Палач в белом

Но в целом положение свое Четыкин считал нестерпимым, и голова его постоянно была занята одним – он хотел срочно разбогатеть. Однако способов разбогатеть Роман Ильич не знал. Он умел только одно – лечить людей. За это ему платили умеренную зарплату, и никто не предлагал ни копейки больше. К способностям и желаниям Романа Ильича все были до странности равнодушны.

На работу он часто приходил разбитым и больным. Это всегда случалось, когда со сборов возвращалась его соседка Лариса. Возвращалась не одна, а с целым табором шальных баскетболисток. Они веселились всю ночь напролет. Четыкин не мог сомкнуть глаз. Прекратить бардак у него не хватало духу. От обилия мощных потных женских тел в маленькой квартире ему делалось по-настоящему жутко. Это был какой-то мистический, первобытный страх, справиться с которым Роман Ильич был не в силах.

На дежурстве он то и дело засыпал. Его тревожили, только если поступал вызов. По другим поводам коллеги предпочитали с ним не общаться, что, впрочем, вполне Романа Ильича устраивало. Ничего путного он от коллег не ждал. Как, впрочем, и от жизни.

Алексей Виноградов проснулся в семь утра. Он ежедневно просыпался в это время, так как за многие годы у него уже выработалась устойчивая привычка. Проснувшись, Виноградов некоторое время еще полежал в постели, потом встал и первым делом выпил стакан апельсинового сока.

Сделав зарядку, Виноградов надел шорты и футболку и вышел на улицу, направляясь в сторону парка, находящегося прямо напротив его дома. Пройдя через ворота, Алексей дошел до своей любимой аллеи и уже по ней побежал, разгоняясь, легкой трусцой...

Этот ритуал он совершал каждый день на протяжении многих лет. Исключения составляли лишь те утра, когда врач престижной частной клиники Алексей Викторович Виноградов возвращался утром с ночного дежурства. Но тогда он наверстывал упущенное вечером, после того как отсыпался.

Виноградову было тридцать два года. Это был высокий, стройный шатен с ясными голубыми глазами. Внешность его была яркой, неординарной и весьма привлекательной в глазах женщин. Он пользовался у них колоссальным успехом, но тем не менее никогда не был женат.

Он и сам не знал почему. Нет, не потому, что был убежденным холостяком. Просто так складывалось, что ни одну из своих многочисленных приятельниц он не представлял в роли жены.

На Виноградова трудно было угодить. Само собой, его будущая жена должна была обладать абсолютными внешними данными. Более того, Алексей предпочитал женщин из «высшего света». К тому же Виноградову нужна была женщина, с которой ему всегда было бы интересно. А часто выходило так, что новая ослепительная подружка оказывалась при более близком знакомстве не менее скучной, чем муляж. Так что долгих и прочных связей с женщинами Алексей не имел, хотя посвящал им немалую часть своей жизни.

Он появлялся с ними на светских мероприятиях, которые часто и охотно посещал. Благодаря работе в престижной больнице, общительности натуры Алексей имел много друзей и приятелей в разных кругах, но в основном из светской тусовки. Именно такая жизнь его всегда привлекала и манила. Рестораны, приемы, презентации, банкеты, литературные, кинематографические и прочие вечера – вот среда, в которой Алексей всегда хотел бы вращаться.

Конечно, подобный образ жизни требовал денег, и немалых. И в последнее время перед Алексеем эта проблема встала особенно остро. Тех денег, что он получал в клинике, ему явно не хватало. Приходилось залезать в долги, которые потом, естественно, непременно нужно было отдавать.

Алексей вырос в интеллигентной семье. Мать его была профессором-музыковедом, преподавателем музыки, отец – филологом-лингвистом, поэтому с детства было предопределено, что Леша выберет творческую профессию. И когда он объявил, что поступает в медицинский институт, члены его семьи хоть и поморщились, но не возражали и даже были и довольны: врач – вполне престижная профессия.

Учеба давалась Алексею легко. Будучи от природы очень одаренным человеком, обладая блестящей памятью, Алексей сдавал сессии, словно шутя. Однако, как это часто бывает при подобных данных, ему не хватало усидчивости. Он привык схватывать все на лету, а просиживать вечера и ночи за учебниками, грызя гранит науки, было скучно, неинтересно.

Окончив институт, он поработал врачом на «Скорой помощи», понял, что больших денег там не заработаешь, но зато приобрел практические навыки, после чего устроился в частную клинику – помогли мамины связи. Конечно, зарплата здесь была выше, чем на «Скорой», но все равно деньги таяли с катастрофической быстротой, не успевая за потребностями Алексея.

Не желая менять образ жизни, Алексей отчаянно искал дополнительный заработок. Но так как он был человеком честолюбивым, с амбициями, то и здесь его не могла устроить любая «шарашка». Пойти, например, подрабатывать грузчиком по вечерам он, конечно, не мог.

Пытался лечить знакомых своих знакомых, давал советы и разрабатывал собственные методики, но заработки эти не были стабильными, а также и высокими, поэтому не могли решить его проблем. А проблемы нависали тяжелым комом, готовым в любой момент обрушиться на буйную голову Виноградова.

В последнее время это сильно портило ему настроение. Вот и сегодня, едва Алексей проснулся, как действительность напомнила ему, что у него остались две последние упаковки любимого апельсинового сока, а денег на приобретение новых нет, поскольку тогда ему попросту придется отказаться от еды.

Вздохнув, Алексей пробежал пять кругов по парку и не спеша направился к дому. Но даже пробежка и принятый сразу после нее холодный душ – тоже многолетняя привычка – не смогли сегодня взбодрить Алексея и привести в нормальное русло его мысли.

Позавтракав, Алексей стал собираться на дежурство. Выйдя из дома, он отправился к ближайшей станции метро.

«Черт, даже машину не могу себе купить! – сокрушенно качал он головой, не задумываясь над тем, что если подсчитать сумму его затрат на многочисленные тусовки, то ее как раз бы хватило на какой-нибудь недорогой автомобиль. – Ради чего было учиться столько лет?»

Хорошо еще, что у Алексея была своя квартира, доставшаяся ему от бабушки. Жизни с родителями в тридцать два года он себе не представлял.

Трясясь в переполненном вагоне метро, Алексей с тоской смотрел в окно и мучительно размышлял, где ему раздобыть денег...

В машине дежурный врач молчал. У него не было никаких знакомых на улице Добролюбова. Тем более он не знал Смирнову Любовь Николаевну, семидесяти семи лет, которая жаловалась на затрудненное дыхание. И Смирнова Наталья Дмитриевна, которая, собственно, и звонила в «Скорую», была ему неизвестна. Никак не мог он и тешить себя мыслью, что имя его известно всей Москве и все больные желают лечиться только у него, – это была полная чушь. Но тем не менее имя его было названо, и он, как всякий интроверт, то есть человек замкнутый, испытывал неприятный дискомфорт, попав в зону чьего-то пристального внимания.

Перед его внутренним взором упорно и назойливо вставали два отвратительных видения, которые он безуспешно пытался гнать от себя, – распахнутый последним судорожным движением рот Зелепукина и черные скользкие сороконожки, разбегающиеся из-под отваленного в сторону камня. Чувства, которые он испытывал сейчас, были очень похожи на панику застигнутых врасплох насекомых.

Однако по лицу его ничего понять было невозможно. Оно оставалось, если можно так выразиться, постоянно в одном градусе, и ни водитель, ни санитары не заметили в своем враче никакого беспокойства. Санитары даже испытали некоторое удовлетворение, когда, добравшись до места, он сухо распорядился:

– Можете оставаться в машине! Вы мне пока не нужны!

Что-то подсказывало ему необходимость появиться у больной без свидетелей. Он вылез из машины, взял укладку и направился к подъезду большого семиэтажного дома, построенного, вероятно, еще в довоенные или послевоенные времена, на что указывала солидная основательная архитектура здания с высокими окнами и маленькими балкончиками.