Страница 3 из 78
– Ты считаешь, что в намеках полицейского что-то было?
– Не думаю. – И задумался на минуту. – В сущности, я совершенно уверен, что ничего такого там не было. В противном случае Нора бы просто убила ее. Если Нора считает, что что-то принадлежит ей и только ей, она ни с кем не будет этим делиться.
Элизабет замолчала, а я погрузился в свои мысли. Да, такой Нора и была. Единственное, что имело для нее значение, это возможность получать то, что ей хотелось. И я вспомнил тот последний день в суде.
К тому времени уже все было ясно. Ей нужен развод. Я же был сломлен, измучен и с трудом стоял на ногах в то время, как она имела от мира все, чего ей хотелось. Единственным оставшимся неразрешенным вопросом оставалась судьба Даниэль.
За этим мы и пришли к судье. Предполагалось, что мы отделаемся формальностями. Мы уже договорились, что двенадцать уик-эндов в году и все лето Даниэль будет проводить со мной на яхте в Ла Джолле.
Пока мой адвокат объяснял суть нашего соглашения, я сидел напротив судьи. Кивнув, судья повернулся к Харрису Гордону.
– Мне кажется, что соглашение достаточно справедливо, мистер Гордон.
В этот момент, припомнил я, Даниэль, которая возилась с мячиком в углу комнаты, повернулась и крикнула мне:
– Папа, лови!
Мячик покатился по полу, и, когда нагнулся поймать его, я услышал ответ Харриса.
– Ни в коем случае, ваша честь.
По-прежнему держа мячик в руке, я с изумлением уставился на него. Мы же только вчера обо всем договорились. Я перевел взгляд на Нору. Ее васильково-синие глаза, казалось, смотрели сквозь меня.
Я кинул мячик обратно Дани.
Харрис Гордон тем временем продолжал:
– Мой клиент считает, что полковник Кэри не имеет родительских прав.
– Что вы хотите этим сказать? – завопил я, вскакивая. – Я ее отец! Темные глаза Гордона были непроницаемы.
– Не кажется ли вам странным, что ребенок родился всего лишь через семь месяцев после вашего возвращения из Японии?
Я сделал над собой усилие, чтобы подавить вспышку гнева.
– И миссис Кэри, и ее врач, оба заверили меня в том, что ребенок недоношен.
– Вы непростительно наивны для взрослого человека, полковник Кэри.
Гордон повернулся к судье:
– Миссис Кэри хотела бы поставить вас в известность, что ребенок был зачат за шесть или семь недель до возвращения полковника Кэри со службы. И в силу данного факта, который, как она уверена, полковник Кэри давно признал для себя, она просит передать ей дочь полным и безраздельным образом.
Я резко повернулся к своему адвокату.
– И вы позволите им таким образом провести нас? Мой адвокат наклонился к судье.
– Я невыразимо потрясен таким поступком со стороны мистера Гордона, – сказал он. – Хочу заверить вашу честь, что это полностью противоречит соглашению, которое я заключил с ним не далее, чем вчера.
И тут я взорвался.
– Да черт с ним, с соглашением! – заорал я. – Мы возвращаемся тогда к самому началу и начинаем всю борьбу заново!
Мой адвокат схватил меня за руку и посмотрел на судью.
– Разрешите мне переговорить с моим клиентом, ваша честь?
Судья кивнул, и мы отошли к окну, повернувшись спинами ко всем присутствующим.
– Вы понимаете, что это значит? – прошептал он. – Вы публично признаете, что ваша жена обманывала вас, когда вы были за морем?
– Ну и что? Пусть весь город знает, что она трахалась по всему Сан-Франциско от Чайна-тауна до Пресидио!
– Перестаньте думать о себе, Люк. Подумайте о дочери. Вы понимаете, что это значит для нее? Ее собственная мать считает ее незаконнорожденной!
Я уставился на него.
– Она не посмеет.
– Она это уже сделала.
Его довод был неопровержим. Я лишился дара речи. С другого конца комнаты донесся голосок:
– Папа, лови!
Почти автоматически я наклонился поймать мячик. Даниэль кинулась с другого конца комнаты и прыгнула мне на руки. Я поднял ее. Она хохотала, и ее глазенки сияли.
Мне захотелось что было сил прижать ее к груди. Нора лгала. Она должна была так поступить. Что-то внутри меня говорило, что Дани моя дочь.
Я огляделся. Я видел судью, его секретаршу, Харриса Гордона и Нору. Все они смотрели на нас. Все, кроме Норы. Взгляд ее был устремлен куда-то поверх моей головы.
На ее лице я увидел тонкую улыбку и почувствовал тошнотную слабость. Мне стало ясно – я потерпел поражение. Мой адвокат был прав. Я не мог так поступать. Я не мог причинить боль своему собственному ребенку.
– Что нам делать? – шепнул я.
Мой адвокат с сочувствием посмотрел на меня.
– Дайте мне поговорить с судьей.
Я стоял с Даниэль на руках, пока он беседовал с судьей. Через несколько минут он вернулся ко мне.
– У вас будет четыре уик-энда в год. И два часа каждое воскресенье, если бы переедете в Сан-Франциско. Это вас устраивает?
– А у меня есть выбор? – горько спросил я. Он еле заметно покачал головой.
– О'кей, – согласился я. – Господи, как она должна меня ненавидеть!
С безошибочным детским инстинктом Даниэль догадалась, о чем я говорю.
– О нет, она не так к тебе относится, папа, – быстро затараторила она. – Мама любит тебя. Она обоих нас любит. Она мне говорила.
Я посмотрел на ее мордашку, такую серьезную и полную страстного желания, чтобы все так и было, и сморгнул, чтобы смахнуть неожиданно выступившие слезы.
– Конечно, дорогая, – успокаивая ее, пробормотал я. К нам подошла Нора.
– Иди к мамочке, дорогая, – позвала она ее. – Нам пора ехать домой.
Даниэль посмотрела на нее, а затем снова на меня. Я кивнул, когда Нора взяла ее на руки, глядя на меня с каким-то странным торжеством.
Такое же торжество было у нее в глазах, когда она заканчивала скульптуру, над которой долго трудилась. Нечто, с чем она боролась, чтобы подчинить своей воле и придать определенную форму. Внезапно я понял, что для нее значила Даниэль. Она была для нее не столько ребенком, сколько предметом, который Нора создала.
Она спустила Даниэль на пол, и, взявшись за руки, они направились к выходу. Когда Нора распахнула двери, Даниэль оглянулась на меня.
– Папочка, ты тоже пойдешь домой? – спросила она.
Я покачал головой. Слезы кипели у меня на глазах, я почти ничего не видел из-за них, но все же выдавил из себя:
– Нет, дорогая. Папа должен остаться здесь и поговорить с этими хорошими людьми. Мы увидимся с тобой попозже.
– О'кей! Пока, папочка!
Дверь за ними закрылась. Я оставался лишь столько времени, сколько потребовалось для подписания всех необходимых бумаг, затем на поезде добрался до Ла Джоллы и, поднявшись на борт, напился.
Прошло не меньше недели, прежде чем я протрезвел настолько, что осознал положение дел.
3
Купив билет, я сдал багаж, и мы пошли пропустить по коктейлю. Несмотря на время суток, тут было полно народу. Мы заняли маленький столик, и я заказал два «Манхеттена».
Коктейль был что надо. Холодный и не очень приторный. Я посмотрел на Элизабет. Чувствовалось, что она устала.
– С тобой все в порядке? – спросил я ее. – Я не должен был позволять тебе ехать сюда.
Подняв стакан с коктейлем, она сделала глоток.
– Я-то о'кей, – ответила она, когда на лицо ее вернулся легкий румянец. – Может, только чуть-чуть нервничаю, но и все.
– Пока нервничать не из-за чего.
– Я не из-за самолета волнуюсь, – улыбнулась она. – И из-за тебя.
Я засмеялся.
– Со мной-то все будет в порядке.
Но она не улыбалась.
– Тебе придется снова ее увидеть.
Наконец, я понял, что она имела в виду. Общение с Норой всегда кончалось тем, что мне приходилось заново собирать себя по кускам. Именно в таком состоянии я и был шесть лет назад, когда мы впервые встретились с Элизабет. И прошло уже пять лет со времени моего развода.
Стояли последние дни лета. Даниэль было восемь лет, и я только что вернулся из Сан-Франциско, вернув ее матери после одного из наших редких уик-эндов.