Иисус неизвестный

Потому ли так судит христиан этот «справедливейший», что мало их знает? Но, может быть, все-таки знает не меньше нашего. «Дети, любите друг друга» — с этим шепотом умирает таинственный старец Эфеса, пресвитер Иоанн, — почти современник Тацита. Видеть мог он и тех, кто видел христианских мучеников 64 года, в том числе Петра и Павла; видеть мог в глазах их отблеск самой, на землю сошедшей, Небесной Любви, — и вот, как судит о Ней: «к роду человеческому ненависть».

Что же это значит? Значит: двух миров, бесконечно более противоположных, чем христианство и язычество, — мира здешнего и нездешнего — столкновение небывалое. Тацит еще не знает, но уже предчувствует: Риму — миру, и Христу вместе не быть; мир, или Он. И Тацит прав, — может быть, правее всех, за две тысячи лет, даже христианских, историков.

Лучше всего видно по этим словам о Христе, что летопись Тацита, также, как самого Рима, — «вековечное меди», aere pere

Третье свидетельство, несколько позднее Тацита (около 120 г.), — Светония.

«Много Нероном сделано зла… но не меньше и доброго… Были казнены христиане, люди суеверия нового и зловредного, superstitionis novae et maleficae». — Это в «Жизни Нерона», а в «Жизни Клавдия»: «Иудеев, поджигаемых каким-то Хрестом и усердно бунтовавших, изгнал он из Рима».[37] Здесь имя Христа искажено: Chrestus. «Мифологи» ухватились и за эту соломинку: речь будто бы идет о каком-то неизвестном «Хресте», может быть, беглом рабе («Хрест», «Полезный», довольно частое имя рабов).[38] Но мы хорошо знаем, что, в правление Клавдия, никакого бунтовщика-иудея под этим именем не было; знаем также, по св. Юстину, Афинагору и Тертуллиану, что христиан тогда называли Chrestiani, и, следовательно, «Хрестос» у Светония не может быть никем иным, как Христом.[39]

Четвертое свидетельство, самое раннее (93–94 гг.) — в «Иудейских древностях» Иосифа Флавия.

Зная, кто такой Иосиф, — отступник от иудейской веры, изменник и перебежчик в римский лагерь, во время Иудейской войны 70 года, придворный летописец Флавиев, римский угодник и льстец, — можно предвидеть, что он будет так же или даже еще больше, чем римские историки, хотя и по другим причинам, замалчивать христианство вообще, и Христа-Мессию, «царя Израилева», особенно, выгораживая себя и свой народ от подозрений в мятеже, в котором некогда и сам· участвовал.[40] Но совсем замолчать будет ему трудно: в Риме слишком хорошо знали христиан, после Иудейской войны и во время Домитианова гонения.

Иосиф говорит о Христе, судя по дошедшим до нас рукописям, в двух местах. Первое, — хотя и очень ранняя (кажется, II века), слишком все-таки грубая и очевидная, христианская вставка. Но, так как место ее, в порядке рассказа, очень естественно,[41] и так как второе, дальнейшее упоминание о Христе («брат Иисуса, называемого Христом») предполагает, что о нем говорено раньше: так как, наконец, уже Ориген здесь что-то читал,[42] то очень вероятно, что в этом месте, действительно, было что-то, искаженное впоследствии христианскою вставкою. Если откинуть все невозможное под пером Иосифа и, кое-что чуть-чуть изменив, сделать возможнее, то вот что останется:

«Явился же в то время Иисус, называемый Христом, искусный чудодей, проповедовавший жадным к новизне людям и соблазнивший многих иудеев и эллинов. И даже тогда, когда Пилат, по доносу наших первых людей, казнил его смертью на кресте, любившие его от начала (или: обманутые им в начале) не перестали его любить до конца. Есть же и доныне община, получившая от него имя христиан».[43]

Подлинность второго места признается большинством даже левых критиков. Упомянув о самовластии первосвященника Анны (Анана) Младшего (родственника того, кто судил Иисуса), после прокуратора Феста и до прибытия Альбина (в начале 62 г.), Иосиф продолжает: «Анан… полагая, что имеет к тому удобный случай… собрал синедрион… для суда над братом Иисуса, называемого Христом, — Иаков имя ему (брату), и обвинив его, вместе с другими, в нарушении закона (Моисеева), велел их побить камнями».[44]

Так иудейским свидетельством подтверждаются римские: Иисус был.

Пятое свидетельство в Талмуде.

Древнейшие части его — «повествования», haggada, «поучения», halakha, «притчи», meschalim великих раввинов, — восходят, несомненно, к середине II века, а вероятно, и к началу I — к дням Иисуса: рабби Гиллель (Hillel) и рабби Шаммай (Schammai) — почти современники Господа.[45]

В первой половине II века учителя Талмуда уже переделывают Evangelion — в Avengilaon, «Зловестие», или Avongilaon, «Власть греха», «беззакония».[46] Если же 12-е прошение святейшей молитвы Израиля, Schmonen Esreh, о проклятии «отступников», minim, — и «назареян» (два имени христиан): «Да погибнут внезапно, и самое имя их из Книги Жизни да изгладится», относится, как мы точно знаем, не позже чем к концу I века, то, значит, уже тогда понял Израиль, что вечные судьбы его решаются «Висящим на древе» — Распятым.[47]

В том, что Иисус творил чудеса исцелений, Талмуд не сомневается: с этой будто бы целью выкрал Он из Иерусалимского храма «Неизреченное Имя» (Ягве), по одному сказанию, а по другому, древнейшему (около 100 г.), «принес волшебства из Египта в нарезах на теле» (татуировке).[48] В самом конце I века или в начале II рабби Иаков из Кефара, «отступник», все еще творит чудеса «Иисусовым именем».[49]

«В Судный день (канун Пасхальной субботы), повешен был leschua Ha

Все это значит: иудейские свидетели знают еще несомненнее, чем римские, что Христос был; знают и то, чего те не знают, как Он жил и за что умер.

Правда, все это лишь отдельные точки в пространстве и времени; но если провести между ними линию, то получится легко узнаваемая геометрическая фигура видимого нам и в Евангелии, исторического тела — Христа.

И вот, что для «мифологов», может быть, всего убийственней. Все эти свидетели ненавидят Иисуса так, как только могут люди ненавидеть человека; но в голову никому из них не приходит сказать: «Иисуса не было», а ведь этого одного было бы достаточно, чтобы уничтожить Врага.

Св. Юстин Мученик, эллин, обратившийся в христианство в 130 г., родился в Палестине, в древнем г. Сихеме, Flavia Neapolis, вероятно, в конце I века. Мог ли он не знать, что говорили об Иисусе иудеи в Палестине?

«Иисус Галилеянин — основатель безбожной и беззаконной ереси. Мы распяли его, а ученики украли тело и обманули людей, говоря, что он воскрес из мертвых и вознесся на небо», — сообщает, в середине II века, собеседник Юстина, Трифон Иудей. Нет никакого основания не видеть в этих словах того, что палестинские иудеи, в конце I или в начале II века, считали исторически достоверным. Дети и внуки тех, кто некогда кричал: «распни!» — знали и хвастали тем, что отцы их и деды действительно распяли Его. И в голову опять никому из них не приходит, что Иисуса не было.[51] А ведь уже, конечно, лучше нашего знают они, был Он или не был, может быть, не только потому, что ближе к Нему на два тысячелетия, но и потому, что глаз их иначе устроен, чем наш: хуже видит малое, лучше — большое, и нет над ним того «очарования пустяков», fascinatio nugacitatis, как над нашим глазом.[52] Вот отчего не могло случиться с ними, злейшими врагами Христа, того, что случилось с нами, христианами: в доме человечества — всемирной истории — пропал, как булавка, Христос.

37

Sveton, De vita Caesar, Nero, XVI, 2, Claudius, XXV, 3.

38

Grandmaison, Jesus Christ, I, 12.

39

Hauck, Jesus, 9. — Поздний историк церкви, Orosius, относит изгнание иудеев из Рима к 9 году правления Клавдия (19-й по Ρ. Χ.) Если так, то христианская община в Риме существовала уже через 19 лет по смерти Иисуса, и возможно, что слова Светония относятся к борьбе этой общины с Иудейской синагогой, там же, в Риме, что тем вероятнее, что римляне плохо тогда отличали иудеохристиан от иудеев.

40

О Schmiedel, Die Hauptproblemen des Leb. Jes. Forschung, 12 — Joh. Weiss. Jes. V. Nazar., Mythus oder Geschichte? 90 — Главный смысл «Иуд. Древн.» и заключается именно в том, чтобы представить иудеев как верноподданных кесаря, мирных «философов» в духе неопифагорейцев (ессеян) и стоиков.

41

Ant. I. XVIII, с. III,1–3 — Тотчас после мятежа в Иерусалиме (30 г.) из-за храмовых сокровищ, употребленных Пилатом на постройку акведука — Volkmar, Jes Nazar, 370.

42

Orig. С. Cels., I, 47.

43

Так предлагает восстановить первоначальный текст Th. Reinak. — Grandmaison, 1. С. I, 193 — Ориген (с. Cels, I, 47) говорит о Иосифе Флавии «в Иисуса не верит и он» Если бы Ориген не читал чего-то в этом месте у Иосифа и если бы тот обошел бы Иисуса полным молчанием, то говорить о неверии в голову не могло бы прийти Оригену мало ли было тогда неверующих? — Volkmar, 387.

У блаженного Иеронима вместо нашего текста «Он был Христом» другое чтение «его считали Христом», credebatur esse Christum, что, конечно, дает всему, что говорит или мог бы сказать Иосиф о Христе, совсем иной, более, в устах его, возможный смысл — Volkmar, 335.

Вот полный текст Иосифа, как он дошел до нас Ant. I. XVIII, с. III, 3. «Явился же в то время Иисус, мудрый человек, если только можно назвать его человеком ибо он творил дела необычайные, был учителем тех, кто охотно внимал истине, и привлек к себе многих иудеев и эллинов. Он был Христом (Мессией) И даже тогда, когда Пилат, по доносу наших первых людей, казнил его смертью на кресте, любившие его от начала, не покинули его, ибо он явился им на третий день, снова живой, как то и множество иных чудес предсказали Божий пророки Есть же и доныне община тех, кто получил от него имя христиан». Слишком очевидно, что Иосиф так говорить о Христе не мог.

44

Joseph, Antiquit, I, XX, с IX, I.

45

Jüllicher, 20.

46

A. Hauck, Jesus, 6.

47

Soden, Die Entstehung des Christentums, 53.

48

J. Klausner, Jesus of Nazareth, 1929, p. 29. — Babylon. Schabath. 104, b. — Palest. Schabath. 13-a.

49

Babyl.-Aboda zara, 27 b.

50

Babyl. Sanhedrin, 43 a.

51

A. Hauck, 7.

52

Pascal, Pensées, 203.