Куда уходит любовь

Она с любопытством взглянула на него.

– Откуда ты это знаешь?

– От Арлин. От кого же еще?

– Арлин иногда слишком много болтает. С выставкой еще ничего не определилось. – Она поискала глазами профессора Белла. – Ты в самом деле считаешь, что он может что-то отобрать?

– Кто знает? Будем держать кулаки. Давно пора, чтобы в Сан-Франциско появился еще один настоящий скульптор кроме Буффано.

– А ты считаешь, что я настоящая, Сэм? – спросила она, и глаза ее внезапно посерьезнели.

– Ты самая настоящая из тех, кто тут есть, – ответил он, тоже становясь серьезным. – И у меня такое ощущение, что Белл согласится со мной.

Она глубоко вдохнула.

– Тогда я буду держать кулаки на обеих руках и на ногах. Оглядывая собравшихся, он улыбнулся.

– Если это сработает, то не имеет смысла прислушиваться к художнику, который утверждает, что подлинное вдохновение можно найти только в марксизме.

Она засмеялась.

– Бедный Сэм, и у тебя есть проблемы, не так ли?

– С чего ты взяла? – насупился он. – После тебя их у меня не бывало.

Она прикоснулась к нему рукой.

– Не потому, что я меньше люблю тебя, Сэм. Просто я выбрала свою судьбу. Кроме завода и студии у меня ни на что больше не остается времени.

– Ты все время в напряжении. Тебе нужно прибегнуть к одному из моих знаменитых способов расслабления.

Она задумчиво посмотрела на него. Никто из них не мог считаться глупцом. А польза была. Она ничего не означала, и она означала все. Таков был мир, в котором им приходилось жить.

– Это было так давно, Сэм, верно?

– Очень давно, – согласился он.

– Ты считаешь, что целитель может найти для меня время сегодня вечером?

– Считаю, что это мы сможем организовать. Около восьми, у меня?

– Я буду.

Она наблюдала за ним, когда Сэм подошел к профессору Беллу. Она попыталась услышать, о чем они разговаривают, но прикосновение чьей-то руки заставило ее обернуться.

– Как дела, моя дорогая?

– Прекрасно, мама.

– Я рада. – Сесилия Хайден улыбнулась. Она не часто позволяла себе улыбаться, и ее на этот раз блестящие голубые глаза сияли под тщательно уложенными седыми волосами. – Я подумала, не найдется ли у тебя времени, чтобы сделать мне небольшое одолжение?

– Какое, мама?

– Здесь один молодой человек, сын друга твоего отца. Я совсем забыла о выставке, когда сегодня днем пригласила его на коктейль. И он, скорее всего, останется к обеду.

– Ох, мама! – вскинулась Нора. – Вот уж не ко времени. У меня так много дел!

– Прошу тебя, дорогая.

Нора посмотрела на мать. Эти два слова обезоружили ее. Несмотря на свою хрупкую внешность, Сесилия Хайден была несгибаема, как скала.

– Он выглядит таким симпатичным молодым человеком, – продолжала она. – Герой войны. И через три дня он возвращается в армию. Уверена, он тебе понравится. Я велела Чарльзу привести его сюда, когда он появится.

Нора кивнула и успела повернуться к Сэму, который подошел к ней.

– Он хочет взять «Умирающего человека», – восхищенно выпалил Сэм.

– Только не это! – Голос ее был полон разочарования.

– Он ему понравился.

– Попроси его изменить свое мнение, – взмолилась она. – Я даже не хотела выставлять его. И не выставила бы, если бы мне не надо было чем-то крупным занять тот угол. Больше я в этом стиле не работаю.

– Неважно. Он хочет именно его.

Повернувшись, она сквозь толпу вгляделась в большую фигуру из железа. Она изображала человека, наполовину увязнувшего в земле, который, опираясь на локоть, другую руку прижал к сердцу, лицо его было искажено агонией. Она припомнила подъем, с которым работала над этой скульптурой, но сейчас она казалась ей безобразной.

– Пожалуйста, Сэм, уговори его на что-то еще!

– Только не я. Во всяком случае, не после того, как он сказал мне, что в первый раз увидел схваченный в скульптуре подлинный момент смерти.

– Он в самом деле так сказал? – уставилась она на него.

– Да, – кивнул Сэм.

Она снова посмотрела на статую, пытаясь увидеть в ней то, о чем говорил мастер.

– Ладно, – согласилась она.

– Отлично. Скажу ему, что он может забирать ее.

Наконец, ей выпала удача, в успокоение себе подумала она. Лучше участвовать в большой общей выставке, чем в маленькой. Увидев работу, люди ее уже не забудут.

Так она и стояла с задумчивым выражением на лице, когда ее мать подвела меня к ней. Миссис Хайден коснулась ее руки, и она повернулась к нам. Нора подняла голову, я увидел, что это та девушка, на которую я сегодня обратил внимание в заводском окне.

Я увидел, как глаза ее расширились от удивления, и понял, что она тоже узнала меня.

– Нора, это майор Люк Кэри. Майор Кэри – моя дочь Нора.

3

Война была точильным камнем, который обострял все человеческие желания.

Я смотрел на нее и понимал, что со мной все кончено.

Некоторые девчонки – сущие шлюхи, некоторые – леди, но для каждого мужчины есть одна, которая для него и та, и другая. Я понял это, как только притронулся к ее руке.

Темно-синие, почти фиолетовые глаза, скрытые за длинными тяжелыми ресницами, и густые черные волосы, поднятые вверх и забранные со лба. Матово светящаяся кожа, обтягивавшая высокие скулы, и тонкая, почти мальчишеская фигура с маленькими грудями дополняли представление о ней, которое я никак не мог уложить в четыре правила арифметики. Но это было то, что мне надо.

И я погиб. С концами. На жизнь и на смерть. Отныне и навсегда.

Ее мать отошла куда-то, а я все держал ее за руку. Голос у нее был низким и отличался тем изысканным произношением, которое свойственно девочкам, посещавшим частные школы на востоке страны.

– На что вы так смотрите, майор Кэри?

Я сразу же выпустил ее руку. Мне показалось, что я потерял всякое представление о реальности и мне предстояло колотиться головой о каменную стенку, чтобы испытать удовольствие, когда все прекратится.

– Простите, – пробормотал я. – Я не хотел так глазеть.

– Как вы узнали, где найти меня?

– Я не знал. Это всего лишь счастливая случайность.

– Вам всегда так везет?

Я покачал головой.

– Не всегда.

Я увидел, как ее глаза скользнули по нашивкам на моей куртке. Я знал, что она увидела. Рядом с Пурпурным Сердцем и медалями была такая огородная грядка, что урожая ее хватило бы на рождественскую елку.

– По крайней мере, вы остались в живых.

Я кивнул.

– Думаю, что мне грех жаловаться. Но досталось немало.

– И вы считаете, что удача вас покинет?

Это было скорее утверждение, чем вопрос. Я засмеялся. Эта девушка была не из тех, кто зря теряет время. Она целила точно в десятку.

– Дважды мне везло. И третьего раза не будет.

– Вы боитесь смерти?

– Все время.

Она снова посмотрела на нашивки.

– Я уверена, что они не пошлют вас обратно, если вы им все расскажете.

– Думаю, что нет, – ответил я. – Но делать этого я не буду.

– Почему?

– Потому что прослыть трусом я боюсь больше, чем умереть.

– Должно быть это не единственная причина.

Мне стало как-то не по себе. Она просто давила на меня, и я никуда не мог деться из-под этого пресса.

– Возможно, – признался я. – Возможно, смерть – это как женщина, за которой долго ухаживаешь. И тебя тянет узнать, так ли она плоха или хороша, как ты себе ее представлял.

– И это все, о чем вы думаете? – спросила она. – О смерти?

– Почти два года у меня не было времени задумываться над чем-то еще. – Я посмотрел на статую, которую заприметил, как только вошел в зал, на «Умирающего Человека». Я видел, что ее глаза следят за мной. – Я как тот человек, изображенный в статуе. Каждую секунду своей жизни.

Несколько секунд она смотрела на статую, а затем снова взяла меня за руку. Я ощутил, что ее стала бить дрожь.

– Простите, я не хотел вас смутить. – Брякнул, не подумав.

– Не извиняйтесь, – быстро перебила она меня. Глаза ее потемнели, наполнившись чернотой, почти как густое вино из виноградников рядом с Сакраменто. – Я прекрасно понимаю, что вы имели в виду.