Страница 21 из 47
Эллери кружил по комнате, щурясь на невидимый горизонт.
— Хорошо. В дом можно попасть без проблем, просто войти, и все. Например, среди ночи. Дверь Прайама на ночь не запирается, чтобы в экстренном случае мог войти Уоллес и прочие, поэтому столь же легко попасть в его комнату. Злоумышленник пришел с полной сумкой убитых лягушек. Прайам спал — прошу учесть, спал, не умер. Тем не менее, незваный гость разбросал кругом две-три сотни лягушек — заметьте, в темноте, — ничуть его не потревожив. У вас есть объяснение, лейтенант?
— Есть, — устало кивнул Китc. — Прайам вчера уговорил бутылку. В самом деле был мертв — мертвецки пьян.
Эллери пожал плечами, продолжая расхаживать:
— Вернемся к нашим лягушкам. Первое предупреждение — коробка неведомо с чем. Второе — пищевое отравление. О первом ничего не известно, второе — отравленная еда, третье — дохлые лягушки. Безусловно, должно помочь догадаться о первом.
— Скажем, жареный кокос, — предположил Китc. — Помогло?
— Лейтенант, существует связь, цельная картина.
— Слышал.
— Лягушки не с потолка взяты. Они что-то значат.
— Угу, — буркнул Китc, — бородавки. — И неубедительно рассмеялся. — Ладно, значат. Все что-нибудь да значит. Мне плевать, черт возьми, что оно значит. Я вас спрашиваю: этот Прайам свихнулся совсем? Хочет коньки отбросить? Даже в бой не вступая?
— Он ведет бой, лейтенант, — нахмурился Эллери, — по-своему храбро. Просить помощи, принять непрошеную помощь равносильно для него поражению. Понимаете? Он должен быть хозяином положения, распоряжаться собственной судьбой. Обязательно, иначе его жизнь бессмысленна. Не забывайте, он живет в инвалидном кресле. Говорите, спит сейчас?
— Под присмотром Уоллеса. Я предложил поставить полицейского, он чуть газетой меня не прихлопнул. Попытался уговорить дверь отныне держать на запоре и не получил обещания.
— Как насчет биографических сведений о партнерах? Детектив смял в кулаке сигарету и швырнул в камин.
— Такое ощущение, словно мне зуб дергают, — протянул он. — Ничего нет. Вчера еще двоих подключил. — Китc сунул в рот новую сигарету. — На мой взгляд, мистер Квин, мы с вами ведем себя словно парочка деревенских констеблей. Надо коню язык развязать. Прайам должен заговорить. Ему все досконально известно, все ответы, кто враг, почему столько лет мечтает отомстить, к чему вся эта бредовая чепуха…
— И что было в коробке, — пробормотал Эллери.
— Правильно. Я обещал доктору Волюте сегодня оставить Прайама в покое. — Китc нахлобучил на голову шляпу. — Завтра займусь по полной программе.
Когда детектив ушел, Эллери побрел по коридору. В доме царила угрюмая тишина. Кроув Макгоуэн отправился в поместье Хилла оповестить Лорел о нашествии земноводных, дверь на половину Прайама была закрыта.
Делии не видно, не слышно. Собиралась пойти к себе, запереться и лечь. Кажется, состояние мужа ее больше не интересовало. Она и сама чувствовала себя не лучшим образом.
Эллери решил уходить, но тут — должно быть, ища повод остаться — вспомнил о библиотеке, вернулся в холл к двери напротив дверей на половину Прайама.
В библиотеке за письменным столом сидел отец Делии, пристально изучая водяные знаки на марке.
— А, мистер Кольер!
Старик поднял глаза, мгновенно вскочил, улыбнулся:
— Входите, входите, мистер Квин! Все в порядке?
— Ну, — промычал Эллери, — лягушек уже нет.
Кольер покачал головой:
— Люди жестоки. Ограничивались бы убийством себе подобных. Нет, кому-то надо было выместить зло на маленьких безобидных представителях вида Hyla regilla, не говоря о…
— Кого?
— Hyla regilla. Древесных жабах, мистер Квин, иначе говоря, древесных лягушках. Почти все принадлежали к данному виду. — Он слегка просветлел. — Ну, довольно об этом. Хотя просто не понимаю, почему взрослый мужчина так перепугался лягушек, к тому же со свернутыми головами…
— Мистер Кольер, — тихо сказал Эллери, — у вас есть хоть какое-нибудь представление о том, что творится вокруг?
— О да, — ответил старик. — Скажу вам, мистер Квин. — Он серьезно взмахнул пинцетом. — Зло и порок. Алчность, эгоизм, преступность, насилие, ненависть и распущенность. Темные тайны, черные сердца, жестокость, смятение, страх. Дурные поступки, недовольство тем, что имеешь, стремление завладеть тем, чего не имеешь. Зависть, подозрения, злоба, похоть, грубость, пьянство, грешная любовь, жажда пролить горячую кровь. Все, что свойственно человеку, мистер Квин.
— Спасибо, — смиренно поблагодарил Эллери и поехал домой.
На следующее утро лейтенант Китc из голливудского отделения явился к Роджеру Прайаму в официальном костюме, словно от ответов последнего зависела судьба Лос-Анджелеса. И ничего не добился, кроме того, что вышел из себя, употребив несколько выражений, не рекомендованных служебными инструкциями, но был вынужден ретироваться под контратакой еще более крепких слов и предметов, пушечным залпом летевших в них с Эллери. В лихорадочных поисках боеприпасов Прайам практически полностью использовал аксессуары, оснащавшие инвалидное кресло.
За ночь бородач оправился. Может быть, не совсем — глаза глубоко провалились, время от времени его трясло, но внутри пылал прежний огонь, дрожь отражалась только на меткости, а не на силе. Он устроил в комнате бескровную бойню.
Китc прибег в восходящем порядке к разумным доводам, льстивым уговорам, шуткам, призывам к личной чести, и все это время Альфред Уоллес невозмутимо стоял у инвалидного кресла своего работодателя с легкой улыбкой на губах, тоже подвергаясь рикошетным ударам. Эллери пришло в голову, что у секретаря много общего с Hyla regilla старика Кольера — хамелеонова способность менять цвет в зависимости от фона. Вчера Прайам нервничал и Уоллес нервничал. Сегодня к Прайаму вернулись силы, и к Уоллесу тоже. Загадка второстепенная, но любопытная.
Потом он понял, что ошибся, — события объясняются совсем иначе. Переступая порог под раскаты последнего залпа Прайама, когда Уоллес уже захлопывал дверь, Эллери мельком увидел на удивление другого человека по сравнению с взбешенным скандалистом. Борода упала на грудь, Прайам цеплялся за ручки инвалидного кресла как бы ради контакта с реальностью. Глаза крепко зажмурены, губы движутся, но не богохульно — можно было бы поклясться, что он читает молитву. Тут Уоллес хлопнул дверью.
— Хорошо, — сказал Эллери, глядя на дверь. — Мы кое-чего добились.
— Чего? — рявкнул детектив. — Вы же слышали. Он не сообщил, что было в коробке, не рассказал, кто его преследует, не объяснил, за что, вообще ничего не сказал, кроме того, что сам разберется, никто ему не нужен. Чего же мы добились, мистер Квин?
— Почти пробили панцирь.
— Какой еще панцирь?
— Прайама. Вся эта буря, Китc, — вопль испуганного оленя во тьме. Он деморализован сильней, чем я думал. Разыграл крупную сцену нарочно для нас, причем для его возбужденного состояния очень неплохо. Возможно, придет еще предупреждение, лейтенант, — пробормотал Эллери. — Еще одно.