было что-то заученное даже тогда, когда он находился один.

— Ну? — резко спросил он.

— Только одно: вы живете торговлей. Кель Харантиш всегда жил торговлей, и я даю вам свое слово, что вы умрете, если она прекратится. Или вы можете питаться скалами и песком?

Своим мысленным взором я вижу руины башен, заносимые песком иссушенной земли. Рядом — море, выглядящее, как расплавленный металл. И возвышающиеся над башнями дюны, как спины гигантских китов, с острыми гребнями, закрывающие небо, движимые ветром. Кель Харантиш, лежащий между двумя этими морями: соленым морем, не знающим приливов и отливов, и морем песка. Сюда приходится ввозить даже воду.

Бел-Курик степенно произнес:

— Если вы ступите на землю Харантиша, а двинусь на запад и сожгу ваш порт, будет ли это стоить мне города или нет. Это я все еще могу. На юге у меня есть союзники. У меня есть моя армия и мои корабли.

— Я знаю, знаю. Вы думаете, я не знаю Золотого Народа Колдунов? — В голосе старика явно слышалось лукавство. — Вы, мальчик, не Сандор, как бы вам об этом ни думалось…

— Я — золотой! — Он встал и впился в Чародея взглядом, полным слепой, жуткой уверенности. — Я из рода Сантендорлин-сандру и я — Повелитель! Сколько лжи вы мне наговорили, старик, вы внушали мне, что я лишь побежденный, владеющий только умирающим городом? Как часто вы пытались лишить меня трона? Здесь за власть платят цену, какой вы, старик, никогда не заплатили бы, никогда за всю вашу жизнь и предыдущие жизни. Я это знаю.