Мечты прекрасных дам

– Джентльмены, проанализировав ситуацию, я пришел к заключению, что суд, вместо того чтобы рассматривать дело Эли Боггза, обвиняемого в похищении, стал слишком усердно обсуждать финансовые злоупотребления в семье Уэддербернов. Я требую, чтобы заседание занялось обвиняемым. Я только что получил послание от губернатора, который в данный момент присутствует на заседании суда. – Судья Хальм поклонился в сторону маленького стола, за которым сидел сэр Джон Боуринг. Перед ним были разложены бумаги. – Сэр Джон заявил, и я совершенно с ним согласен, что недавние показания со стороны миссис Уэддерберн непонятно почему отвлекли нас от разбирательства вины подсудимого.

Он глубоко вздохнул и, помолчав, продолжил:

– Кроме того, мне сообщили, что вице-губернатор мистер Деннинг сегодня утром подал в отставку и уже отбыл обратно в Англию.

Публика затихла. Эли незаметно подмигнул Милли.

– Его отставка последовала в очень неподходящий момент, поскольку мы собирались вызвать мистера Деннинга в качестве свидетеля. Боюсь, что мы теперь не сможем это сделать.

Далее: во время перерыва было установлено и подтверждено адвокатами фирмы «Смит и Уэддерберн», что чек на сумму восемь тысяч долларов был выплачен через «Банк Суматры» мистером Гансом Брунером мистеру Джеймсу Уэддерберну. В следующем месяце мистер Уэддерберн перевел чек в наличность. – Судья посмотрел в зал. – Мне сообщили о задержании вышеупомянутого мистера Брунера, которого доставил в суд один из сообщников Боггза, человек по имени Черный Сэм. Брунер присутствует в зале суда?

– Он здесь, – ответил судебный пристав.

– Доставьте его ко мне.

Брунер предстал перед судьей, он был весьма напряжен.

– Мне сообщили, мистер Брунер, что вы пожелали изобличить своих сообщников, это так? – спросил его судья.

– Да, сэр.

– Вы поклялись на Библии?

– Да.

– Тогда объясните мне, что это был за чек в восемь тысяч долларов, который вы передали мистеру Уэддерберну? За что вы ему платили?

– Это деньги за проданный опиум, сэр.

– Вы что-то получали за это?

– Да, сэр. За каждую продажу груза опиума я получал всего десять тысяч долларов, потом я платил Уэддерберну восемь тысяч, а себе оставлял две тысячи долларов.

– Это были обычные комиссионные?

– Когда я имел дело с Уэддерберном, у меня обычно оставалось двадцать процентов.

– Значит, когда вы занимались продажей опиума, вы получали от Уэддерберна двадцать процентов, а остальное он забирал себе? Вы не знаете, принимал ли кто-нибудь еще участие в этих опиумных сделках? Например, Эли Боггз?

– Насколько мне известно, больше никто, сэр. Я просил принять во внимание, что такие сделки совершались многими.

– Да, я принял все во внимание. Судья медленно обвел глазами зал.

– Присяжные, рассматривавшие дело обвиняемого Эли Боггза в похищении мисс Смит, не могут признать обвиняемого замешанным в сделках, связанных с опиумом, но остается в силе предъявленное ему обвинение в пиратстве. Повторяю: вопрос об участии обвиняемого в продаже опиума закрыт Я хочу поблагодарить присяжных за то, что они уделили нам так много времени и проявили похвальное усердие ради вынесения справедливого приговора. Суд объявляет перерыв и снова продолжит свою работу утром десятого октября. Во время же перерыва будут проводиться дальнейшие расследования финансовых махинаций компании «Смит и Уэддерберн». Я уверен, что господин губернатор даст нам на это разрешение.

Сэр Джон Боуринг встал и поклонился, подтверждая свою готовность дать разрешение на подобное расследование.

– Поступившая от некоторых лиц просьба отпустить их под залог отклоняется, – продолжил судья. – Мистер Брунер и личность, известная под именем Черный Сэм, останутся под надзором до конца расследования.

Сообщив это, он покинул зал суда.

44

– Милли, мне кажется, покуда тут бродит твой злобный муж, нам лучше пожить на острове Грин – пока все не закончится, – сказала Мами на пятый день суда над Эли.

– Мне тоже так кажется, – согласилась с ней Милли.

– Особняк не настолько велик, чтобы торчать нам тут втроем. Теперь, когда Черный Сэм приволок наконец этого вонючку Брунера, пусть они с Уэддерберном торчат тут одни.

– Да, те, кто выступает на суде против своих же сообщников, никогда не пользовались особой симпатией.

– Что да, то да. Если доберутся до него твой Джеймс, мистер Гудчайлд или пресловутый доктор Скофилд, его просто убьют. Старик Деннинг сумел удрать в Англию, но его в один прекрасный день тоже настигнет кара.

– За все это мы должны благодарить Эли, – заметила Милли.

– Да уж. Нам в самый раз благодарить Эли. Или Черного Сэма. Я – почтенная вдова, мой бедный Растус перевернется в своей могиле, если узнает, что я таскаюсь по судам, и мое имя звучит там вместе с именами пиратов.

– Ничего, скоро все забудется.

– Надеюсь, но все равно приятного мало. Как ты считаешь, они могут заставить меня давать показания?

– Нет, если не прознают, что Сэм твой возлюбленный!

Мами что-то ворчала и возмущалась.

– Я только буду рада, скорее бы закончились все эти непристойности, с какой радостью я вернусь тогда в мою церковь и к моему пастырю.

– Если он захочет тебя принять, – с иронией заметила Милли.

В начале октября, когда солнце уже сияло вовсю, они снова отправились в здание суда. Остановив носилки, они прошли к пересечению Педдер и Квинсроуд. У здания Верховного суда уже собралась толпа. Возбужденная и взмыленная толпа разбилась на группки; судя по доносившейся болтовне, все очень надеялись на смертный приговор. Милли сказала, что эти людишки очень напоминают ей отбросы французской революции. Там тоже всякие ротозеи собирались на Площади Согласия и чесали языки в ожидании, когда их развлекут казнью.

– Что там было у этих французов, мне неизвестно, – ответила ей Мами. – Но я точно знаю, что нам хотя бы на время стоит уехать отсюда. Остров Грин может быть неплохим местом, там больше не шныряет Анна.

– Да, – сказала Милли. – Ты знаешь, кого мне жаль, так это се, зря она впуталась в эту историю.

– Нашла кого жалеть! Она же убийца. Она не дрогнув расправилась с этим капитаном да Коста! И хотела спихнуть все на твоего Эли!

– Интересно, почему она это сделала?

Они стояли в очереди, выстроившейся у зала суда. Милли прищурилась от сильного солнца.

– Может, она все еще любит его?

Рядом стоял пожилой европеец. Он слышал ее слова и, приподняв шляпу, процитировал:

– В самом аду нет фурии страшней, чем женщина, отвергнутая милым.[8]

– Нет, нет! – ответила ему Милли. – Эли не отвергал ее, он просто приютил ее временно на борту своей джонки. Нет никакого доказательства, что у него была с ней связь!

Мами обернулась к джентльмену и украдкой ему подмигнула.

– Вы правы, – снова поклонился ей джентльмен. – Зло на того, кто помыслит дурное!

– Вот это действительно верно, – сказала Милли. Мами крепко обняла ее за плечи, словно хотела защитить свою девочку. Двери магистрата наконец распахнулись, и они вошли.

Эли сидел на своем месте. Секретарь объявил:

– Вызывается второй свидетель защиты, мистер Брунер!

Брунер развязной походочкой проследовал на место свидетеля.

– Ваше имя Ганс Брунер? – спросил его Эли.

– К вашим услугам, сэр.

– Где вы работали?

– До последнего времени в управлении флота, Гонконг.

– Вы морской офицер?

– Правильно. Я работал под началом мистера Джеймса Уэддерберна, главного суперинтенданта.

– Вы выполняли его приказания?

– Да.

– Я должен вам напомнить, мистер Брунер, что вы сейчас выступаете в роли свидетеля и должны давать показания против своих сообщников, – сказал ему Эли. – Вы дали клятву говорить только правду, хотя ваши показания будут использованы против вас и ваших сообщников. Вам это ясно?

8

Крылатое выражение из пьесы Конгрива «Скорбящая невеста» (III, 8).