Страница 39 из 53
– Судья! Судья Галлахер! – вдруг крикнул третий голос, и на лестнице послышались шаги. – Судья Галлахер!
Девлин хмуро посмотрел на Чарли Хеннингса, кузнеца, который ворвался в контору.
– Какого черта!
Чарли выглядел довольным и возбужденным.
– Он поймал их! Господи, Тадд поймал их! Честное слово!
– Кого? – хрипло спросил судья, хотя ему так же хорошо, как и Уиллоу, был известен ответ.
– Вашего парня и этих двоих, которые были в его компании, вот кого! – торжественно сказал Чарли и снова убежал, затопав вниз по лестнице.
Девлин бросился вслед, помедлив в дверях.
– Уиллоу! – прохрипел он. – Ты в порядке?
Уиллоу выпрямилась на стуле. Она знала, что когда-нибудь этот день настанет, но все равно не была к нему готова. Комната поплыла перед глазами, и слезы горячими струйками побежали по щекам. Она отпустила отца, как-то безумно махнув рукой.
Он понял ее и побежал на улицу.
Уиллоу продолжала сидеть неподвижно, уверенная в том, что если хоть немного пошевелится, то развалится на кусочки, которые уже никогда не сложатся вместе.
Она ощутила присутствие Гидеона задолго до того, как он заговорил.
– Уиллоу! Милая…
Вдруг Уиллоу потеряла контроль над собой. Она вскочила со стула, бросилась вниз по ступенькам мимо застывшего с перекошенным лицом Гидеона.
Они лежали поперек седел: Кой, Рэйли и Стивен. У Уиллоу подкатил к горлу обжигающий комок, когда она пробиралась сквозь плотную толпу к отцу.
– Мешок… – задыхался судья Галлахер, по лицу которого потекли слезы, когда он снимал закрывавший голову Стивена холщовый мешок.
Вид у Венсела Тадда был спокойно-извиняющийся.
– Мне очень жаль, судья. Очень жаль. Попал ему промеж глаз.
Уиллоу вскрикнула и бросилась к телу Стивена, но кто-то сзади остановил ее. Руки Гидеона, как стальные обручи, держали ее за талию, и у нее не хватило сил вырваться из них.
– Не надо, – прошептал он хриплым и сырым, как всхлипывание, голосом в ее волосы. – Нет, Уиллоу, не надо. Я отвезу тебя домой.
– А этому куда попал? – спросил хозяин салуна жизнерадостным тоном, указывая на Коя, словно тот был игрушечным зверьком.
– Прямо в сердце, – сказал Тадд, жуя табак. – И другому тоже.
– Отличный выстрел, – заметил другой мужчина, и внутри Уиллоу что-то сломалось, дав ей необходимую силу, чтобы вырваться из рук Гидеона.
– Вы хищники! – кричала она всему городу. – Грязные хищники! Они никогда не причиняли вреда никому из вас – они нужны были железной дороге живыми…
Гидеон мягко взял ее за локоть и повернул к себе. Лицо у него было безжизненное.
– Пожалуйста, Уиллоу, не надо.
Тогда Уиллоу вспомнила, что этот человек – Господи, теперь, несмотря на всю их близость, он казался ей чужим – надел шерифскую звезду, чтобы найти Стивена для своей проклятой железной дороги. Она пиналась, кусалась, кричала.
Гидеон даже не пытался защищаться. В его глазах было написано, что душа его разбилась. Наконец, судье удалось успокоить Уиллоу.
Откуда-то из дымки ужаса и потрясения послышался голос Венсела Тадда:
– Полагаю, я не заслужил двойной награды, которую вы предложили, Маршалл.
Двойной награды! Уиллоу забилась в сильных руках отца, готовая убить Гидеона. Когда это ей не удалось, она плюнула под ноги мужу и крикнула:
– Ты попадешь за это в ад, Гидеон Маршалл! Лицо его потемнело. Он протянул руку, пробормотав ее имя.
– Не сейчас, – холодно вмешался судья, и хотя Уиллоу не могла видеть лицо отца, она знала, что и его взгляд был устремлен на Гидеона. – Мы сами о себе позаботимся.
Люди сняли тела со спин лошадей и унесли их куда-то. Когда Девлин пытался увести Уиллоу домой, она бросила на Гидеона злой взгляд.
– Иуда! – прошипела она на прощание.
– Нет! – закричала Дафна, заламывая руки. – Нет, Гидеон, это неправда! Ты лжешь, чтобы заставить меня уехать домой… Ты…
– Дафна, он мертв, – настаивал Гидеон, бросив взгляд на обезумевшую Хильду. – Все кончено. Собирай вещи, и я отвезу вас с кузиной на станцию. Если ты поторопишься, то еще успеешь на поезд.
– Нет… Я должна встретиться с ним сегодня ночью… Гидеон взял ее за плечи.
– Стивен мертв, – повторил он.
При этом Хильда зарыдала, а Дафна вырвалась из его рук, как и Уиллоу раньше. Воспоминание об этом наполнило его болью.
– Дафна…
– Оставь меня в покое! – завизжала она.
– Хильда, – сказал Гидеон, все еще удерживая Дафну, – пожалуйста, собери вещи.
Хильда поспешила прочь, а Дафна вскрикнула от боли, не желая смириться, и, всхлипывая, упала Гидеону на грудь. Он обнимал ее, пока не прошла первая волна горя.
Голова у Уиллоу болела. Там, где когда-то находилась душа, зияла пустота. Яркое летнее солнце, так радовавшее ее всегда, теперь казалось просто ослепительным. Она вошла в помещение похоронного бюро.
– Я бы хотела осмотреть тела, – сказала она. Глаза ее были сухие и пустые.
Гробовщик был грузным, лысеющим мужчиной, с мокрой на груди от пота рубашкой.
– Вам вниз по улице, миссис Маршалл, – сказал он, перекладывая бумаги на столе и не поднимая на нее глаз.
– Дальше? Что…
– Они преступники, мэм, – напомнил ей гробовщик развязным тоном. – Вы хотите их видеть? Прекрасно. Они напротив конторы вашего мужа.
Уиллоу повернулась и поспешила на солнцепек, где даже ветерок не приносил облегчения. Она забыла об отвратительном обычае выставлять тела преступивших закон на публичное обозрение.
Так все и было. Стивена, Коя и Рэйли привязали к щитам и прислонили к деревянной стене под крышей конторы шерифа – конторы Гидеона – лицом на улицу. Кой и Рэйли, головы которых не были закрыты, невидяще смотрели в вечность.
Не замечая суетливого фотографа, который устанавливал свою камеру в нескольких шагах, Уиллоу спокойно подошла к братьям. Она встала на цыпочки и закрыла глаза Кою, потом Рэйли.
– Уиллоу!
Словно лунатик Уиллоу повернулась, чтобы увидеть говорившего с ней. Рядом стоял Норвилл Пике-ринг, держа в руке блокнот и карандаш, тень на глаза отбрасывал зеленый козырек.
– Ты все записываешь для газеты отца, Норвилл? – спросила она каким-то чужим голосом. – Ты оставил местечко в этом выпуске для перечисления их грехов?
Норвилл вздохнул и протянул к ней руку, но отдернул ее, заметив угрозу в глазах Уиллоу, вызванную его движением.
– Я думал, отец отвел тебя домой, – нерешительно предположил он. Кадык на его шее ходил вверх-вниз.
– Да, отвел, – тем же безжизненным голосом ответила Уиллоу, подняв подбородок. – Но я там не осталась.
– Тогда позволь мне отвести тебя, пожалуйста. Тебе не надо здесь находиться… Ты не должна видеть…
– Что мне не следует видеть, мистер Пикеринг? Что плата за грехи – смерть? – Она помолчала. Ветер раздувал ее юбки. Потом продолжила: – Ты собираешься написать и обо мне? Твои читатели, полагаю, будут очень заинтересованы в том, что лично я думаю, особенно в горе. К тому же они все, как один, придут смотреть на Коя А Рэйли.
– Уиллоу! – прохрипел Норвилл.
– Отойдите! – проворчал фотограф. – Мне нужно сделать снимки!
Уиллоу повернулась к нему, мгновенно оживившись, вырвала из рук фотоаппарат, бросила на землю, наступила на него одной ногой, а потом и другой, ощутив дикое наслаждение, когда он раскололся.
– Прекратите! – взревел фотограф. – Проклятье, это ведь дорогостоящее оборудование!
Уиллоу опустила каблук на стеклянный объектив. Какая жалость, стекло скрипнуло под ногой и покрылось сетью трещин.
Побледнев, высокий костлявый фотограф хотел схватить Уиллоу, но его опередил более удачный защитник – Норвилл Пикеринг. Пытаясь сдержать разозлившегося фотографа и в то же время оттащить Уиллоу от аппарата, он зарычал:
– Бога ради, кто-нибудь позовите судью Галлахера или шерифа!
– Уберите эту кошку! – вопил фотограф. Уиллоу обеими руками подобрала юбки и стала прыгать на уже разбитом аппарате, как в детстве на кровати.