Страница 2 из 14
Чего, с гордостью отмечала Пенелопа, она никогда и не делала.
И как будто этого было недостаточно, именно в 1813 году в «Светских новостях» начали печататься еженедельные обзоры, принадлежавшие перу некоей таинственной особы, именовавшей себя леди Уистлдаун. Одностраничная газетка стала сенсацией. Никто не знал, кто такая леди Уистлдаун на самом деле, но у каждого, казалось, были свои соображения на этот счет. Неделями – нет, месяцами – Лондон только об этом и говорил. Первые две недели газета доставлялась бесплатно – достаточно, чтобы заинтриговать высший свет, – после чего доставка внезапно прекратилась, зато на улицах появились мальчишки-разносчики, запрашивающие просто возмутительную цену в пять пенни за газетный листок.
Но к этому моменту никто и помыслить не мог, чтобы обойтись без ежедневной дозы последних сплетен, и все безропотно расставались со своими монетами.
В результате некая женщина (или, как полагали некоторые, мужчина) становилась богатой.
От своих предшественников леди Уистлдаун отличало то, что она не скрывала имен персонажей своих заметок. В газетке не было намеков на леди Р. или миссис В. Если леди Уистлдаун писала о ком-то, она указывала его полное имя.
И когда леди Уистлдаун хотелось написать о Пенелопе Федерингтон, она так и поступала. Первое появление Пенелопы в «Светских новостях» выглядело следующим образом:
«Из-за неудачного выбора платья мисс Пенелопа Федерингтон выглядела как перезревший плод цитрусовых».
Довольно болезненный укол, признаться, хотя и чистая правда.
Второе появление Пенелопы в газете леди Уистлдаун выглядело не лучше:
«За весь вечер мисс Пенелопа; Федерингтон не произнесла ни слова, и неудивительно! Бедняжка просто утонула в оборках своего платья».
В общем, Пенелопа не без оснований опасалась, что подобные отзывы не прибавят ей популярности.
И все же сезон нельзя было назвать полной катастрофой. Нашлись люди, с которыми она подружилась. Леди Бриджертон, как ни странно, прониклась к ней симпатией, и Пенелопа обнаружила, что может говорить с обаятельной виконтессой на темы, которые она никогда не стала бы обсуждать со своей матерью. Именно виконтесса познакомила ее с Элоизой Бриджертон, младшей сестрой красавца Колина. Элоизе тоже только что исполнилось семнадцать, но у ее матери хватило мудрости отложить ее дебют в свете на год, хотя Элоиза в избытке обладала привлекательностью и обаянием Бриджертонов.
Проводя первую половину дня в кремово-зеленой гостиной Бриджертон-Хауса (а чаще в спальне Элоизы, где они могли сколько угодно смеяться и обсуждать все на свете), Пенелопа время от времени сталкивалась с Колином, который – в свои двадцать два года – еще не сменил родительский дом на холостяцкое жилье.
Хотя Пенелопа и раньше полагала, что влюблена в Колина, ее детская влюбленность не шла ни в какое сравнение с тем, что она почувствовала, узнав его лучше. Колин Бриджертон оказался чертовски остроумным, веселым и бесшабашным, что делало его неотразимым в глазах женщин, но главное…
Колин Бриджертон был милым.
Какое глупое словечко! Однако при всей своей банальности оно идеально подходило к Колину. У него всегда находилось несколько добрых слов для Пенелопы, а когда она наконец набралась смелости сказать что-нибудь в ответ, помимо обычных приветствий и прощаний, Колин выслушал ее с явным интересом, что весьма облегчило их последующее общение.
К концу сезона Пенелопа пришла к выводу, что Колин Бриджертон единственный мужчина, с которым она способна поддерживать разговор.
О, это была любовь. Любовь, любовь, любовь! Пенелопа исписывала, целые страницы, чередуя это волшебное слово с именем Колина и такими волнующими словосочетаниями, как «Миссис Колин Бриджертон» или «Пенелопа Бриджертон». Разумеется, все это летело в камин, стоило ей заслышать шаги в коридоре.
Как-чудесно любить – пусть даже без надежды на взаимность – такого милого человека! Помимо прочего, это давало Пенелопе ощущение собственного благополучия.
Разумеется, этому ничуть не мешал тот факт, что Колин, как и все мужчины из рода Бриджертонов, был исключительно хорош собой. Унаследовав от предков знаменитые каштановые волосы, выразительный улыбчивый рот, широкие плечи и шесть футов роста, он обладал самыми потрясающими зелеными глазами, когда-либо украшавшими мужское лицо.
Такие глаза являются юным девушкам в мечтах.
И.Пенелопа не могла не мечтать.
Апрель 1814 года застал Пенелопу в Лондоне, где она проводила свой второй сезон, и, хотя она привлекла не больше поклонников, что и годом раньше (то есть ни одного!), честно говоря, этот сезон был не так уж плох. Пенелопа потеряла почти десять килограммов лишнего веса и могла теперь называть себя «приятно округлой», а не «чудовищно толстой». Конечно, ее фигуре еще недоставало стройности, соответствовавшей модному идеалу, но по крайней мере она изменилась достаточно, чтобы полностью обновить свой гардероб.
К сожалению, ее мать опять настояла на желтом и оранжевом с вкраплениями красного. На этот раз леди Уистлдаун написала:
«Мисс Пенелопа Федерингтон (наименее пустоголовая из сестер Федерингтон) была в лимонно-желтом платье, оставлявшем во рту кислый привкус».
Вряд ли подобную оценку можно было счесть лестной, но по крайней мере из нее следовало, что Пенелопа – самая умная в своем семействе.
Впрочем, Пенелопа была не единственной, кому досталось от язвительной журналистки. Кейт Шеффилд, появившаяся в желтом платье, удостоилась сравнения с нарциссом, и это при том, что Кейт собиралась выйти замуж за Энтони Бриджертона, старшего брата Колина и будущего виконта!
Так что Пенелопа не теряла надежды.
Разумеется, она знала, что Колин не женится на ней. Но по крайней мере он танцевал с ней на каждом балу, заставлял ее смеяться, да и сам смеялся ее шуткам, и этого было достаточно.
Жизнь между тем продолжалась. Лондонские сезоны проходили один за другим. Старшие сестры Пенелопы – Пруденс и Филиппа – нашли наконец мужей и покинули отчий дом. Миссис Федерингтон не оставляла надежды, что и Пенелопа сделает приличную партию, поскольку Пруденс и Филиппе понадобилось для этого пять сезонов, но Пенелопа знала, что ей суждено остаться старой девой. Несправедливо выйти замуж за другого мужчину, если она по-прежнему, отчаянно влюблена в Колина. А может, в уголке ее сознания – в самом дальнем уголке, запрятанном за спряжениями французских глаголов, которыми она так и не овладела, и математикой, которая ей так и не понадобилась, – все еще теплился крохотный огонек надежды.
До того дня.
Даже потом, годы спустя, Пенелопа называла это событие «тем днем».
Она явилась к Бриджертонам, как это часто бывало, чтобы выпить чаю с Элоизой, ее матерью и сестрами.
После чаепития Пенелопа направилась домой. Постукивая каблучками по мраморным плитам пола, она миновала парадный холл и вышла на улицу, Помедлила, поправляя накидку, и направилась пешком к своему дому, находившемуся недалеко, И тут увидел братьев Бриджертонов, очевидно, возвращавшихся с прогулки.
Три старших брата – Энтони, Бенедикт и Колин – вели обычный разговор, добродушно подшучивая друг над другом. Пенелопе всегда нравилось наблюдать, как Бриджертоны общаются между собой. В этом было что-то удивительно семейное.
Она вдруг услышала – в подтверждение ее способности появляться в самый неподходящий момент – слова Колина:
– …и уж точно я не собираюсь жениться на Пенелопе Федерингтон!
– О! – сорвалось с ее губ, прежде чем она успела спохватиться.
Все три Бриджертона повернулись к ней с одинаковым выражением ужаса на лицах, и казалось, прошла целая вечность, прежде чем Пенелопа взглянула Колину прямо в глаза и с достоинством, которого она в себе не подозревала, произнесла:
– Я никогда не напрашивалась вам в жены.
Колин побагровел. Он открыл рот, но не произнес ни звука. Это был, как с мрачным удовлетворением отметила Пенелопа, возможно, единственный пока случай в его жизни, когда он не нашел слов.